Юнна Мориц - По закону – привет почтальону
Яблоки делают так. Кусачками режут медную проволоку, цвет которой – чистое золото пиратского клада, золотого петушка, золотой рыбки, золотой яблони, где в золоте ветвей растут золотые яблоки – до войны, во время и после, и вечно, и послевечно.
Из этой проволоки, забинтованной зелёным лоскутиком ситца, но лучше – батиста, получается стержень яблока и веточка, из него торчащая, там в конце и листик яблони потом образуется.
На стержень, как пряжа на веретено, слоями навивается вата, через два слоя на третий обмазанная свежесваренным клеем, чтоб звенело, блестело и гладко круглилось, – можно и жидким крахмалом, но это хуже намного, вид будет вял, не сочен.
А как высохнет обмазка в яблоке и на яблоке и заблестит оно по-стеклянному, тут же красятся кистью яблоко и веточка, из него торчащая с листиком яблони, который здесь образуется.
Таким же образом делают груши, сливы, персики, вишни, апельсины, абрикосы, мандарины, баклажаны, морковь, огурцы, помидоры – и всё это сдаётся по накладной, при точном подсчёте штук изделия, а пять яблок оставляют тебе для подвески на ёлку, если дети имеются и справка о том.
Последнее яблоко съели, когда мне было четыре года, потом война покатила нас далеко от яблок, и начисто я забыла, что их едят. Но яблок я тех понаделала с матерью и сестрой великое множество, и по живому яблоку никак не тоскуя, – только по круглому хлебу.
Сказок о хлебе мало, о яблоках – много. То в яблоке отрава колдунская, то сон невозможной силы, то змейский соблазн, то Божий запрет, то чистое золото, – а кто ж это ест?!.
И ещё слух был и шёпот про то, что яблоки видеть во сне, – к похоронке.
Яблоки делать и во сне их не видеть?.. А как? Тайна молитвы.
Последнее яблоко сделала, когда было мне восемь лет, сразу тогда и война кончилась, и поехали мы, поехали в обратную сторону, домой, в деревянных вагонах, местами – в телегах… И вдруг на станции продают яблоки вёдрами!
Оказалось, что их едят!.. Их ножом режут!.. Их чистят, и стружка вьётся!.. Их варят! Они сочатся и пахнут!..
И все ко мне пристают, прямо хватают за шиворот: «Ну съешь яблочко! Ну только понюхай, какой аромат! Это же – белый налив!»
Мне съесть тогда яблочко было – что съесть табуретку или ключ от дверей. Моя память не ела яблок и противилась ожесточённо.
А люди ржали, как лошади, вгрызаясь в яблоки по самые кости дёсен, из которых лилась кровь, потому что – авитаминоз.
И хрустел народ яблоками в кровавом соку и, за шкирку держа, тыкал меня в те душистые вёдра, полные яблок.
Пришлось мне тогда загрызть одно яблочко с листиком, белый налив. И стало то белое яблочко красным, потому что дитя народа сочится теми же дёснами, – как выяснилось на той же станции, где я тогда выплюнула в ладонь семечко яблока, красное семечко…
С тех пор яблоки даже снились мне иногда, но сон тот был не смертелен.
А вот корабль, плывущий во сне по улицам города, как в Венеции, оставил меня сиротой на лютом ветру и скрылся в тумане вечности с моими родными, материнско-отеческими.
В тумане, который плющит мне сердце, когда он сюда натекает.
Надо было делать кораблики. Яблоки делают так, кораблики – эдак, но всё едино, и есть в этом деланье детском космический ритм, который – молитва,
защита
и светлая память о тёмном.
В тени стрекоз
* * *И ветер не о ветре,И снег не о снегах,И струны не о струнах,Песок не о песке,Слеза не о слезах,И звёзды не о звёздах,И крылья не о крыльях,И не о песне песня,И ритмы не о ритмах,Стихи не о стихах,Свеча не о свече…О чём?.. О том и речь.
* * *Они рыдают в том столетье,Где пушки, ядра, кони в дыме,Их старики рыдают, дети,И я рыдаю вместе с ними.
Рыдают стены в старом замке,Искусство и зола в камине,Рыдают жёны, куртизанки,И я рыдаю вместе с ними.
Рыдают кущи над прудами,Стада и мельниц перекрестье,Любовь, пространство и страданье,И я рыдаю с ними вместе.
Со мной рыдают выси, глуби,Колокола рыдают храма,Рыдает в дворницком тулупеНа льду кровавом мелодрама,
Долбёжка льда рыдает ломом,Круша сердечные мерзлоты.И небеса текут по склонамТакой рыдательной работы.
