Александр Новиков - Уличная красотка

Красоля

Я на песке рисую веткой,Тебе красивой глядя вслед.Не то блондинкой, не то брюнеткой,И называется портрет:«Красоля!»…

А ты, с причала ноги свесив,На воду голову склоня,В каком-то тайном интересеРисуешь, вроде бы, меня.«Красоля»…

Размечет ветер холст песочный,Распустит вдаль круги вода,Но нас в одном портрете точноНе нарисуют никогда.«Красоля»…

А значит — стой. А значит, летомДавай знакомиться уже.Давай висеть, как два портрета,Эх, друг у друга на душе.2010 год

Крошка

Сохла над диваном у неена стене гитара.На окне цветы, на душе цветыбредили дождем.И глазело зеркало в диван:ах, какая пара!Пара — ты да я, пара — ты да я.Ты да я вдвоем.

Запускала кольца в потолоктомно сигарета,А на них верхом про любовь словаулетали прочь.И лежали сложены мы с ней,словно два билетаНа один сеанс, на большой сеанспод названьем «Ночь».

И хотела допытаться дверь:долго ли пробуду?Не останусь ли, не застряну лив ласковых руках?Глубоко ли в сердце положумилую причуду —Крошку, что летать может по ночамв белых облаках.

Спотыкались тени на стенеи крались до прихожей,И шептались в крик, и молчали вслух,и сплетались вновь.И была поделенная ночь —не одно и то же:Для соседей — шум, для меня — ночлег,для нее — любовь.

Крошка.С треском сгораешь, как бабочкана фитиле.Крошка.Пляшет огонь. И я в крошечномгреюсь тепле.2009 год

Кто такая?

Каждый лист острием каблучка обходя,Через зеркало лужи порхая,Ты уходишь, и вслед то гудят, то глядят:Кто такая ты здесь, кто такая?

Последит и отстанет последней луна,Ветер кудри щипнет, пролетая.Почему ты одна? Почему ты одна?Кто такая ты здесь, кто такая?

Потерзают и бросятся мысли бежать,И слова — побрякушками в уши.Я вчера ее на ночь хотел удержать.Был не лучше других. Но — не хуже.

А сегодня могу посчитать по всемуНа дороге случайной прохожей,Что раздеть догола не дано никому.Если только сама не поможет.1994 год

Локон ее волос

Она несла себя легко,Как белый парус по толпе.Толпа сворачивала головы ей вслед.Но ни о чем и ни о комв губах ее висел напев,И разминуться было б нам — так нет.

Локон ее волос ласковой белой змеейМне угодил на плечо.Локон ее волос только задел,Но до сих пор горячо.

Все было так. Все было здесь.Так романтично и давно.Все как под музыку из глупых оперетт.И про меня, и про нее —все оборвалось, как кино.Нам посмотреть его хоть раз еще… Но нет.

Локон ее волос ласковой белой змеейМне угодил на плечо.Локон ее волос только задел,Но до сих пор горячо.

Глаза промчались мимо глаз,Хоть — не слепой. И — не слепа.Нырнули горькие духи в дым сигарет.И разошлись. И нипочемне догадается толпа,Чьей эта женщина была. И — нет.

Локон ее волос ласковой белой змеейМне угодил на плечо.Локон ее волос только задел,Но до сих пор горячо.1996 год

Луали

Столица напялила темный колпакИ сбросила prêt-à-porter.Я пью, и меня развлекает толпаТуземного варьете.

И гнется всех лучше красивая таС коралловой дальней землиИ мне говорит языком живота,Что имя ее —Луали.

И видится в танце мне предок ее,Не знавший ни букв, ни икон —Он держит сегодня в руках не копье,А сотовый телефон.

И если я в гости приеду к нему,Не бросит меня на угли.Про это танцует на сцене в дымуКрасавицаЛуали.

Ей белые снеги покажутся — бред.И копьями с крыши — вода.И ей не понять, как в России поэтНе может щадить живота.

