Сборник - Волшебная лютня. Зарубежная баллада
Роберт Саути
Адельстан
День багрянил, померкая,Скат лесистых берегов;Рейн, в зареве сияя,Пышен тек между холмов.
Он летучей влагой пеныЗамок Аллен орошал;Терема, зубчаты стеныОн в потоке отражал.
Девы красные толпоюИз растворчатых воротВышли на берег – игроюВстретить месяца восход.
Вдруг плывет, к ладье прикован,Белый лебедь по реке,Спит, как будто очарован,Юный рыцарь в челноке.
Алым парусом играетЛегкокрылый ветерок,И ко брегу приплываетС спящим рыцарем челнок.
Белый лебедь встрепенулся,Распустил криле свои;Дивный плаватель проснулся —И выходит из ладьи.
И по Реину обратноС очарованной ладьейПоплыл тихо лебедь статныйИ сокрылся из очей.
Рыцарь в замок Аллен входит:Все в нем прелесть – взор и стан;В изумленье всех приводитКрасотою Адельстан.
Меж красавицами ЛораВ замке Аллене былаВидом ангельским для взора,Для души душой мила.
Графы, герцоги толпоюК ней стеклись из дальних стран —Но умом и красотоюВсех был краше Адельстан.
Он у всех залог победыНа турнирах похищал;Он вечерние беседыВсех милее оживлял.
И приветны разговорыИ приятный блеск очейВлили нежность в сердце Лоры —Милый стал супругом ей.
Исчезает сновиденье —Вслед за днями мчатся дни:Их в сердечном упоеньеИ не чувствуют они.
Лишь случается порою,Что, на воды взор склонив,Рыцарь бродит над рекою,Одинок и молчалив.
Но при взгляде нежной ЛорыВозвращается покой;Оживают тусклы взорыС оживленною душой.
Невидимкой пролетаетБыстро время – наконец,Улыбаясь, возвещаетДругу Лора: «Ты отец!»
Но безмолвно и унылоНа младенца смотрит он,«Ах! – он мыслит, – ангел милый,Для чего ты в свет рожден?»
И когда обряд крещеньяПатер должен был свершить,Чтоб водою искупленьяДушу юную омыть:
Как преступник перед казнью,Адельстан затрепетал;Взор наполнился боязнью;Хлад по членам пробежал.
Запинаясь, умоляетДень обряда отложить.«Сил недуг меня лишаетС вами радость разделить!»
Солнце спряталось за гору;Окропился луг росой;Он зовет с собою ЛоруВстретить месяц над рекой.
«Наш младенец будет с нами:При дыханье ветеркаТихоструйными волнамиУсыпит его река».
И пошли рука с рукою…День на холмах догорал;Молча, сумрачен душоюРыцарь сына лобызал.
Вот уж поздно; солнце село;Отуманился поток;Черен берег опустелый;Холодеет ветерок.
Рыцарь все молчит, печален;Все идет вдоль по реке;Лоре страшно; замок АлленС час как скрылся вдалеке.
«Поздно, милый, уж седеетМгла седая над рекой;С вод холодный ветер веет;И дрожит младенец мой».
«Тише, тише! Пусть седеетМгла седая над рекой;Грудь моя младенца греет;Сладко спит младенец мой».
«Поздно, милый; поневолеСтрах в мою теснится грудь;Месяц бледен; сыро в поле;Долог нам до замка путь».
Но молчит, как очарован,Рыцарь, глядя на реку…Лебедь там плывет, прикованЛегкой цепью к челноку.
Лебедь к берегу – и с сыномРыцарь сесть в челнок спешит;Лора вслед за паладином;Обомлела и дрожит.
И, осанясь, лебедь статныйЛегкой цепию повлекВдоль по Реину обратноОчарованный челнок.
Небо в Реине дрожало,И луна из дымных – тучНа ладью сквозь парус алыйПроливала темный луч.
И плывут они, безмолвны;За кормой струя бежит;Тихо плещут в лодку волны;Парус вздулся и шумит.
И на береге молчанье;И на месяце туман;Лора в робком ожиданье;В смутной думе Адельстан.
Вот уж ночи половина:Вдруг… младенец стал кричать.«Адельстан, отдай мне сына!» —Возопила в страхе мать.
«Тише, тише; он с тобою.Скоро… ах! кто даст мне сил?Я ужасною ценоюЗа блаженство заплатил.
Спи, невинное творенье;Мучит душу голос твой;Спи, дитя; еще мгновенье,И навек тебе покой».
Лодка к брегу – рыцарь с сыномВыйти на берег спешит;Лора вслед за паладином,Пуще млеет и дрожит.
Страшен берег обнаженный;Нет ни жила, ни древес;Черен, дик, уединенный,В стороне стоит утес.
И пещера под скалою —В ней не зрело око дна;И чернеет пред луноюСтрашным мраком глубина.
Сердце Лоры замирает;Смотрит робко на утес.Звучно к бездне восклицаетПаладин: «Я дань принес».
В бездне звуки отразились;Отзыв грянул вдоль реки;Вдруг… из бездны появилисьДве огромные руки.
К ним приблизил рыцарь сына…Цепенеющая мать,Возопив, у паладинаЖертву бросилась отнять
И воскликнула: «Спаситель!..»Глас достигнул к небесам:Жив младенец, а губительНиспровергнут в бездну сам.