Они рыдают на планете,Где нас ещё и нет в помине.И мне смешны рыданья эти,Но я рыдаю вместе с ними.
КОЖА
В источнике всех расцветших империй – рабы,Пленные всех цветов и оттенков кожи,Цветоделение кожи в печатне судьбы,В коже мозгов, чья дешёвка всего дороже.
Галеры, гружённые кожей гребущих рабов,По коже морей, где звёздочки, солнышки, рыбки.Пирамидальная кожа культурных плодов,Золото масок, загадочные улыбки.
В слове РАБОТА – первое слово РАБ.А что означает «ота»?.. Ну, ота – и ота!Из барабанов кожаных,Из божественно кожаных лапИзвлекается эта нота…
* * *Всё забывается, прекрасно забывается…Но всё блистательно забытое сбываетсяПод видом новости, визжащей, как свинья.Палачка с хохотом над жертвой издевается,Война за нефть правозащитной называется,И щедро платят под знамёнами вранья!
Всё забывается, прекрасно забывается…Но всё блистательно забытое сбываетсяПод видом новости, клубящейся, как пыль,В которой войны все клубятся и трофеи,Гремучей мысли там клубятся корифеиИ грубой силы вечно свежий, наглый стиль,
Который с хохотом над жертвой издеваетсяПод видом новости, чья мерзость не скрывается,Поскольку это – лучший способ навязатьСмертельный страх и той раздавленности скотство,Когда взорвать себя – святое благородство,Чтоб сапоги во время пыток не лизатьПод видом новости, плодящей их господство!..
ЗЕРКАЛЬЦЕ
– Предъявите ваши права!– Права на что?..Я не вожу авто.– Предъявите права на жизнь.
Далее будет сказано:То ли «ваши права в порядке»,То ли «ваши права просрочены»,То ли «в праве на жизнь отказано».
– Ваши права просрочены,Вы числитесь в списке стран,Где ещё не убит тиран, —И будете обесточены!..
Объявление у обочины:«Другие права на другую жизньВыдаются в обмен на трупыТирана и членов преступной группы».
– Предъявите права на жизнь!– Права на что?!. Козёл, – говорю, – баран!– Вы числитесь в списке стран,Которым в праве на жизнь отказано,И ваша вина доказана,Вы – ось мирового зла,Полюбите и козла.
– Да пошёл ты!..И он пошёл,Пошёлковый, как пошёлк.У меня потому что в зеркальце —Пламя паяльной лампыНа случай качанья прав:– Предъявите права на жизнь!..
* * *Убитый жизнью встал с постели,И стал он время убивать.В его убитом жизнью телеБыла с колёсами кровать, —
Там кошка дохлая дремала,Он смёл её, как домино.– Его убить, конечно, мало! —Она подумала в окно.
Давно убитый начал бритьсяСтанком, где лезвие «Жилетт».На стенке льдина серебрится —Его зеркально бритый бред.
В убитой жизнью сковородкеУбил он с хрустом пять яицИ жарит эти самородкиДавно убитых жизнью птиц.
Рыдает телефон в квартире,Убитый потроша уют.Автоответчик в нём – как в тире,Где все убитые встают.
Убитый едет на лошадке,Что ни жива и ни мертва.И в полном у него порядкеНа жизнь убитую права.
* * *Не вижу, не слышу, не знаю.Не ем их победы бульон.Смешна их защита сквозная.Одна я, а их – легион.
Улыбки защитная дымкаОкутала тайну мою:Я – шапка, и я – невидимка,Я письма на почте пою.
Получка идёт облаками, —Приходится в выси влезать…Нельзя никакими полкамиПоющую почту слизать.
Хранят её ветры и волны,И голое тайны лицо.Вы будете почтой довольны,Поющей для вас письмецо.
Я – шапка, и я – невидимка,Я письма на почте пою.Вам нравится эта картинка,Но я её не продаю.
* * *Венеция, морские волки,Купцов роскошные дворцы,Креолки цвета кофемолкиИ воздух с пряностью гнильцы.
У денег, здесь окаменевших,Черты прекрасного лица, —Я не о данных чисто внешних.Нет Тициана без купца.
В палаццо на тахте – как в лодкеПлыву я с ветром в котелке,Играют голые красоткиС красавцами на потолке,
У них в кустах отличный климат,Закат подробно облакат,И весь простор так чисто вымыт,Что плоть взывает, как плакат.
Куда ж нам плыть?.. Какие ценыИ за какую брать мечту,Чтоб наши потолки и стеныНе плыли в бездны пустоту?..
