Марина Цветаева - Том 1. Стихотворения 1906-1920
Мама в саду
Гале Дьяконовой
Мама стала на колениПеред ним в траве.Солнце пляшет на прическе,На голубенькой матроске,На кудрявой голове.Только там, за домом, тени…
Маме хочется гвоздикуКрошке приколоть, —Оттого она присела.Руки белы, платье бело…Льнут к ней травы вплоть.— Пальцы только мнут гвоздику. —
Мальчик светлую головкуОпустил на грудь.— «Не вертись, дружок, стой прямо!»Что-то очень медлит мама!Как бы улизнутьИщет маленький уловку.
Мама плачет. На колениЕй упал цветок.Солнце нежит взгляд и листья,Золотит незримой кистьюКаждый лепесток.— Только там, за домом, тени…
Мама на лугу
Вы бродили с мамой на лугуИ тебе она шепнула: «Милый!Кончен день, и жить во мне нет силы.Мальчик, знай, что даже из могилыЯ тебя, как прежде, берегу!»
Ты тихонько опустил глаза,Колокольчики в руке сжимая.Все цвело и пело в вечер мая…Ты не поднял глазок, понимая,Что смутит ее твоя слеза.
Чуть вдали завиделись балкон,Старый сад и окна белой дачи,Зашептала мама в горьком плаче:«Мой дружок! Ведь мне нельзя иначе, —До конца лишь сердце нам закон!»
Не грусти! Ей смерть была легка:Смерть для женщин лучшая находка!Здесь дремать мешала ей решетка,А теперь она уснула кроткоТам, в саду, где Бог и облака.
Луч серебристый
Эхо стонало, шумела река,Ливень стучал тяжело,Луч серебристый пронзил облака.Им любовались мы долго, покаСолнышко, солнце взошло!
Втроем
— «Мы никого так»…
— «Мы никогда так»…
— «Ну, что же? Кончайте»…
27-го декабря 1909Горькой расплаты, забвенья ль вино, —Чашу мы выпьем до дна!Эта ли? та ли? Не все ли равно!Нить навсегда создана.
Сладко усталой прильнуть головеСправа и слева — к плечу.Знаю одно лишь: сегодня их две!Большего знать не хочу.
Обе изменчивы, обе нежны,Тот же задор в голосах,Той же тоскою огни зажженыВ слишком похожих глазах…
Тише, сестрички! Мы будем молчать,Души без слова сольем.Как неизведано утро встречатьВ детской, прижавшись, втроем…
Розовый отсвет на зимнем окне,Утренний тает туман,Девочки крепко прижались ко мне…О, какой сладкий обман!
Ошибка
Когда снежинку, что легко летает,Как звездочка упавшая скользя,Берешь рукой — она слезинкой тает,И возвратить воздушность ей нельзя.
Когда пленясь прозрачностью медузы,Ее коснемся мы капризом рук,Она, как пленник, заключенный в узы,Вдруг побледнеет и погибнет вдруг.
Когда хотим мы в мотыльках-скитальцахВидать не грезу, а земную быль —Где их наряд? От них на наших пальцахОдна зарей раскрашенная пыль!
Оставь полет снежинкам с мотылькамиИ не губи медузу на песках!Нельзя мечту свою хватать руками,Нельзя мечту свою держать в руках!
Нельзя тому, что было грустью зыбкой,Сказать: «Будь страсть! Горя безумствуй, рдей!»Твоя любовь была такой ошибкой, —Но без любви мы гибнем, Чародей!
Мука́ и му́ка
— «Все перемелется, будет мукой!»Люди утешены этой наукой.Станет мукою, что было тоской?Нет, лучше му́кой!
Люди, поверьте: мы живы тоской!Только в тоске мы победны над скукой.Все перемелется? Будет мукой?Нет, лучше му́кой!
Каток растаял
…«но ведь есть каток»…
Письмо 17 января 1910Каток растаял… Не усладаЗа зимней тишью стук колес.Душе весеннего не надоИ жалко зимнего до слез.