Страшно, страшно застоналоВ грозных, сжавшихся когтях…Вдруг все пусто, тихо сталоВ глубине и на скалах.
Варвик
Никто не зрел, как ночью бросил в волныЭдвина злой Варвик;И слышали одни брега безмолвныМладенца жалкий крик.
От подданных погибшего губительВладыкой признан был —И в Ирлингфор уже как повелительТоржественно вступил.
Стоял среди цветущия равниныСтаринный Ирлингфор,И пышные с высот его картиныПовсюду видел взор.
Авон, шумя под древними стенами,Их пеной орошал,И низкий брег с лесистыми холмамиВ струях его дрожал.
Там пламенел брегов на тихом склонеЗакат сквозь редкий лес;И трепетал во дремлющем АвонеС звездами свод небес.
Вдали, вблизи рассыпанные селаДымились по утрам;От резвых стад равнина вся шумела,И вторил лес рогам.
Спешил, с пути прохожий совратяся,На Ирлингфор взглянуть,И, красотой картин его пленяся,Он забывал свой путь.
Один Варвик был чужд красам природы:Вотще в его глазахЦветут леса, вияся блещут воды,И радость на лугах.
И устремить, трепещущий, не смеетОн взора на Авон:Оттоль зефир во слух убийцы веетЭдвинов жалкий стон.
И в тишине безмолвной полуночиВсе тот же слышен крик,И чудятся блистающие очиИ бледный, страшный лик.
Вотще Варвик с родных брегов уходит —Приюта в мире нет:Страшилищем ужасным совесть бродитВезде за ним вослед.
И он пришел опять в свою обитель:А сладостный покой,И бедности веселый посетитель,В дому его чужой.
Часы стоят, окованы тоскою;А месяцы бегут…Бегут – и день убийства за собоюНевидимо несут.
Он наступил; со страхом провожаетВарвик ночную тень:Дрожи! (ему глас совести вещает)Эдвинов смертный день!
Ужасный день: от молний небо блещет;Отвсюду вихрей стон;Дождь ливмя льет; волнами с воем плещетРазлившийся Авон.
Вотще Варвик, среди веселий шума,Цеди т в бокал вино:С ним за столом садится рядом Дума —Питье отравлено.
Тоскующий и грозный призрак бродитВ толпе его гостей;Везде пред ним: с лица его не сводитПронзительных очей.
И день угас, Варвик спешит на ложе…Но и в тиши ночнойИ на одре уединенном то же;Там сон, а не покой.
И мнит он зреть пришельца из могилы,Тень брата пред собой;В чертах болезнь, лик бледный, взор унылыйИ голос гробовой.
Таков он был, когда встречал кончину;И тот же слышен глас,Каким молил он быть отцом ЭдвинуВарвика в смертный час.
«Варвик, Варвик, свершил ли данно слово?Исполнен ли обет?Варвик, Варвик, возмездие готово;Готов ли твой ответ?»
Воспрянул он – глас смолкнул —разъяренноОдин во мгле ночнойРевел Авон, – но для души смятеннойБыл сладок бури вой.
Но вдруг – и въявь средь шума и волненьяРаздался смутный крик:«Спеши, Варвик, спастись от потопленья,Беги, беги, Варвик!»
И к берегу он мчится – под стеноюУже Авон кипит;Глухая ночь; одето небо мглою;И месяц в тучах скрыт.
И молит он с подъятыми руками:«Спаси, спаси, Творец!»И вдруг – мелькнул челнок между волнами;И в челноке пловец.
Варвик зовет, Варвик манит рукою —Не внемля шума волн,Пловец сидит спокойно над кормоюИ правит к брегу челн.
И с трепетом Варвик в челнок садится —Стрелой помчался он…Молчит пловец… молчит Варвик…вот, мнится,Им слышен тяжкий стон.
На спутника уставил кормщик очи:«Не слышался ли крик?» —«Нет; просвистел в твой парус ветер ночи, —Смутясь, сказал Варвик. —
Правь, кормщик, правь, не скорочелн домчится,Гроза со всех сторон».Умолкну ли… плывут… вот снова, мнится,Им слышен тяжкий стон.
«Младенца крик! Он борется с волною;На помощь он зовет!» —«Правь, кормщик, правь, река покрыта мглою,Кто там его найдет?»
«Варвик, Варвик, час смертный зреть ужасно;Ужасно умирать;Варвик, Варвик, младенцу ли напрасноТебя на помощь звать?
Во мгле ночной он бьется меж водами;Облит он хладом волн;Еще его не видим мы очами,Но он… наш видит челн!»
И снова крик слабеющий, дрожащий,И близко челнока…Вдруг в высоте рог месяца блестящийПрорезал облака;
И с яркими слиялася лучами,Как дым прозрачный, мгла,Зрят на скале дитя между волнами;И тонет уж скала.
Пловец гребет; челнок летит стрелою;В смятении Варвик;И озарен младенца лик луною;И страшно бледен лик.
Варвик дрожит – и руку, страха полный,К младенцу протянул —И со скалы спрыгнув младенец в волны,К его руке прильнул.
И вмиг… дитя, челнок, пловец незримы:В руках его мертвец;Эдвинов труп, холодный, недвижимый,Тяжелый, как свинец.
Утихло все – и небеса и волны:Исчез в водах Варвик;Лишь слышали одни брега безмолвныУбийцы страшный крик.
Томас Кемпбелл