И кто нам пересадит почкиНадежд, отбитых за пустяк,За кувыркающийся в бочкеКвадрата чёрного костяк?..
* * *Окно откроешь – задохнёшься… Дым.К зрачкам он присосался, к облакам, —покачиваясь маревом рудым,он дышит вместо нас, в его капканпоймался дыморощенный лубок,где всё для дымократии дымится:дымитинг, дымочадцы, дымагог,дымохозяйство, дымонтаж, дым-птица,«Дым просвещенья», дымонстраций дымонизм,«Дым литераторов», а также «Дым учёных»и «Дым кино»… Москвы дымится организм.Дымятся яблони от яблок там печёных.
* * *Одна война сменить другую,Одна чума сменить другуюСпешат, меняя имена, —Теперь войну зовут подаркомСвобод, которые придуркамДаёт напавшая страна.
Теперь война – как стиль общенья,Как дух эпохи Просвещенья,Как свет, не знающий границ,Как Божий дар, как цвет культуры,Чьи бомбы умные – не дуры,А просто ангелы больниц.
Одна чума сменить другуюСпешит, лекарствами торгуя.Дают роскошные балыСвои чумные деньги в кассу, —Чума теперь имеет массуИмён, грядущих как валы.
И даже полагать наивно,Что это кончится спортивно —Победой человека над…Нет человечества другого,Чем то, которое готовоПереназвать свой личный ад.
ПОЛОМКА
Свет погас, приёмник сдох,Холодильник вздрогнул – «ох!»Больше нет Саддама с Бушем,Нет ГОВНАТО, нет ООН.Письку не видать под душем —Так темно со всех сторон!Нет известий – нет войны,Рожи гадов не видны.Стало тихо, как в селе,Где букашка в киселе!..
ЗАПИСКА,
плывущая в бутылке с островаСвятого Никогда…такой навяжут путь, такую благодать,что ты уже ничем не будешь обладать,с навязчивой улыбкой идиотапытаясь переплыть навязчивость болота,навязанную жижу дней, людейс мозгами, полными навязанных идей.
…такой навяжут бред, такой навяжут стиль,что свяжешь сам себя и память сдашь в утиль,с навязчивой улыбкой идиотаторгуя и навязывая что-тонавязчиво улыбчивым рабам,натянутым на мира барабан.
…такой навяжут воз такого барахла,изношенного там, где стыд превозмогланавязчивых идей безумная палата, —что, выносив дотла, ты станешь как заплата,носимая отдельно от чего-тос навязанной улыбкой идиота.
…читатель мой, плыву тебе сказать:всё, что навяжут, надо развязатьбез промедленья, срочно, чем попало,заметь, улыбка волчьего оскала —у всех, чья беспощадная работанавязывать улыбку идиота.
…не будь добрей врага и слаще пирога,я не хочу, чтоб ты ударился в бегапод натиском навязчивого блага,с которым лезет наглая отвагаорды навязчивой, навязчивых племён,времён навязчивых, навязчивых знамён…
…свою навязывай им жизненную волю, —я всё равно тебе исчезнуть не позволю!
* * *«Вы – мертвец!» – кричали Блоку.Блок ответствовал: «Мертвец».На него глядел с ухмылкойЖизнерадостный стервец.
Ангел Блока был прозрачен,Ангел Блока был незрим,Ангел Блока был – как воздух,На котором говорим,
Был – как воздух языка…Вот причина умереть —Атрофия воли к жизни,Где ничто не свято впредь.
* * *Кто сказал, что поймут и полюбят?Что за глупости!.. Если поймут,Пониманьем своим и погубят,И навяжут его, как хомут,
И полюбят за то, что заезжен,Что цена твоя пользе равна,Что бываешь особенно нежен,Чуя сахара власть и зерна.
Делай всё, чтоб других понимали,Чтоб, любовью заездив своей,Не тебя, а других обнималиЗа мозги хомутами любвей.
Дай промчаться упряжкам, обоймам,Не прельщайся любовью лавин.Незаезжен, безбрежен, непойман,Будь прозрачен и неуловим!..з
* * *Насилье наглое и наглое бессилье.Такое бешенство укушенных свободой.Свободой бешеной кого не укусили,Тем повезло, как с карточной колодой, —
Им карта выпала, которую сдавалиРукой счастливой, чтобы в наглом стилеИх наглостью своей не доставалиНасилье наглое и наглое бессилье.
У наглости – большая энергетикаНасилья наглого и наглого бессилья,На их концерт не надо мне билетика,И счастлив тот, кого туда не пригласили!..
На их концерте лебедями пляшут черти,Летят гробов концертных эскадрильи,А в них – отличники, чей гонорар в конверте —Насилье наглое и наглое бессилье.
