Владимир Маяковский - Том 6. Стихотворения, поэмы 1924-1925
2 августа 1924 г.
Севастополь — Ялта*
В авто насажали разных армян,рванулись — и мы в пути.Дорога до Ялты будто роман:все время надо крутить.Сначала авто подступает к горам,охаживая кря́жевые.Вот так и у нас влюбленья пора:наметишь — и мчишь, ухаживая.Авто начинает по солнцу трясть,то жаренней ты, то варённей:так сердце тебе распаляет страсть,и грудь — раскаленной жаровней.Привал, шашлык, не вяжешь лык,с кружением нету сладу.У этих у самых гроздьев шашлы* —совсем поцелуйная сладость.То солнечный жар, то ущелий тоска, —не верь ни единой версийке.Который москит и который мускат*,и кто персюки́ и персики?И вдруг вопьешься, любовью заливи душу, и тело, и рот.Так разом встают облака и заливв разрыве Байдарских ворот*.И сразу дорога нудней и нудней,в туннель, тормозами тужась.Вот куча камня, и церковь над ней —ужасом всех супружеств.И снова почти о скалы скулой,с боков побелелой глядит.Так ревность тебя обступает скалой —за камнем любовник бандит.А дальше — тишь; крестьяне, корпя,лозой разделали скатыТак, свой виноградник по́том кропя,и я рисую плакаты.Пото́м, пропылясь, проплывают года,труся́т суетнею мышиной,и лишь развлекает семейный скандалслучайно лопнувшей шиной.Когда ж окончательно это доест,распух от моторного гвалта —— Стоп! — И склепом отдельный подъезд:— Пожалте червонец! Ялта.
[1924]
Владикавказ — Тифлис*
Только нога ступила в Кавказ,я вспомнил*, что я — грузин.Эльбрус, Казбек. И еще — как вас?!На гору горы грузи!Уже на мне никаких рубах.Бродягой, — один архалух*.Уже подо мной такой карабах*,что Ройльсу* — и то б в похвалу.Было: с ордой, загорел и носат,старее всего старья,я влез, веков девятнадцать назад,вот в этот самый в Дарьял.Лезгинщик и гитарист душой,в многовековом поту,я землю прошел и возделал мушо̀й*отсюда по самый Батум.От этих дел не вспомнят ни зги.История — врун даровитый,бубнит лишь, что были царьки да князьки:Ираклии, Нины, Давиды.Стена — и то знакомая что-то.В тахтах вот этой вот башни —я помню: я вел Руставели Шо́тойс царицей с Тамарою шашни.А после катился, костями хрустя,чтоб в пену Тереку врыться.Да это что! Любовный пустяк!И лучше резвилась царица.А дальше я видел — в пробоину скалвот с этих тропиночек узкихна сакли, звеня, опускались войсказолотопогонников русских.Лениво от жизни взбираясь ввысь,гитарой душу отверз —«Мхолот шен эртс* рац, ром чемтвисМоуция маглидган гмертс…»[5]И утро свободы в кровавой росесегодня встает поодаль.И вот я мечу, я, мститель Арсен*,бомбы 5-го года.Живились в пажах князёвы сынки,а я ежедневно и нановоопять вспоминаю все синякиот плеток всех Алихановых*.И дальше история наша хмура̀.Я вижу* правящих кучку.Какие-то люди, мутней, чем Кура̀,французов чмокают в ручку.Двадцать, а может, больше вековволок угнетателей узы я,чтоб только под знаменем большевиковвоскресла свободная Грузия.Да, я грузин, но не старенькой нации,забитой в ущелье в это.Я — равный товарищ одной Федерациигрядущего мира Советов.Еще омрачается день инойужасом крови и яри.Мы бродим, мы еще не вино,ведь мы еще только мадчари*.Я знаю: глупость — эдемы и рай!Но если пелось про это,должно быть, Грузию, радостный край,подразумевали поэты.Я жду, чтоб аэро в горы взвились.Как женщина, мною лелееманадежда, что в хвост со словом «Тифлис»вобьем фабричные клейма.Грузин я, но не кинто* озорной,острящий и пьющий после.Я жду, чтоб гудки взревели зурной,где шли лишь кинто да ослик.Я чту поэтов грузинских дар,но ближе всех песен в мире,мне ближе всех и зурн и гитарлебедок и кранов шаири*.Строй во всю трудовую прыть,для стройки не жаль ломаний!Если даже Казбек помешает — срыть!Все равно не видать в тумане.
[1924]
