Сергей Соловьев - Собрание Стихотворений
XVII. АЛТАРЬ ДИОНИСА[34]
В небо синее глядитТемный конус кипариса.Старый жертвенник стоитБога Диониса.
Замкнут сад стеной сырой.Влажный сумрак и прохлада.Только там и здесь поройПромелькнет дриада.
Где лесные божестваПотешались на свирелях,Всё умолкло, и траваПрорастает в щелях.
Долетел ручья напевИз-за мраморной колонны.Остро пахнут, перепрев,Мертвые лимоны.
Скоро ночь большую теньНа алтарь накинет.Тишина. Горячий деньПонемногу стынет.
Люди здесь молились встарьУ подножья кипариса.Это — брошенный алтарьБога Диониса.
XVIII.ВОСПОМИНАНИЕ[35]
Нет, не забыть мне Ривьеры;Детских годов,Свежих садовСердцу родной Бордигеры.
Помню я горные склоны…Как по утрамЯ по горамШел собирать анемоны.
Желтая вьется дорога.Вот фиалок ковер,Разбегается взор:Как душисты, как много их, много
Помню, как виды далеки, как широкиС береговИ боговПервые помню уроки.
Бордигера! Ты — матери нежное лоно —Первых дней колыбель —Тихий отельЛазерона!
XIX. МУНЭ СЮЛЛИ И АЙСЕДОРА ДЕНКАН[36]
Вы — две иконы в храме моей души:Слепец безумный, ярый Мунэ СюллиИ ты, весенняя улыбка,Нимфа Ионии, Айседора.
Я помню толпы, павшие с плачем ниц,С масличной ветвью, возле колонн дворца.О, что вам, дети? что вам, дети,Племя несчастное старца Кадма?
Склонилось солнце, кровель верхи златя.Страдальцу шепчет девушек легкий хор:Поверь улыбчивой надежде,Кто была матерь твоя, младенец?
Не Аполлон ли, розоланитных нимфЛюбовник тайный, зачал тебя, дитя,И нимфы грудью сладкомлечнойБыл ты взлелеян в глухой дубраве?
Нет, брось Надежды! отцеубийца — ты,На Кифероне твой отзовется стон:Кто осквернил преступным бракомМатери, матери вдовье ложе?
Ты с воплем вежды кованым бьешь ремнем,И червленеет кровью слепой зрачок.Ты пресмыкаешься во прахе,Зверь, уязвленный стрелою Рока.
Но что остудит яростных мук костер?Ах! кто осушит раны горячей кровь?Прохладный ветр любви дочерней:Посохом старцу — плечо Исмены.
Я помню пляску нимфы Диркейских струйО, Айседора, рощ Эриманфских цвет!В покрове из цветов весеннихТы устремлялась к родному солнцу!
То резвым фавном, ствол приложив к губам,Топтала стебли диких, лесных цветов;То, наклоняясь к белой влаге,Изнемогала в истоме сладкой.
То, позабывши шелест родных дубрав,Хитоном красным нежную скрывши грудь,Сменяла ты напев свирельныйНовыми гимнами арф небесных.
Ты заменяла родины злачный лугСадами кринов и золотых плодов,И полевые розы МосхаРайскою лилией Фра Беато.
То нисходила в бледный загробный мир,Чаруя лирой страждущий хор теней.Услышь мой голос, Евридика,Голос любви за печальным Орком!
Вы — две иконы в храме моей души.Вы — два фиала горьких и сладких грез:Вы дали пить мне на ГолгофеОцет Софокла и мед Гомера.
ПИЭРИЙСКИЕ РОЗЫ[37]
Родился я под небом полунощным,Но мне знаком Латинской музы голосИ я люблю Парнасские цветы.
Пушкин
I. ДАФНА[38]
Бог Эрот, ярясь на Феба,Вольный лет в эфире мча,Две стрелы свергает с неба,Изострив и наточа.
Феб томится в страстном плене:Грудь ему насквозь прожглаОстрым жалом вожделенийЗлатоствольная стрела.
Ранит Дафны грудь невинной,Леденящая сердца,Та другая, с сердцевинойИз тяжелого свинца.
И Эрот, отмстив обиды,Возвратился в небеса.Феба нимфы ПенеидыЖжет расцветшая краса.