* * *Адам и Ева. Яблочный пирог.Рекою пахнет кислород заката.Цивилизация согнёт в бараний рогКультуру… Птичка свищет адвоката.
У Евы поступь девочки в раю,Адам кудряв, как царский арапчонок.Прозрачна ткань, которую кроюИз марева развалин обречённых.
Источник света скрыт за тем холмом,Чья прелесть без конца меняет краски.Адам и Ева блещут не умом,Их случай – глубже умственной закваски.
Змея по делу в гости заползла,И кожи сброс даётся ей от Бога.Чтоб ноги вытирать, не помня зла,Она оставит кожу у порога.
Прощаясь, эта гостья всех простит,И все простят с улыбкой это змейство,Чья мудрость быт намного упростит,Когда на змейку застегнёт семейство.
* * *Наклонись, я шепну тебе что-то,И легко тебе станет, легко, —Мне по жизни положена льготаНа чужое подуть молоко,На чужие кошмары и страхи,На тревоги чужой кипяток,На тоску человеческой птахиВ проводах, где колотится ток.
Я шепну тебе что-то такое,Что одна лишь природа поймёт. —Я тебя не оставлю в покоеПопивать смертолюбия мёд.Мне по жизни положена льготаНе бояться ни мыслей, ни слов.Наклонись, я шепну тебе что-тоГлазом, вечно открытым для снов.
Есть такие наивные вещиИ такие глазные слова,Что от них разжимаются клещи —И душа оживает сама…
* * *Люби себя круглые сутки,Как тех, кто тобою любим.Люби свои глупые шуткиИ мудрость, подобную им.
Люби себя ежеминутно,Как тех, кто возлюблен тобой,Люби себя нежно, распутно,Невинно, как лодку – прибой.
Люби себя – как на прощанье,Прощай себе мелочь обид,Чьё, надо сказать, верещаньеНеслабые судьбы дробит.
Люби, как творение Божье,Себя, моя радость, себя.Ничтожен, кто Бога тревожит,Себя самого не любя.
* * *В маске бабочки залетелаЧья-то в окно душа.По улице в маске телаВ ясли несут малыша.
Утро – в маске трамвая.В маске змеи – аптека.Мглупости напевая,В маске иду человека.
* * *Поэты, вообще, не продаютсяТак хорошо, как, например, сосиски,Сметана, масло, яйца, молоко,Не говоря уж о вине и водке,О пиве, о крупе, лапше и прочихТоварах ширпотреба – как брильянты,Сапфиры, изумруды и рубины,Наркотики, слоны и самолёты,Собаки, кошки, туфли, попугаи,Которые, конечно, нарасхват, —
Так продаются только юмористы,Так продаются только кинозвёзды,Так продаются только музыканты,Художники, которые в гробу.Поэты, вообще, не продаютсяТак хорошо нигде и никогда,И в этом – их неслыханная роскошь,Не позволительная больше никомуИ не доступная, да что и говорить!..
МУЗЕЙ ДОНОСОВ
Музей Доносов – вот какое делоОбречено на бешеный успех.Там очередь у входа бы гудела,Билетов не хватало бы на всех.
Печатный цех раскатывал бы глянцыДоносных копий, цвет употребя.И знающие русский иностранцыТакое завели бы у себя.
И всех наук философ, ЛомоносовИли другой Сократ из наших мест,Оружие бессмертное доносовЗдесь изучал бы не в один присест.
Такая оружейная палатаБольшой доход давала бы в казну, —За вход была бы маленькая плата,Но вы учтите публики волну!..
Древнейшее оружие отбросов,И гениев коварных, и владыкСобрал бы вот такой Музей Доносов,Запасы пополняя каждый миг.
И частные коллекции, в которых —Шедевры знаменитых мастеров,Блистали бы в тех залах, в коридорахДоносами, чья сила – будь здоров!
Работали бы там доносоведы,Новинок презентации бы шли,Торжественные ужины, обеды…И все бы там сердца глаголом жгли!
Музей Доносов – вот какое делоОбречено на бешеный успех.Я кой-кому местечко приглядела —Как раз для выставки произведений тех…
* * *Папа Формоз I, когда его перестали бояться, былизъят из могилы, наряжен в папские одежды, поса —жен в кресло и судим на церковном соборе. Еготруп был признан виновным и отдан на растер —занье толпе, которая весело поволокла мертвецапо улицам Рима, раскачала и бросила в реку Тибр.Это было в 897 году, почти вчера.
