Александр Артёмов - Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне
468. «На берегу желтели доски…»
На берегу желтели доски,И в ручейках краснела глина.Река легла светло и плоско,Кусты и небо опрокинув.
Она текла и не журчала,В какую сторону — забыла.И синий катер у причалаОдной чертою обводила.
Корму очерчивая тонко,К бортам прижалась, как лекало.И только темная воронкаИз-под руля вдруг выбегала.
И мне казалось, что сегодняТак стройно этих струй движенье,Что если бы убрали сходни —Осталось бы их отраженье.
1937469. МУЗЕЙ МУРАВЬЕВ
Двенадцать тысяч муравьевСобрали зернышки плодовИ много разноцветных игл —Музей готов.
Торчала кочка, а под ней,У догнивающих корней,Сто комнат и двухсветный зал,И там видней —Черники синенький плакат,Суставы муравьиных лат,Коронки челюстей, рогаРядком лежат.
И стопки крыльев расписных,И усики клопов лесных,И пряжа тонких паутинЛежат с весны.
Мешочки желтых мертвых тлей,И в кубиках вишневый клей,И в колокольчиках пыльцаСо всех полей.
Но странный есть один предмет,Таких в музее больше нет.Громадный конус, тяжкий весИ странный цвет.
Стоит он, круглый, без конца,Как бог, лишившийся лица,И капли сохранивший вид,Кусок свинца.
Здесь не узнают, как он тверд,Какою силой он протертСквозь пыль и ветер, ткань и костьИ шум аорт.
Как червь его безглазый грыз,И в прахе он катился вниз,И тонкий стебелек травыНад ним повис.
Его катили через пыльЗа сотни муравьиных миль.И в поколеньях муравьевЗабылась быльМикроскопических минут.
Сто поколений проживут,А он, ужасный и простой,Всё тут.
Геометрический предмет,Но для него масштабов нет,Как будто в этот мир внесенС других планет.
1938470. РАЗЛУКА
Весной над кустиком терновымВсю ночь просвищет соловей,Но дремлет над гнездом готовым.И нас порой замучит скука,Мы не найдем в себе ни звука,Хотим чего-то поновей…А для меня безделье — мука.
Да просветит меня разлукаПечалью ласковой своей!
25 апреля 1940471. СВИРСКАЯ ДОЛИНА
Мы на крутом остановились спуске,Там, где упрям дороги поворот,А склоны скользки и тропинки узки.
Невольно медлит робкий пешеход.Спускается, за столбики хватаясь.То вслух бранясь, то втайне усмехаясь,Он еле подвигается вперед.Он вдруг долину взором обведетИ замолчит. И хорошо вздохнет.
А перед ним отчетливей и ширеИ неба край, синеющий вдали,И дальние леса, и снежный берег Свири.
Там в бороздах чернеющей землиНесется вьюга белыми клокамиВдоль рельсовых путей и от костра к костру.Оттуда шум работ машинными гудкамиТо долетит, то смолкнет на ветру.
Там бревна, как рассыпанные спички,Там дымы, словно пух из птичьего гнезда,И в шуме трудовом, как в братской перекличке,К обрывам подбегают поезда.
Дымки паровиков белеют, отлетая,Как будто, тая, отлетает звук,И темной насыпи черта крутаяУ берега очерчивает круг.
А за рекой просторно и отлогоПоднялся склон. О, зимняя краса!
Синеющая санная дорогаИ сизые прозрачные леса.
Я был бы рад и зимнему туману,Когда метель и паровозов дымПокроют реку облаком густым,Но думалось: и сам таким же стану,Как эта даль, и ясным и простым.
Всё отдаленное мне представлялось рядомИ так отчетливо. Открыто. На виду.Хотел бы я таким же чистым взглядомГлядеть на всё, что на земле найду.
Родимый север мой! Не кинем мы друг друга,И свежесть бодрую мы понесем с собойИ к морю запада, и на предгорья юга,В спокойный труд и в беззаветный бой.Кидай в лицо горстями снега, вьюга,Шуми, метель, и наши песни пой.
И ты, река, родная мне, как Волга,Как половецкий Днепр. Петровская Нева.Твоя под снегом дремлет синева…
Хотел бы я остаться тут надолго, —Тут, как степной ковыль, былинная трава,Вся бурая, дрожит на косогоре,И галька сыплется со снегом пополам,И пыль морозная дымится по холмам…О русская краса! На всем земном простореМилей всего, всего желанней нам.
Затейница в недорогом уборе,Подруга верная и в радости и в горе.
И кто с тобой не весел и не боек,Кто в деле не удал и в горести не стоек?
Или не знали наши небесаИ косарей на зорьке голоса,И глухарей заливистее троек,И строгие леса заветных наших строек,И наших заповедников леса.
1941472. «Границу мы представляем кривой…»
Границу мы представляем кривой,Окрашенной в красный цвет.Кроме того, стоит часовой, —А так ничего интересного нет.
За ней синеет такой же лес,Так же стволы дубов черны.Но часовой потерял интересК предметам чужой страны.
Он будет смотреть от куста до куста,Но что ему этот вид!Будет ходить и, если устал,Винтовку к ноге. Стоит.
Как будто бы и ничего не грозит —Всё тихо, застыло хоть на сто лет,Но четыре патрона вошли в магазин,Пятый сидит в стволе.
Но если ночью шаги заскрипят,Ворохнется лист или наст —Уверенный выстрел тряхнет приклад,И эхо его отдаст.
473. «Вдоль проспектов глухо и слепо…»
Вдоль проспектов глухо и слепо,Спотыкаясь, идет тишина.Ветер замер, и ночь окрепла.Над заводом темнеет она.
Но сочатся всю ночь над цехамиСотни лампочек — желтых глаз.И лежит в шкафу за резцамиТвой проверенный противогаз.
1941?474. «Застыли, как при первой встрече…»
Застыли, как при первой встрече.Стоят и не отводят глаз.Вдруг две руки легли на плечиИ обняли, как в первый раз.
Всё было сказано когда-то.Что добавлять? Прощай, мой друг.И что надежней плеч солдатаДля этих задрожавших рук?
1941ИВАН ФЕДОРОВ
Иван Николаевич Федоров родился в 1913 году в деревне Нежданово, Старицкого уезда, Тверской губернии. В 1928 году семья Федоровых переехала в Ленинград. Иван окончил ФЗУ и стал работать столяром-краснодеревцем на фабрике им. Воскова, затем в мастерских Академии художеств; он был большим мастером своего дела. В это время у него пробудился живой интерес к поэзии. Днем Иван Федоров работал в мастерских, вечерами и ночами писал стихи.
С 1931 года стихотворения Ивана Федорова печатаются в журналах «Резец», «Ленинград», «Литературный современник».
За одиннадцать лет Федоровым написано более двухсот стихотворений и несколько лирических поэм. Но, будучи придирчиво требовательным к себе, печатался он немного.
Б. Лихарев писал об Иване Федорове: «Пристальное внимание ко всему, что оказывается в поле наблюдения, умение осмысливать предстоящий путь и свои задачи, умение анализировать свои чувства и явления жизни — делают молодое творчество Федорова очень привлекательным, нешаблонным».
