Осип Мандельштам - Стихотворения. Проза

* * *

Есть ценностей незыблемая ска́лаНад скучными ошибками веков.Неправильно наложена опалаНа автора возвышенных стихов.

И вслед за тем, как жалкий СумароковПролепетал заученную роль,Как царский посох в скинии пророков,У нас цвела торжественная боль.

Что делать вам в театре полусловаИ полумаск, герои и цари?И для меня явленье Озерова —Последний луч трагической зари.

* * *

Ни триумфа, ни войны!О железные, доколеБезопасный КапитолийМы хранить осуждены?

Или римские перуны —Гнев народа – обманув,Отдыхает острый клювТой ораторской трибуны;

Или возит кирпичиСолнца дряхлая повозкаИ в руках у недоноскаРима ржавые ключи?

Encyclica

Есть обитаемая духомСвобода – избранных удел.Орлиным зреньем, дивным слухомСвященник римский уцелел.

И голубь не боится грома,Которым церковь говорит;В апостольском созвучьи: Roma!Он только сердце веселит.

Я повторяю это имяПод вечным куполом небес,Хоть говоривший мне о РимеВ священном сумраке исчез!

* * *

Обиженно уходят на холмы,Как Римом недовольные плебеи,Старухи-овцы – черные халдеи,Исчадье ночи в капюшонах тьмы.

Их тысячи – передвигают все,Как жердочки, мохнатые колени,Трясутся и бегут в курчавой пене,Как жеребья в огромном колесе.

Им нужен царь и черный Авентин,Овечий Рим с его семью холмами,Собачий лай, костер под небесамиИ горький дым жилища, и овин.

На них кустарник двинулся стенойИ побежали воинов палатки,Они идут в священном беспорядке.Висит руно тяжелою волной.

* * *

– Я потеряла нежную камею,Не знаю где, на берегу Невы.Я римлянку прелестную жалею, —Чуть не в слезах мне говорили вы.

Но для чего, прекрасная грузинка,Тревожить прах божественных гробниц?Еще одна пушистая снежинкаРастаяла на веере ресниц.

И кроткую вы наклонили шею.Камеи нет – нет римлянки, увы!Я Тинотину смуглую жалею —Девичий Рим на берегу Невы.

Tristia (1916 – 1920)

* * *

– Как этих покрывал и этого убораМне пышность тяжела средь моего позора!

– Будет в каменной ТрезенеЗнаменитая беда,Царской лестницы ступениПокраснеют от стыда………………..………………..И для матери влюбленнойСолнце черное взойдет.

О, если б ненависть в груди моей кипела —Но, видите, само признанье с уст слетело.

– Черным пламенем Федра горитСреди белого дня.Погребальный факел чадитСреди белого дня.Бойся матери ты, Ипполит;Федра-ночь тебя сторожитСреди белого дня.

– Любовью черною я солнце запятнала!Смерть охладит мой пыл из чистого фиала.

– Мы боимся, мы не смеемГорю царскому помочь.Уязвленная Тезеем,На него напала ночь.Мы же, песнью похороннойПровожая мертвых в дом,Страсти дикой и бессоннойСолнце черное уймем.

Зверинец

Отверженное слово «мир»В начале оскорбленной эры;Светильник в глубине пещерыИ воздух горных стран – эфир;Эфир, которым не сумели,Не захотели мы дышать.Козлиным голосом, опять,Поют косматые свирели.

Пока ягнята и волыНа тучных пастбищах водилисьИ дружелюбные садилисьНа плечи сонных скал орлы, —Германец выкормил орла,И лев британцу покорился,И галльский гребень появилсяИз петушиного хохла.

А ныне завладел дикарьСвященной палицей Геракла,И черная земля иссякла,Неблагодарная, как встарь.Я палочку возьму сухую,Огонь добуду из нее,Пускай уходит в ночь глухуюМной всполошенное зверье!

Петух и лев, широкохмурыйОрел и ласковый медведь —Мы для войны построим клеть,Звериные пригреем шкуры.А я пою вино времен —Источник речи италийской,И, в колыбели праарийской,Славянский и германский лён!

Италия, тебе не леньТревожить Рима колесницы,С кудахтаньем домашней птицыПерелетев через плетень?И ты, соседка, не взыщи, —Орел топорщится и злится:Что, если для твоей пращиХолодный камень не годится?

