Кайсын Кулиев - Раненый камень

ВСАДНИК

Гремит Чегемский водопад…Спешит дорогой горнойСкакун, как двести лет назад,И всадник в бурке черной.

Уходят времена коней,И спорить невозможно —Быстрей машина и прочнейИ более надежна.

Не думайте, что я чудак,Что я всего хулитель.Автомобилям я не враг,Я сам автолюбитель.

Но всаднику гляжу я вслед,И в этот миг, быть может,Сын горца, сам на двести летЯ становлюсь моложе.

Спешит джигит. Себя всегоОн отдает дороге.Как прежде, он и конь егоЗдесь и цари и боги.

Летит огонь из-под копыт.Летят ветра навстречу,Как белый снег, башлык горит,Закинутый за плечи.

Умеет выбрать истинный стрелокМгновение, чтобы спустить курок,И золотом зовется не молчание,А мудрость слова, сказанного в срок.

Нередко, кто от истины далек,Выхватывает лезвие не в срок,А слово мудреца — всегда до времениВ холодных ножнах дремлющий клинок.

Пора, несклонные к добру,Вам у деревьев брать уроки.Они в полдневную жаруНам дарят тень на солнцепеке.

Сочны их добрые плоды,Чьей зрелости известны сроки.Давно пора, как ни горды,Вам у деревьев брать уроки.

Садимся к доброму костру,И вновь тепло нам лижет щеки.Пора, несклонные к добру,Вам у деревьев брать уроки.

Куда, мой друг, ни бросишь взгляд,И в океане и на суше,У равнодушных, говорят,Из камня вытесаны души.

Неправда! Я кремень беру,На свет родиться искра рада.О вы, несклонные к добру,Вам у камней учиться надо!

Дороге в грудь спокон вековСтучали осликов копытца.Сегодня снег над ней клубитсяИ слышен грузный шаг быков.

Красна калина на снегу,И я, в плену былой тревоги,Забыть след волчий на дорогеИ пятна крови не могу.

ПРОДАВЩИЦА МОЛОКА

С утра на улице морозит,И хоть девчонке нелегко,Девчонка молоко разносит,И пахнет лугом молоко.

Ей открываю двери вновь я,От всей души благодарю.И слышу: — Пейте на здоровьеИ вижу на щеках зарю.

Снежок похрустывает тонко,Привычно город льнет к горам,Где трудится с утра девчонкаИ учится по вечерам.

В житейской радости и грустиОна чиста, как мало кто,И уж такая не допустит,Чтоб лили воду в молоко.

Я перед ней бываю грешен,Журчит в стихах моих когдаДля яблонь больше и черешенНеобходимая вода.

Нет меж напитков равноправья,Но, поднимая высокоСтакан граненый, я во здравьеПью вспененное молоко.

Я МОГ БЫ СРАЖАТЬСЯ В МАДРИДЕ

Я мог бы сражаться в МадридеИ пасть за Гренаду в бою.И солнце, пылая в зените,Смотрело б на рану мою.

Я мог бы сражаться в МадридеИ грудью на камни упасть,Чтоб только над Кордовой видетьСвободного знамени власть.

Я мог бы сражаться, я б встретилВ Мадриде последний рассвет:Лик мужества ясен и светел.Чужбины для подвига нет.

Я отдал бы все без отказа,Там жизнь бы свою завершил —И благословенье КавказаДошло б ко мне с древних вершин.

Я мог бы в Мадриде сражаться:Везде, негасимый, горитСвет мужества, волн и братства.Я мог бы стоять за Мадрид.

Кто может выгоде в угодуКричать о том, что ворон — бел,Тот не поэт и не был сродуПоэтом, как бы он ни пел.

И тот, кто говорит без риска,Что плох хороший человек.Пусть даже не подходит близкоК святой поэзии вовек.

За правду голову сложитьДано не каждому, но все жеГероем может он не быть,Но быть лжецом поэт не может.

Ремесло особой метоюМетит мастеров своих.Вы не смейтесь над поэтами,Над отчаянностью их.