Выкапывать труп, говорить ему правду в глаза,Судить его зверства, глумясь над его отрупеньем,И храбро таскать за усы, за пиписку и заСвой заячий страх, за ползучесть свою по ступеням,
За ногу, бежавшую в ногу со временем так,Что вся износилась под знаменем этого трупаИ выросла новая, в новый залезла башмак,Толчёт холуёвые грязи, как пестиком – ступа.
Великое счастье – дожить до таких перемен,Увидеть, как множатся копии лживых утопийИ в них не утопнуть, не сдаться ни времени в плен,Ни тем гробокопам, у трупа ликующим в попе.
Великое счастье – дожить до свободы такой,Поэтка эпохи (смотрите в словарь!) копрофагов.Дыши кислородом поэтским, поскольку другойТебе перекрыли, но ландыши прут из оврагов.
Ты – чистая лирика, а не с гротеском бурлеск, —И только посмей мировому стандарту потрафить!..Ты – детка Поэтка из глуби, где гулы и плеск.Своё заработав, получишь где не на что тратить.
* * *Теперь не имеет значенья,Теперь не берётся в расчёт,Какие там были теченья, —Ничто там теперь не течёт,
Ни крыши, ни краны, ни мысли,Ни время, ни слёзы, ни речь…И всюду экраны повисли —Следят, чтоб не вздумали течь
Ни крыши, ни краны, ни слёзы,Ни мысли, ни речь… ИногдаЛишь грозы, коровы и козыТекут, не имея стыда.
* * *Появилась уйма новых штучек,Всё тут есть, уму большой почёт,Только нет таких вот авторучек,Из которых медленно течёт.
Я, бывало, ими рисовалаВсё, что надо в жизни поиметь, —Крышу, стены, окна, одеяла,И наряды всякие, и снедь.
А когда с наганом уркаганыСторожили глобус от меня,Я свободно выезжала в страны,Оседлав слона или коня, —
Выбор мой зависел не от кучек,Чьим доносам был потерян счёт,А зависел он от авторучек,Из которых медленно течёт.
Но лавчонка есть по этой части,Страшно молвить, общества на дне,Там под мухой гениальный мастерАвторучки заливает мне.
Он свистит, чирикает, мяучит,В телескоп глядит, как звездочёт.В телескопе – тайна авторучек,Из которых медленно течёт…
* * *Это – время великих надежд на моё вымиранье.Вот уйдут поколенья, которые… Ждите расцвета!Как я счастлива, Господи, быть вымиранья на граниИ не быть под наркозом вранья, чьи надежды на это —
На моё вымиранье, на то, что уйдут поколеньяОчевидцев, свидетелей… Милые, ждите расцвета!Оставляю вам это люблёвое стихотворенье —Знак любви моей нежной, с оплатой входного билета.
* * *Идя со временем не в ногу и не в шею,Я с каждым годом понемногу хорошею, —Тут все большеют, а я вовсе не большею,Поскольку детским остаюсь я существом.
Большенье свойственно периодам крушенья,Когда большие принимаются решенья,И тут возможностей полно для обольшенья,Но обольшеть нельзя поэтским веществом.
Для обольшенья есть источники питанья,Большие замыслы, большие испытанья,А весь мой замысел – не больше трепетанья,Того не больше, что способно трепетать
И, трепетательной природой обладая,Как воздух, снег и колокольчик – дар Валдая,Не больше быть, чем точка, точка, запятаяВ портрете рожицы, листающей тетрадь.
ДЕТСКОЕ
Я не люблю вас, вы – плохие,На каждом врёте вы шагу,Вращаясь в мусорной стихии,В её питательном кругу.
На этой сказочной работе,Сплотясь в могучий коллектив,На понт вы публику берёте,Расцвет помойки раскрутив.
И, одиночеством томимы,На ваш помоечный арбузЛетят за славой пилигримы,Как члены – в творческий союз.
Они Гомера и ШекспираУже готовы замочить,И людоеда от вампираНельзя в их шайке отличить.
И мне ворюги не милее —Они последнее сопрут,Когда, от голода белея,Тут старики и дети мрут.
Не я за вашу пью победу,На ваши лавры мне плевать,В другую сторону я еду —И вовсе не преподавать!..
* * *Не лезьте в зеркалаОплакивать морщины, —Разденьтесь догола,Целуйте плоть мужчины,
Который положивУста на ваши чаши,Прекрасен тем, что жив,Целуя тайны ваши.
Божественны права —В любви купаться, в негеЖивого существа,Чьи влажные побеги
Питает благодатьВитающего духа!..А счастьем обладатьНельзя, где чувство сухо.
Дай Бог на склоне летВам лирикой невиннойПродлить большой секретВ два раза с половиной!