В зверинце заперев зверей,Мы успокоимся надолго,И станет полноводней Волга,И рейнская струя светлей —И умудренный человекПочтит невольно чужестранца,Как полубога, буйством танцаНа берегах великих рек.

* * *

На розвальнях, уложенных соломой,Едва прикрытые рогожей роковой,От Воробьевых гор до церковки знакомойМы ехали огромною Москвой.

А в Угличе играют дети в бабкиИ пахнет хлеб, оставленный в печи.По улицам меня везут без шапки,И теплятся в часовне три свечи.

Не три свечи горели, а три встречи —Одну из них сам Бог благословил,Четвертой не бывать, а Рим далече —И никогда он Рима не любил.

Ныряли сани в черные ухабы,И возвращался с гульбища народ.Худые мужики и злые бабыПереминались у ворот.

Сырая даль от птичьих стай чернела,И связанные руки затекли;Царевича везут, немеет страшно тело —И рыжую солому подожгли.

* * *

Мне холодно. Прозрачная веснаВ зеленый пух Петрополь одевает,Но, как медуза, невская волнаМне отвращенье легкое внушает.По набережной северной рекиАвтомобилей мчатся светляки,Летят стрекозы и жуки стальные,Мерцают звезд булавки золотые,Но никакие звезды не убьютМорской воды тяжелый изумруд.

* * *

В Петрополе прозрачном мы умрем,Где властвует над нами Прозерпина.Мы в каждом вздохе смертный воздух пьем,И каждый час нам смертная година.

Богиня моря, грозная Афина,Сними могучий каменный шелом.В Петрополе прозрачном мы умрем, —Здесь царствуешь не ты, а Прозерпина.

* * *

Не веря воскресенья чуду,На кладбище гуляли мы,– Ты знаешь, мне земля повсюдуНапоминает те холмы………………..………………..Где обрывается РоссияНад морем черным и глухим.

От монастырских косогоровШирокий убегает луг.Мне от владимирских просторовТак не хотелося на юг,Но в этой темной, деревяннойИ юроди́вой слободеС такой монашкою туманнойОстаться – значит, быть беде.

Целую локоть загорелыйИ лба кусочек восковой,Я знаю: он остался белыйПод смуглой прядью золотой.Целую кисть, где от браслетаЕще белеет полоса.Тавриды пламенное летоТворит такие чудеса.

Как скоро ты смуглянкой сталаИ к Спасу бедному пришла,Не отрываясь целовала,А гордою в Москве была.Нам остается только имя:Чудесный звук, на долгий срок.Прими ж ладонями моимиПересыпаемый песок.

* * *

Эта ночь непоправима,А у вас еще светло!У ворот ЕрусалимаСолнце черное взошло.

Солнце желтое страшнее —Баю-баюшки-баю —В светлом храме иудеиХоронили мать мою.

Благодати не имеяИ священства лишены,В светлом храме иудеиОтпевали прах жены.

И над матерью звенелиГолоса израильтян.Я проснулся в колыбели,Черным солнцем осиян.

* * *

Собирались эллины войноюНа прелестный остров Саламин —Он, отторгнут вражеской рукою,Виден был из гавани Афин.

А теперь друзья-островитянеСнаряжают наши корабли —Не любили раньше англичанеЕвропейской сладостной земли.

О Европа, новая Эллада,Охраняй Акрополь и Пирей!Нам подарков с острова не надо —Целый лес незваных кораблей.

Соломинка

I

Когда, соломинка, не спишь в огромной                                                      спальнеИ ждешь, бессонная, чтоб, важен и высок,Спокойной тяжестью – что может быть                                                      печальней —На веки чуткие спустился потолок,

Соломка звонкая, соломинка сухая,Всю смерть ты выпила и сделалась нежней,Сломалась милая соломка неживая,Не Саломея, нет, соломинка скорей.

В часы бессонницы предметы тяжелее,Как будто меньше их – такая тишина, —Мерцают в зеркале подушки, чуть белея,И в круглом омуте кровать отражена.

Нет, не Соломинка в торжественном атласе,В огромной комнате над черною Невой,Двенадцать месяцев поют о смертном часе,Струится в воздухе лед бледно-голубой.

Декабрь торжественный струит свое дыханье,Как будто в комнате тяжелая Нева.Нет, не Соломинка – Лигейя, умиранье, —Я научился вам, блаженные слова.

II