Тропы тонкие, как лезвия,Нелегко идти скользя,Глубока река Поэзия,Брода в ней найти нельзя.

Горный тур, не зная робости,Через камни и снегаНе боится прыгать в пропасти,Выставив вперед рога.

И с поэтами случается,Что — не ради громких слов —В пропасти они бросаются,Не щадя своих голов.

БОЛЬ АШУГА

В день былой своей печали внемля,Горец в песне горе изливал,Воспевал свою родную землю,Где травинок менее, чем скал.

Все смело потоком лет обильным,Но слова, что жгли певца огнем,Пережили памятник могильный,Что разрушен ветром и дождем.

Эта песня и теперь близка мне.Боль ашуга на родной землеВижу в раненном снарядом камне,В расщепленном молнией стволе.

В стоне тех, кого утешить нечем,В смерти трав, когда их лед скует,В безысходном крике человечьемПтицы, что от стаи отстает.

Боль певца едва ль не с прежней силойДо сих пор в горах вершит свои путь,Реет над забытою могилойИ мою переполняет грудь.

Кто б ты ни был, будь готов в дорогу,Мысли о бессмертье — это блажь.Я не о бессмертии, ей-богу,Думаю, берясь за карандаш.

Как умение строгать тесину,Мысль стара, и даже дуракуЯсно: все мы превратимся в глину,Что б ни написали на веку.

Я работал не бессмертья ради,Я писал, бывало, день-деньской,На траву лугов, на небо глядя,Удивляясь доброте людской.

Все, что пел я, пел я поневоле,Погибал я у земли в плену,Видя золото пшеницы в полеИ подсолнечную желтизну.

Пел я, видя море в отдаленьеИ скалу, подернутую мглой,Потому что сам я на мгновеньеСтановился морем и скалой.

ПОЭЗИИ

Поэзия — земля моя, бывало,Я ливнем был, поил твои луга,Порою надвигался я обваломИ с грохотом катил к тебе снега.

Под знаменем священным и высокимЯ был солдатом твоего полка,Твоим притоком был, твоим потоком,Когда казалось мне, что ты река.

Не богом, не пророком, богом данным,Когда с туманом смешивался дым.Наградой обойденным, безымяннымТвоим посыльным был и часовым.

Мне в жизни никогда не станет горько.Казаться будет мне, что мир хорош,Покуда я могу вставать на зорькеИ понимать, что ты еще живешь.

А ты меня за службу и за дружбуОберегай не от беды и гроз —От легкой славы и от равнодушья,Чтоб я тебе позора не принес.

Все дороги, все тропы земли,Что протоптаны кем-то и где-то,Где б ни начались, где б ни легли,Все прошли через сердце поэта.

Тьма ночная, покрывшая даль,Пусть кого-то пугает могилой,Для поэта она — словно шальНа плечах его матери милой.

Пусть наш мир непригляден на вид,Пусть его проклинают иные,Но поэт на просторы глядит.Как любимой в глаза дорогие.

Боль и радость ста тысяч судебПоднимая как ношу на плечи,В час, когда пропекается хлеб.Вместе с вами стоит он у печи.

И горячие сгустки свинца,Непреклонно летящие к цели.Рикошетом и в сердце певцаПопадают, куда б ни летели.

По-разному идут круги в воде,Ущелья вторят слову разным гулом,Огонь в печах, хоть он огонь везде,По-своему горит во всех аулах.

Напев мой, стих мой, плох ты иль хорош,По-своему будь смелым или робким,А хочешь быть похожим — будь похожНа эти скалы и на эти тропки.

Тебя забвенье ждет иль ждет успех —Будь схож не с чьим-то изреченным словом,А с деревом, что выросло для всех,Не потеряв себя в краю суровом.

Чужой бешмет не примеряй, мой стих,Гордись пусть скромным, но своим убором,И ждать объедки со столов чужихУ нас в горах считается позором.

У чьих-то стойл не должен конь гнедойОт вязок сена подъедать ошметки,Шагай, о стих мой, будь самим собойИ не перенимай чужой походки.

БЕТХОВЕН