Сказать, что это – бред,Нельзя при всём желании…Такой большой секретДля маленькой компании.
* * *Когда взглянул бы, например, ГомерНа то, что в нём увидели потомки,Свой приспособив хищный глазомер,Чтоб расписать его мозгов потёмки,Цитатами развесить по угламСвоих миров кубических, – тогда быПрозрел он: что за грандиозный хламПлодят (посмертно!) дивные силлабы,Какие тут, ну прямо под рукой,Цветут горации в горшочках и проперции,Настурции, лукреции… КакойРасцвет аграрной и морской коммерции!..Каких вергилиев, катуллов семенаОт населения аптеки принимают,Кладут в коробочки, наклеивают наЛатыни этих специй имена,Потом больные их, конечно, принимаютНаружно, внутренне, сварив и процедив, —Кому питьё, кому натирка и примочка…Весной и осенью бывает рецидив,Но миф поможет из античного горшочка:Одну действительность заменит он другой,Где недействительность воздействует так сильно,Что чаша с ядом топает ногойДокументально, скотски, нагло, стильно.
ДЕМОНИЙ
Общение с Сократом утомляло,О чём известно из толковых книг.О днях военных вспоминал он мало,Хотя и был, я знаю, фронтовик.
Ни для какой блистательной карьерыНе мог от кресла оторвать он зад,Не лез он в политические сферы,И не лобзался с демосом Сократ.
Бывало, выйдет босиком пошлятьсяГлухой зимой по улочкам родным,И вдруг – демоний (нам ли удивляться?),Незримость, примагниченная им.
И что скрывать?.. Что мог часов по тридцатьСтоять Сократ в плаще на голу плоть,Пока демоний весь не испаритсяИ языки не станут чушь молоть?
Блаженный ненавистник беззаконий,Он свято чтил гражданские права,Согласно коим демос и демонийЕго убили волей большинства.
Он сделал всё, чтоб жизнь не удлинилась,Он понял всё и смерти захотел.Ещё сменил бы демос гнев на милость, —Но был демоний послан не за тем…
ЛЕНИВЫЕ ЗАПИСКИ
В те годы не мчался в Америку только ленивый,Квартиру продав кой-какую и книги пакуя.Россия с её лопухами, полынью, крапивойСебя материла за лень, за породу плохую,
За то, что полно ископаемых всякого сорта,Но нету сортира приличного, ассортиментаПродуктов, товаров, услуг, – никакого комфорта,А в странах, войну проигравших, – там всё для клиента!
Зачем побеждали фашистов, когда в результатеИх земли цветут и блаженствуют в роскоши всякой,А мы – в дураках, в нищете и готовы к расплатеЗа то, что в других государствах считаемся бякой?..
Такие вот мысли простые на ум приходилиПешком, в электричке, в автобусе, в злобной толкучке,И все ненавидели всех, – и в таком крокодилеВарилась душа и ребёнок просился на ручки.
Облиться слезами?.. Смешно. Обливалась рекой ледяноюИ с нею в обнимку плыла до поэтского шара,Где мир к человеку повёрнут такой стороною,Что плоского нет ничего, а конец и начало
Слились, и в любом они вдохе, и плеске, и слове —Одновременны, повсюдны, слиянны, растворны…Ещё я пила аспирин от сгущения крови,Поскольку табак и бессонница – неблаготворны.
* * *Прошли века, вещица – антикварна,Она боится солнца и воды.Её создатель кончил дни кошмарно, —Он оторвался от своей среды.
Зануда и охотник волочитьсяЗа призраками, – всем он был никто.И только эта дивная вещицаЕго зимою грела, как пальто.
Легка, наивна и слегка поддата,Она дошла с ним до такого дна,Что все вещицы продал он когда-то,Все, кроме этой, – вот её цена!..
Теперь среда в погоне за жар-птицейЗаплатит после дождика в четвергЛюбую цену, чтоб владеть вещицей,Вложенье сделать в этот феерверк,
Который нынче празднует победуЛегенды, чьи дела так хороши,Что сыщики уже идут по следуДругих вещиц, ушедших за гроши.
О чём тут речь?.. О вазе, о картине,О манускрипте с Красною строкой?..О том, как слёзы лил щенок на льдине,Вчера прибитой к берегу рекой?..
Я разницы не вижу никакой,О том и речь, вселенная туманна,И правду отличает от обманаНе та вещица, что берут рукой.
БАРАБАНЩИК
Ты – заморский рыжий барабанщикС виноградной зеленью в глазу,По тебе, великий ты обманщик,Здесь роняют многие слезу.
