Валерий Брюсов - Том 3. Стихотворения 1918-1924
8 сентября 1920
Шаги Афродиты
Шаги Афродиты
Шагам Юпитера пристало удаляться,
Когда Венерины послышатся шаги.
АдалисМойры
Слышишь! по узорам плитСеребристый шаг звенит.Мойр веления исполни, —Уходи, владыка молний.
Геба
Над Олимпом сумрак синь,Трон блистающий покинь, —Там, где в брачных звездах небо,Только юность любит Геба.
Афина
Я во мгле клоню своеДнем горящее копье.Нестерпим богине мудройВзор Киприды златокудрой.
Афродита
Я иду смеясь, смеясь,Между мной и ночью вязь, —Пояс мой, соблазном свитый.Зевс! клонись пред Афродитой.
Зевс
Я к Данае, в сне ночном,Золотым сошел дождем;Летним днем был горд победой,В лике лебедя, над Ледой;Для Семелы тень была,Там, где я, всегда светла;Долго длилась ночь без сменыДля меня близ уст Алкмены;В свете, в сумраке, везде,В храме, в роще, на воде,Я готов в борьбе открытойПасть, сраженным Афродитой.
21 июля 1920
Стрелы ресниц
Еще в мечтах чернеют стрелыТвоих опущенных ресниц;Но день встающий, призрак белый,В пепл обращает угль горелый,Пред правдой властно клонит ниц.
Еще мечта нежна, как голосВолынки, влившейся в рассвет,Дрожит, как с ветром свежий колос,Но щеки жжет мне белый волос,Немая память долгих лет.
Клятв отзвучавших слишком многоИ губ, томивших в темноте.Полмира сжав, моя дорогаПо горным кряжам всходит строго,Ах, к той вершительной мете!
День торжествует, Солнце лепитИз туч уборы древних жриц,Вот-вот мир пламенем оцепит…Но в глубях тихих — черный трепетТвоих опущенных ресниц.
23 июля 1920
После дождя
Был дожде и замер; молний взвизгиУстали; тень сближала нас;На темных стеклах стыли брызги;Плыл призраков любимый час.
Твои глаза так были близко,Так хрупок шум твоих волос.Бег мерный месячного дискаКропил нас мглой безвлажных рос.
Пусть две мечты двух душ не слитыхТомил во тьме несходный сон,Но двум мирам на их орбитахМиг встречи был судьбой сужден.
Звезда к звезде в пространствах млечныхВлеклась, — мячи враждебных сил, —Чтоб встал огонь из сшибок встречных,Ночь неба кровью опалил, —
Чтоб смерч сгораний, вихрь бесструнныйНад слухом чутким в век вознес —Тишь бледных брызгов, отзвук лунныйИ хрупкий шум твоих волос.
28—29 июля, 1920
Египетский профиль
Твои мемфисские глаза.
Me eum esseКогда во тьме закинут твой,Подобный снам Египта, профиль, —Что мне, куда влекусь за тьмой,К слепительности ль, к катастрофе ль!
Разрез чуть-чуть прикрытых глаз,Уклоны губ чуть-чуть надменных —Не так же ль пил, в такой же чае,Ваятель сфинксов довременных?
Когда над ним, в забвенный год,Свой суд в Аду вершил Озирис,Не был ли принят в счет щедротВот этих век извивный вырез?
Застылый очерк бледных щекТаит всю быль о давнем брате:Его сквозь сумрак вывел РокК палящей пропасти объятий.
Вдавив уста в холодный ликТой жрицы Гора иль Изиды,Он гневно в камень вбросил крикВосторга иль глухой обиды.
Всё отошло; но Сфинкс в векаПронес его мечты и гибель.Где ж тайна их? в чертах виска?В той выгнутости ль? в том изгибе ль?
Хочу и я, как дар во храм,За боль, что мир зовет любовью, —Влить в строфы, сохранить векамВот эту тень над левой бровью.
1 августа 1920
Срок
Я знаю, ты, земля, вращеньем быстрымСвой старый шар влечешь во мрак и свет,Просторы разных стран бросая вследТо крикам рынка, то полночным систрам.