Зимою грусть была едина…Вдруг новый образ встанет… Чей?Душа людская — та же льдинаИ так же тает от лучей.
Пусть в желтых лютиках пригорок!Пусть смел снежинку лепесток!— Душе капризной странно дорогКак сон растаявший каток…
Встреча («Гаснул вечер, как мы умиленный…»)
…«ecть встречи случайные»…
Из дорогого письма.Гаснул вечер, как мы умиленныйЭтим первым весенним теплом.Был тревожен Арбат оживленный;Добрый ветер с участливой ласкойНас касался усталым крылом.В наших душах, воспитанных сказкой,Тихо плакала грусть о былом.
Он прошел — так нежданно! так спешно! —Тот, кто прежде помог бы всему.А вдали чередой безутешноФонарей лучезарные точкиЗагорались сквозь легкую тьму…Все кругом покупали цветочки;Мы купили букетик… К чему?
В небесах фиолетово-алыхТихо вянул неведомый сад.Как спастись от тревог запоздалых?Все вернулось. На миг ли? На много ль?Мы глядели без слов на закат,И кивал нам задумчивый ГогольС пьедестала, как горестный брат.
Бывшему чародею
Вам сердце рвет тоска, сомненье в лучшем сея.— «Брось камнем, не щади! Я жду, больней ужаль!»Нет, ненавистна мне надменность фарисея,Я грешников люблю, и мне вас только жаль.
Стенами темных слов, растущими во мраке,Нас, нет, — не разлучить! К замкам найдем ключиИ смело подадим таинственные знакиДруг другу мы, когда задремлет все в ночи.
Свободный и один, вдали от тесных рамок,Вы вновь вернетесь к нам с богатою ладьей,И из воздушных строк возникнет стройный замок,И ахнет тот, кто смел поэту быть судьей!
— «Погрешности прощать прекрасно, да, но эту —Нельзя: культура, честь, порядочность… О нет».— Пусть это скажут все. Я не судья поэту,И можно все простить за плачущий сонет!
Чародею
Рот как кровь, а глаза зелены,И улыбка измученно-злая…О, не скроешь, теперь поняла я:Ты возлюбленный бледной Луны.
Над тобою и днем не слабелиВ дальнем детстве сказанья ночей,Оттого ты с рожденья — ничей,Оттого ты любил — с колыбели.
О, как многих любил ты, поэт:Темнооких, светло-белокурых,И надменных, и нежных, и хмурых,В них вселяя свой собственный бред.
Но забвение, ах, на груди ли?Есть ли чары в земных голосах?Исчезая, как дым в небесах,Уходили они, уходили.
Вечный гость на чужом берегу,Ты замучен серебряным рогом…О, я знаю о многом, о многом,Но откуда — сказать не могу.
Оттого тебе искры бокалаИ дурман наслаждений бледны:Ты возлюбленный Девы-Луны,Ты из тех, что Луна приласкала.
В чужой лагерь
«Да, для вас наша жизнь действительно в тумане».
Разговор 20-гo декабря 1909Ах, вы не братья, нет, не братья!Пришли из тьмы, ушли в туман…Для нас безумные объятьяЕще неведомый дурман.
Пока вы рядом — смех и шутки,Но чуть умолкнули шаги,Уж ваши речи странно-жутки,И чует сердце: вы враги.
Сильны во всем, надменны даже,Меняясь вечно, те, не те —При ярком свете мы на страже,Но мы бессильны — в темноте!
Нас вальс и вечер — все тревожит,В нас вечно рвется счастья нить…Неотвратимого не может,Ничто не сможет отклонить!
Тоска по книге, вешний запах.Оркестра пение вдали —И мы со вздохом в темных лапах,Сожжем, тоскуя, корабли.
Но знайте: в миг, когда без силыИ нас застанет страсти ад,Мы потому прошепчем: «Милый!»Что будет розовым закат.
Анжелика