Где журчит ручей прозрачный,Весь в серебряной пыли,Дафны, вольной и безбрачной,Дни веселые текли.
В брак уж вступить побуждал ее местный обычай,Но в неприступных лесах укрываться любила одна;Мужа чуждалась, звериною тешась добычей,Словно Диана, для страстной любви холодна.
Дафна скитаться любила в лесистой тени молчаливой,Всем женихам, что искали ее, отказав.Русые кудри, что прядью вились прихотливой,В косу простую сплетала, повязкой связав.
Шепчет ей Делий: «О Дафна! под деревом сядем!Внемли молениям страстным, и легкий покров распусти.Гребнем злаченым по этим распущенным прядямДай провести!»
Нимфа бесстрастная тщетно ему прекословит…Стройные члены раскинув меж трав и корней,Он ей любуется, дышит в лицо ей, и ловитКудри златистые — шелковых нитей нежней.
Хвалит взоры — звезд лучистей(Как от уст глаза отвлечь?);Нежны руки, пальцы, кисти,Белизна открытых плеч.
Очи гневом заблестели,Скрылась в мир лесных теней,И язвимый страстью ДелийС воплем бросился за ней.
Не мирящийся с разлукой,Он проносится средь чащ,— Светозарный, сребролукий, —И по ветру вьется плащ.
«Нимфа, постой! Как от льва убегают олени,Агнцы от волка, как голубь летит от орла,Что ты бежишь, спотыкаясь и раня колени,Будто из лука стрела?
Нимфа, постой! Доверяясь тропинкам неверным,Что ты бежишь, не внимая призывам любви?Ноги безвинные острым и жалящим терномНе рви!
Знаешь ли, кто за тобою бежит? Я — не горный,Грубый пастух, стерегущий родные стада.Знала бы, кто я, наверно ногою проворнойТы б не бежала тогда!
Знай: мне Юпитер — отец; я — пророчества дивного дараБог, и властитель я творческих грез.В Дельфах мне служат, покорны мне Кларос, ПатараИ Тенедос.
Стрелы мои беспощадны: неведом им промах;Только стрела твоя стрел моих грозных верней!Рана томит меня: я среди трав, мне знакомых,Сам врачеванья владыка, спасенья не вижу от ней».
Дафна, робко розовея,Всё бежит скорей, скорей,И, ее покровом вея,Ветер треплет прядь кудрей.
Мчится нимфа в ствольной дали,В зыбкой лиственной тени.Позолоченных сандалийРвутся крепкие ремни.
«Нимфа, стой, велик, могуч я,Быстробежный Аполлон!»Мнутся травы, гнутся сучья,Эхо вторит гул и звон.
Зов люби его бессиленДафна, розы розовей,Мчится ветром меж извилинДиких троп, во мгле ветвей.
Он нагнал, и Дафна слышит,Как дыханье горячо,И под ним стыдливо пышетОбнаженное плечо.
Речь его — упорней, гневней…Дафна смотрит перед нейВолны катит старец древний,Пенноблещущий Пеней.
И взмолилась: «о, родитель!Ты — всевластен, ты — велик.Будь же дочери спасительИзмени злосчастный лик».
Смолкла, и стала невинного агнца покорней.Тело ее цепенеет, и груди оделись корой.Резвые ноги впиваются в землю, как корни.Руки становятся сучьями, кудри — зеленой листвой.
Складки одежды твердеют, становятся глаже;Зеленошумной вершиной замкнулись уста.Вся изменилася Дафна, но та же,Прежняя в ней красота.
Любит ее и такой Аполлон, и, как члены,Гибкие сучья обвив, слышит сердца любимого бой.И поцелуи горячие напечатленыИм на коре, для ответных лобзаний немой.
«Будешь отныне цвести без скончаний,Будешь в моих извиваться кудрях,Будешь на цитре, на звонком колчане,Знаком победы на гордых царях.
Я примиряюсь с враждебною долейДафна, цвети же могучей, пышней,И на вожде, что войдет в Капитолий,Ярким победы венком зеленей!
Как мои кудри нетленно хранимы,Так свой зеленый убор сохрани;Вечно цвети: и в холодные зимы,И в беспощадные летние дни».
Кончил Пеан; и, ему отвечая,Лавр колыхаться вершиною стал,И, молодыми ветвями качая,Что-то шептал.
II. ПИРАМ И ФИСБА[39]