Праздник жизни стоит обольщенья,Добровольной сдачи в этот плен,Где министром служит просвещеньяБарабанчик меж твоих колен,
Барабан, который просто бочка,Бочка с колотушками – и всё,По слогам читаемая строчка,Рокотного ритма колесо.
Наглый, нежный, стонущий, поющий,Ты заводишь публику на визгВ звёздный час, когда кофейной гущейНебеса кипят, и лунный диск
Полон сил раскачивать сосуды,Вещества убийственных чудес.Барабанщик, весь ты не отсюда,Но без нас ты – жулик и балбес.
Все твои таланты и харизмы —Фокуса оптический обман.Если б не огранка нашей призмы,Бил бы ты, как заяц, в барабан.
Только на скрещенье наших граней,Нашей преломляющей среды —Радуга игры на барабане,Все твои ударные труды,
Радугой играющая строчка,Радуги небесной колесо…Остальное – это просто бочка,Бочка с колотушками – и всё.
Излучайся радугами, странник,В нашей призме ты всегда король.Я-то знаю этот многогранникИ его оптическую роль…
ОВЕЧКА ДОЛЛИ
Вот новый Пушкин с новым БлокомВ обнимку с новым ПастернакомИз телеящика глядят.И, новизной кошмарной вея,О бред, одна другой новееТам пять Ахматовых сидят!..
Четыре новых Мандельштама —Новей намного Мандельштама,И семь Цветаевых – новей,Чем та единственная… Имя —Чужое! – здесь доят, как вымя.И входит новый Окуджава,По струнам бьёт, как туз червей!..
ДВОЙНОЙ ПОРТРЕТ
Посредник нужен, чтоб в дерьме он плавал,Сводя концы меж ними и тобой.Ты сам в дерьме утонешь, если дьяволТвоей не занимается судьбой.
За труд его, за дьявольский, без лажи,Любые деньги – сущие гроши,Поскольку речь идёт не о продаже,Наоборот, о чистоте души,
О выкупе из рабства, о свободе!..Пока твой дьявол плавает в дерьме,Ты в белом весь гуляешь на природе,И – никаких кошмаров на уме.
Он в ход пускает дьявольские связиИ в дьявольские шастает места,Он – грязен, ты – цветок в хрустальной вазе,Он – циник, ты – святая простота.
Тебя не пустит он в своё болото,И завистью к тебе он не томим.Живи спокойно, ты – его работа,Ты – миф, легенда, созданная им.
ФОНТАН, ДЕТЕЙ ПРИНОСЯЩИЙ
С этим местом связано поверье,Здесь амурчик с писькой наголо,Он – фонтан, и бронзовые перьяРаспахнули веером крыло.
Странницы кладут ему записки,Просят деток и уходят резкоПосле поцелуя в кончик письки,В кончик, зацелованный до блеска.
Те записки ветром поднимало,Все они стыдливо лапидарны.Среди них – записочек немало,Где ему премного благодарны.
Бьют фонтана дымчатые струи,Ливни льют, снега идут и тают,Здесь и днём и ночью поцелуиКруглый год на крыльях губ летают.
Зацелован бронзовый амурчик,Свято место не бывает пусто,Зацелован бронзовый огурчик,Бронзовых кудрей его капуста.
* * *Правят здесь аккуратные немцы,Их отмыта страна, как стекло.Моих предков тут жили младенцы, —Было время да всё истекло.
С европейской фамилией МорицЯ – лицо, не забытое здесь.Мориц – это привычный узорецСредь имён, образующих смесь.
Мориц варит весёлое пиво,Доктор Мориц читает предмет,Детка Мориц – душа коллектива,Чьи безумства прославил поэт.
Мориц мне назначает свиданьеТам, где Мориц Святой знаменит, —Всюду Морицы, их процветанье,Их труды этот Мориц хранит.
Навсегда я отсюда уеду,Мориц в кассе продаст мне билет,Мориц даст в самолёте мне в средуУжин Морица или обед.
С европейской фамилией МорицИ с еврейским лицом на РусиЯ зелёный пройду коридорец,Дам автограф и сяду в такси.
Правят вечные здесь отморозки,Разбивая страну, как стекло.Но какой-нибудь Мориц в матроскеЗдесь не врёт и не врёт – как назло,
Зная, врущий к победе прорвётся,Врать – отличная в битве броня.Но ребёнку в матроске не врётся, —Редкой наглости шик невранья!..
* * *Когда душа моя глазами сновиденийОбъемлет мир, где нет ни севера, ни юга,Я вижу сквозь поток зеркальных совпадений,Как дышит красоты космическая вьюга,
Из проблесков она, из бликов, из рождений,В ней меркнут времена, и нет врага и друга,Могу я уловить волну предупреждений, —Но в этом ли моя, а не её заслуга?
