Харри Мартинсон - Аниара
51
Серебряный цветок на хрупкой веткейедисской знати — молодая дамаизящного сложения, с прическойиз разделенных надвое волос:налево — цвета дня, направо — ночи, —с бесценным йабским гребнемиз огненной редчайшей яшмы.К другой йедисской даме обратясь,рассказывает, как из паланкинаона смотрела на восход луны —резного фонаря с осенним жаром —над бухтой Сетокайдо.
Нашел я этих дам однажды,когда перебирал останки Мимы,и радовался я и удивлялся.
Когда-то Мима выудила этуйедисскую красу, глаза, шелка,слова, звучавшие когда-тоблиз бухты Сетокайдо.
Вот дичь: всевышней Мимы больше нет.Вот дичь: богиня умерла от горя.
Все непонятно, все необъяснимо.Она мертва. Мы прокляты навек.
52
Останки МимыСмотрите, вот она,спеленутая по последней моде,как манекенщица, ступает.Вот кто достоин вечно пребыватьв сверхбытии, как Афродита,ни времени, ни соли неподвластной,у моря,омывающего Теб и мыс Атлантис.
Да брось ты.Эта женщина сгнилачетыре миллиона лет назад,и мощная культурная среда,ее вскормившая, исчезла без следа.
Как хороша, творец!Уму непостижимо!И что за туалет!Хеба, глянь-ка,чудный пояс, а?А крой какой!Все для того,чтоб женщина моглажить жизнью своего наряда,согласно моде и сезону,притом — по правилам искусстваи красоты, такой глубокой,что бухта Сетокайдо —единственный ее достойный фон.
Воистину, уму непостижимо.Кому страшней, творец, —тебе — выкашивать цветущие луга?А может, нам — любить цветы и знать,что ни один не уцелеет?Мы слабы — ты силен.Ну, завелись. Идем йургить.А знаешь,мы можем сделать что-то в этом роде.У нас полно и «Таньских силуэтов»и разных выкроек из Дорисбурга.
53
КопьеМы странствовали десять лет, когданастиг нас самый тонкий в мире призрак:копье, летающее по вселенной.Оно летело с той же стороны,откуда мы, и не меняло курса,и, двигаясь быстрее Аниары,нас обогналои умчалось прочь.
Но долго люди, группками собравшись,судили да рядили меж собой,что за копье, куда летит, откуда.Никто не знал, и что здесь можно знать?Что ни придумай, все невероятно.В копье поверить просто невозможно,и не для веры создано оно.Оно всего лишь мчится по вселенной,бесцельно пустота его пустила.Но все же этот призрак оказалвлиянье на умы:трое спятили, один с собой покончил,а пятый основал аскетов секту.Они свое бубнили нудно, яро,и много лет мутили Аниару.
Копье не пропустило никого.
54
Сад ШефоркаКонтакты с конструкторской группой Шефорк поощряет.Нас в «Вечной весне», то бишь в зимнем саду, угощает.
На каждом голдондере есть такой сад непременно.Им прозвище дали «летучие парки вселенной».
Нет мысли достойней и выше: беречь все живое.Там рай, где природа не тронута нашей рукою.
От взгляда застывшего вечной космической дали,от глянца машин мы в зеленую жизнь убегали.
По «Вечной весне» погуляли интеллектуалы.Проблемы охраны «Весны» Руководство подняло.
Как сделать, чтоб люди к живому свой взгляд обратили?Чтоб эти «летучие парки» любовно хранили?
Вот мы осмотрелись средь этой приятной природы.Трава под ногами, а сверху — весенние своды.
Все так натурально: сверкал ручеек, совершаярассчитанный путь среди стриженых кустиков рая.
И голубь летал, и весенняя высь голубела,вдали, в голубевшей нигелле, нагая сидела.
Вечерние тени одели ее прихотливо,и женщина мне показалась красивой на диво.
Изящная поза, прелестно бровей очертанье.Решил я увидеть поближе нагое созданье.
Хотя после выпивки космос мне был по колено,пронзенный ее красотою, я замер смиренно.
Неужто я сплю и неужто в видении сонномявилась мне Дева, в Горе заключенна Драконом?
