Владимир Маяковский - Том 7. Стихотворения, очерки 1925-1926
[1926]
Барышня и Вульворт*
Бродвей сдурел. Бегня и гу́лево.Дома́ с небес обрываются и висят.Но даже меж ними заметишь Ву́льворт.Корсетная коробка этажей под шестьдесят.Сверху разведывают звезд взводы,в средних тайпистки стрекочут бешено.А в самом нижнем — «Дрогс со́да,грет энд фе́ймус ко́мпани-нѐйшенал».А в окошке мисс семнадцати летсидит для рекламы и точит ножи.Ржавые лезвия фирмы «Жиллет»кладет в патентованный железный зажими гладит и водит кожей ремня.Хотя усов и не полагается ей,но водит по губке, усы возомня, —дескать — готово, наточил и брей.Наточит один до сияния лучикаи новый ржавый берет для возни.Наточит, вынет и сделает ручкой.Дескать — зайди, купи, возьми.Буржуем не сделаешься с бритвенной точки.Бегут без бород и без выражений на лице.Богатств буржуйских особые источники:работай на доллар, а выдадут цент.У меня ни усов, ни долларов, ни шевелюр, —и в горле застревают английского огрызки.Но я подхожу и губми шевелю —как будто через стекло разговариваю по-английски.«Сидишь, глазами буржуев охлопана.Чем обнадежена? Дура из дур».А девушке слышится: «О́пен,о́пен ди дор».«Что тебе заботиться о чужих усах?Вот… посадили… как дуру еловую».А у девушки фантазия раздувает паруса,и слышится девушке: «Ай ло́в ю».Я злею: «Выйдь, окно разломай, —а бритвы раздай для жирных горл».Девушке мнится: «Май,май гöрл».Выходит фантазия из рамок и мерок —и я кажусь красивый и толстый.И чудится девушке — влюбленный клеркна ней жениться приходит с Во́лстрит.И верит мисс, от счастья дрожа,что я — долларовый воротила,что ей уже в других этажахготовы бесплатно и стол и квартира.Как врезать ей в голову мысли-ножи,что русским известно другое средство,как влезть рабочим во все этажибез грез, без свадеб, без жданий наследства.
[1925]
Небоскреб в разрезе*
Возьми разбольшущий дом в Нью-Йорке,взгляни насквозь на зданье на то.Увидишь — старейшие норки да каморки —совсем дооктябрьский Елец аль Конотоп.Первый — ювелиры, караул бессменный,замок зацепился ставням о бровь.В сером герои кино, полисмены,лягут собаками за чужое добро.Третий — спят бюро-конторы.Ест промокашки рабий пот.Чтоб мир не забыл, хозяин который,на вывесках золотом «Вильям Шпрот».Пятый. Подсчитав приданные сорочки,мисс перезрелая в мечте о женихах.Вздымая грудью ажурные строчки,почесывает пышных подмышек меха.Седьмой. Над очагом домашним высясь,силы сберегши спортом смолоду,сэр своей законной ми́ссис,узнав об измене, кровавит морду.Десятый. Медовый. Пара легла.Счастливей, чем Ева с Адамом были.Читают в «Таймсе» отдел реклам:«Продажа в рассрочку автомобилей».Тридцатый. Акционеры сидят увлечены,делят миллиарды, жадны и озабочены.Прибыль треста «изготовленье ветчиныиз лучшей дохлой чикагской собачины».Сороковой. У спальни опереточной дивы.В скважину замочную, сосредоточив прыть,чтоб Ку́лидж дал развод, детективымужа должны в кровати накрыть.Свободный художник, рисующий задочки,дремлет в девяностом, думает одно:как бы ухажнуть за хозяйской дочкой —да так, чтоб хозяину всучить полотно.А с крыши стаял скатертный снег.Лишь ест в ресторанной высибольшие крохи уборщик негр,а маленькие крошки — крысы.Я смотрю, и злость меня беретна укрывшихся за каменный фасад.Я стремился за 7000 верст вперед,а приехал на 7 лет назад.
[1925]
Порядочный гражданин*