Да кто я, вообще?.. Мерцающая точка.Родившие меня – давно развоплотились,Их письма носит мне сновидческая почта,
И там, где листья снов глазами засветились,Я вижу пламя тьмы, где белая крупицаКлубится, и растёт, и обретает лица…
* * *Их ненависть была как тот навоз,Она прекрасно удобряла почву.И запах яблок, земляники, розТаким вот образом из этой почвы рос,И вырос почтальон, поющий почту,Как пелся древний стих в тени стрекоз.В тени стрекоз? Поющий почтальон?Всё так и было… Почтальон – силён.
Их ненависть была как тот навоз,Который метит путь большого стадаКоров, быков, овец, баранов, коз,Козлов, свиней – всего, что было надоДля сытости, для быта, для обрядаТоржественного (общий в нём наркоз!).Таким вот образом на меченую почвуИ вышел почтальон, поющий почту,Как пелся древний стих в тени стрекоз.В тени стрекоз? Поющий почтальон?Он – сумасшедший, или он влюблён?Всё так и было… Почтальон – силён.
Их ненависть по сути есть обменВеществ… И почтальон, поющий почту,Не ждёт он в этом плане перемен,В бутылку он не лезет, также в бочку, —Их ненависть не может потомуИспортить настроение ему,Забросить камень в печень или в почку.Таким вот образом цветёт и абрикос,И почтальон летит, поющий почту,Как пелся древний стих в тени стрекоз.В тени стрекоз? Поющий почтальон?Я говорю вам, почтальон – силён.Да вот же, вот же пролетел он мимо,Сидит в листве, раскачивает клён.
МЕТРО
– Следующая станция «КАПИТАЛИСТИЧЕСКАЯ»,После пятидесяти лет НЕ ВХОДИТЬ!
– Следующая станция «ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ»,Все желающие могут ВХОДИТЬ.
– Следующая станция «АНАТОМИЧЕСКАЯ»,Здоровые органы могут ВХОДИТЬ.
– Следующая станция «ГРОБОВАЯ»,Покойники входят, ГЛАЗА ЗАКРЫВАЯ!
– Следующая станция «ЛУНАТИЧЕСКАЯ»,Без пропуска на Луну НЕ ВХОДИТЬ!
– Пассажиров, которых взорвали,Просим ОЧИСТИТЬ ВАГОНЫ!
– Выход НАВЕРХ через НИЗ.НЕ ЗАБЫВАЙТЕ свой адрес и пол.
– Метро закрывается. НЕ РАСПИВАТЬ!
ЕДИНИЦА ХРАНЕНИЯ – 2
Я гораздо старше, чем старуха,И меня в природе вашей нет.У меня другая сила духа,У меня другие тьма и свет.
Никакого не внесу я вкладаВ обновленье суеты сует.У меня отбито всё, что надо,Чтобы жить ещё пять тысяч лет.
Прелесть в том, что я – произведенье,Голое, как вечности привет.Каждый взлёт и каждое паденьеСвой на мне запечатлели след.
И на мне так много дивных трещин,Из которых льются тьма и свет, —Только этот мне наряд обещан,И цены моим осколкам нет.
Никакой я не десант культуры,Не отряд её передовой,Победивший зверство диктатурыМемуаром жизни половой.
* * *Они ведь любят – как едят.Кругом – объедки и огрызкиОтлюбленных, в печать летятРоманы, дневники, записки.
Огрызки и объедки мстятИ едокам, и кулинарам,Чью славу в свой черёд едят,Сварганив соус к мемуарам.
И этой кухни знатокиЛетят на блюдище такое —На мемуарное жаркое,На те животные белки,
На запах мяса и костей,Стократно съеденных!.. Живые,Наевшись этих новостей,Ещё и платят чаевые.
Кабак распахнут – как дыра,Потомки проедают предков,Идут огрызки на ураИ планы творческих объедков.
* * *Тёмного прошлого Светлая Тень,Ты – в нулевом количествеТам, где кровавятся за дребеденьСветлого будущего тёмные личности.
Тёмные личности светлого БуВзрывают тебя в метро.Но душа никогда не бывает в гробу,Светлая Тень тёмного Про…
МАСЛО, ХОЛСТ
Мы далеко зашли, обратнойДороги нет… Над головойКакой-то свет невероятныйСквозит, качаемый листвой,
А в облаках – переливаньеЛучей меж пальцев на руках,Объятья, нега, целованьеПреобладают в облаках,
И благодать преображений,Мои там яблок