С полмиром кинут я теперь во тьму,Полсуток ждать мне солнечного всхода,Слежу без звезд по дугам небосвода,И глубь ночных часов страшна уму.
Расстались мы. Еще в глазах вся негаЖеланных глаз; все может губы сжечьЯд милых губ; прикосновенье плечВсё сладко пальцам. Но, летя с разбега, —
Земля швырнула нас к иному дню,Кружась, срок создает до новой встречи.Найду ль. я вновь те губы, веки, плечиИль в бездну мигов счастья сон сроню?
Лети, лети, земля, путем планетным,В пустыне сфер крути живой волчок, —Чтоб, малый, атом, я, изжив свой срок,Мог страстный вздох вернуть устам запретным!
1920
Две вазы
Две малых вазы из альвастраПрижать к губам и долго ждатьВ палящей мгле, над близкой бездной, —В них миро сладкое вдыхать,Жить странной тайной аромата,Пока зловещий глаз ГекатаНе врежет вдруг в ночную гладь,Спалив сияньем отсвет звездный,Тогда живой фиал поднятьК трехликой, в высь, к лучам, ad astral[3]И вот, пред тем, как телом стать,В руках начнут слегка дрожатьДве малых вазы из альвастра.
2–3 августа 1920
Ночная улица
Фонарей отрубленные головыНа шестах безжизненно свисли,Лишь кое-где оконницы голыеСветами сумрак прогрызли.
Бреду, спотыкаясь по рытвинамТротуара, в бездонном безлюдьи;Только звезды глядят молитвенно,Но и они насмешливо судят.
Звезды! мы — знакомые старые!Давно ль вы в окошко подглядывали,Как двое, под Гекатиными чарами,Кружились, возникали, падали.
Когда же вчера вы таяли,Уступая настояниям утра,Вы шептали, смеясь: не устали лиГубы искать перламутра?
Так зачем теперь отмечаю яНасмешку в лучах зазубренных,Что в мечтах — канун безначалияВ царстве голов отрубленных;
Что не смотрите ласково-матово,Как, замкнув рассудочность в трюме, яПо Москве девятьсот двадцатогоПроплываю в ладье безумия!
20–22 августа 1920
Хмельные кубки
Бред ночных путей, хмельные кубки.Город — море, волны темных стен.Спи, моряк, впивай, дремля на рубке,Ропот вод, плеск ослепленных пен.
Спи, моряк! Что черно? Мозамбик ли?Суматра ль? В лесу из пальм сквозных,Взор томя пестро, огни возникли,Пляски сказок… Вред путей ночных!
Город — море, волны стен. БубенчикСанок чьих-то; колокол в тени;В церкви свет; икон извечный венчик…Нет! бред льнет: в лесу из пальм огни.
Спи, моряк, дремля на рубке! Вспомни:Нега рук желанных, пламя губ,Каждый вздох, за дрожью дрожь, истомней…Больше, глубже! миг, ты слишком груб!
Колокол в тени. Сов! сон! помедли,Дай дослушать милый шепот, вкиньВ негу рук желанных — вновь! То бред ли,Вод ли ропот? Свод звездистый синь.
Чьи-то санки. Пляска сказок снова ль?Спи, моряк, на рубке, блеск впивай.Город — море. Кубков пьяных вдоволь.Пей и помни свой померкший рай.
1920
Длятся, длятся…
Длятся, длятся, сцеплены, союзны,Лентой алой скрепленные ночи.Память! в нежной устали ворочайЛегкий пух зари в сумрак грузный!
Лунной влагой облик милый залит,Тень на грудь — сапфирные запястья.Вот он, вот, взор сдавленного счастья!Змей, скользя, в глубокой ласке жалит.
Черный мрак над морем опрокинут,Зыбля челн в неистовстве прибоя.В звездность тайны падаем мы двое;В холоде ль эфира плечи стынут?
Эос! Хаос блесков без названья!Теплый мрамор ожил в теле гибком,В неге слипших губ, к немым улыбкам, —Вечность влить в мгновенья расставанья!
Память, смей! лелей земные миги!Их за свет иных миров стереть ли? —Смертной сети пламенные петли,Брошенной столетьям в этой книге!
26 сентября 1920