Не может ни сползать на нем, ни сплясать,Ни даже сменять на рубли.Лишь только в дуэлях его искромсатьЗа русскуюЛуали.2003 год

Люблю сейчас

Ты помнишь, сорила осеньЗолотом по углам?И было нам двадцать восемьРовно напополам.Ты ласково говорила:— Всему настает пора. —И эхо тех слов парилоПо уголкам двора.

Я это золото мешал к винуИ выпивал его зараз.А еще я так любил тебя одну.А впрочем, все еще люблюсейчас.

Ты мне говорила грустно,Но били слова, как кнут,Что все золотые чувстваКогда-нибудь опадут.Я думал совсем иначе.И мир — золотой богач,И осень — что нет богаче —Дождями пускались в плачь.

Я в этом золоте топил лунуНа дне твоих печальных глаз…А еще я так любил тебя одну.А впрочем, все еще люблюсейчас.Но что-то сменилось в выси —На север умчался юг —И все золотые кистиНенужными стали вдруг.И сор золотой облезлыйСлетел под веселый свист.А девочка та исчезла,Как с ветки кленовый лист.

Я в этом золоте купал струнуИ выставлялся напоказ.А еще я так любил тебя одну,А впрочем, все еще люблюсейчас.2007 год

Мариночка

Учились мы с Мариночкой, когда при слове«рок»Со страху залезали под кровати.Ей школа образцовая открыла сто дорогИ выгнала ее за вырез в платье.

Кричал директор что-то о бедламеИ, тыча зло в Мариночкину грудь,Публично оскорблял ее «битлами»,А под конец вдогонку крикнул: «Блудь!»

Тогда словцо «эротика» считалось матерком,А первый бард считался отщепенцем.Катилась жизнь веселая на лозунгах верхомИ бряцала по бубнам да бубенцам.

Храня тебя, Марина, от разврата,И миллион таких еще Марин,Упорно не хотел кинотеатрПоказывать раздетую Марлин.

Ты нам тогда, Мариночка, мерещиласьво сне —Совсем как из нерусского журнала,Где не регламентированы юбки по длине —Как ты была права, что бунтовала!

Коль целый хор лысеющих мужчинКричал: «Длинней подол и круче ворот!..»И миллион таких еще МаринЕму назло с ума сводили город.

Бежали мы, Мариночка, на выставки картинВ аллеи, где художник чист и беден,Где не сумеет высокопоставленный кретинУгробить скрипку глупым ором меди.

Там на маэстро клифт с потертой фалдой,Но сколько ты ему ни заплати,Не нарисует женщину с кувалдойНа стыках паровозного пути.

Ты выросла. Все вынесла. А мой гитарный бойСыграл поминки дикостям запретов.Мариночка, как нужен был твой с вырезомпокройДля первых бунтовщических куплетов.

Прости меня теперь великодушно —Я ни один тебе не подарил,Хотя б за то, что самой непослушнойБыла среди бунтующих Марин.1986 год

Маэстро

Посвящается А.Я. Якулову

Я дома у МаэстроПью чай и дую сгоряча.И рухну ниц на кресло,Когда смычок сорвется от плеча.И скрипка, за три векаНе раскричавшая души,Луне поднимет векоИ тишину растормошит.

Я дома у МаэстроИз трубки пробую табак.Молчит, не скрипнет кресло,И кольца дыма вязнут на губах.Смычок все чаще, чаще,То плача, то смеясь, то злясь…Маэстро — настоящий.И настоящий князь.

Я дома у МаэстроГоняю водку над столом.Я с ним, как в ходе крестном,За скрипкой этой лезу напролом.Склоняюсь над гитарой,Смычком его крещен.Маэстро ведь не старый,Мы поживем еще!

Я в полночь по столицеУйду, сжимая воротник,Чтоб в тишину ввалиться,Как в бухту после шторма бриг.Простимся на улыбках,Он в гости снова позовет.И горько мне, что скрипкаЕго переживет.1998 год

Милосердная сестра