И здесь, где голдондеры темное море качает,неужто забытая сказка теперь оживает?
Забыв о горах и драконов сведя подчистую,без мифов оставшись, мы видим лишь бабу нагую.
К чертям Руководство! Скорее узнать у красотки,как викинги ладят драконоголовые лодки?
И я для начала спросил у красы обнаженной:"Неужто же я нахожусь во владенье Дракона?"
А Дева в ответ: «Мое племя кричало из пламени: "Sombra!"А племя твое напустило огонь на Ксиномбру.
Я нас ненавижу с такою же силой, с какоюв "летучих садах" берегу и люблю все живое».
В хоромах Шефорка, казалось мне, тучи сгустились,и черным стыдом мои горести обогатились.
Все прочие беды пред этим пылающим взороммне вдруг показались каким-то нестоящим вздором.
И молча склонясь пред нагой, я пошел по проходу,сквозь пение птиц, улетавшее к ясному своду.
А так как Шефорк на других все вниманье направил,«летучие парки вселенной» я тихо оставил.
Запала мне в сердце рабыня прелестно-нагая,я долго терзался, Драконом себя полагая.
55
Пуст планетарий. Людям неохотаходить, смотреть космические лики,со стардека сквозь плекс-прозрачный сводследить за Волосами Вероники:в них вспыхнула сверхновая звезда,и свет ее приковылял сюда.
И астроном униженный вещает,как космос в кости холодно играетсверхновыми, а те среди игры,наскучив вечно приносить дарынеблагодарному фотонофагу,последний жар души швыряют в скрягу.И как же не взорваться, негодуя,когда такой огонь пошел впустую?
Какой-нибудь космический наглец,чей тон снобистский гонда выдает,послушав, с отвращением ввернетусталым саркастичным шепотком —мол, мне плевать на космос и на вас —одну из своего комплекта фраз.
И астроном кончает поскорей,остыв и извиняясь, свой рассказо чудесах космических морей.
56
Я встретил раз Шефорка в коридоре,ведущем в гупта-зал. И он с презреньемспросил: «Как долы Дорис, как там зори?И что с кукушкой, что с дроздовьим пеньем?Быть может, Мима вдосталь настрадалась?Я помню, вы весьма с похвальным рвеньемв ее груди искали центр страданий.Так что, нашли хотя бы эту малость?»
По форме салютую. Осторожнодокладываю: с горя умерлаПровидица, поняв, что невозможнонам убежать из клетки в замке зла.
Шефорк загоготал, как будто Мимаотгрохала смешную передачу.А я, свой дом в долине Дорис вспомнив,стою в тоске и только что не плачу.
Шефорку вид отчаянья несносен,он удалился. Я столбом стоял.Еще не скоро вереница весенпротопчет тропку к Миме в стылый зал.
Не скоро мы добьемся искупленьяза совершенный нами тяжкий грех.Да, я ищу настойчиво. Советыи помощь принимаю ото всех.
57
Когда Либидель постарела,она поднесла себе яду.Сжигая отцветшее тело,мы пели, согласно обряду.
Стыдиться в бесстыжей пустыне?Не сыщешь занятья нелепей.Любовь заржавела. Отнынехранись в нержавеющем склепе.
58
Из мук, из гнева тьмы явилась вера.Культ лона с ней соперничать не
Здесь Свет боготворят и как идею,и просто как огонь. Здесь пламя — бог.
Певица Ринда — пастырь прихожан.Могучий хор шумит, как ураган,когда девица с мертвыми очамина алтаре трепещет, словно пламя.
Она поет молитвенно: «О боже,когда-то в Ринде ты послал нам Свет,его познала я, увидя кожей.
И кожу обожгло. Пошли нам Свет,чтоб кожу ослепило, светлый боже».
Она в экстазе. Словеса слепойтемны, но хор восторженной волнойее подъял. В плаще огнеупорномиз несгораемого полотнасквозь тысячу огней она пройдет,к стене фотонофага припадет. — Верни нам Свет! — так молится она.
Хотели в этот зал попасть и мы,но нас оттуда гнали каждый раз —из храма Света гнали в море тьмы.
59
