Глеб Горбовский - Сижу на нарах (из непечатного)
1960
«Вокруг избы — толпа бродячих сосен…»
Вокруг избы — толпа бродячих сосен:вот этой, вроде, не было вчера,а та была моложе на пять вёсен,на третьей — горб, там, где была дыра.
Смотрю в окно из жалкого жилища.Куда меня под старость занесло?Затем пою: «Он счастия не ищет,ему бы только — тихо и тепло…»
Чужие бродят шорохи по дому,чужая стены пропитала вонь.И только печь желанна и знакома:в ней тот же Бог, в ней тот же дух — Огонь.
1992
«Я люблю самолеты неба…»
Я люблю самолеты неба,я люблю их тела тугие.Я давно уже трезвым не был, —это счастье носят другие.Я люблю самолеты, мощь их,я люблю пилотов надежных,потому что в живые мощипревратился мой храм безбожный.Я люблю самолеты… Враки!Не люблю я этих уродов.Пусть простит меня Коккинаки,уж такой я есть от природы.
1960
«Оттолкнуло ветром от вагона…»
Оттолкнуло ветром от вагона!Одолжи мне, Боже, пять минут…Человек скорбящий — вне законарьяные растопчут, в пыль вомнут.
Поезд отправляется. Соколики,до свиданья! Можно подымить?В ресторане мраморные столикине хотят нетрезвого кормить.
В подворотне наведу румянец —водочкой шарахну по щеке!Поезд, как паршивый иностранецна чужом лопочет языке…
1960
Февральские стихи
Февраль. Холодные стихи.Слова, подтаяв, ждут доводки.Давай серьезно, без хи-хисегодня выпьем белой водки.Прозрачной, страшной, как любовь,берущей за душу, как песня!Февраль, стихи — огрызки слов.Идей заиндевевших плесень,труха осклизлая идей…И ложь в зубах: «Люблю… лю-дей…»
1983
Марина
Мир виньеток, вкус миндальныйразутюжила,над альбомами — как бомбовоз!Муза мужества… была замужнею?не верю, не всерьез!Демоном вокруг поэзиии чтоб — бабьё?Рифмочек стальные лезвияу нее.Древнее искусство — стоп:женщина, как пуля в лоб!И вздрогнул я… И, как болячка,ее талант терзал мне грудь,покуда белая горячкане подсказала: трезвым будь.Достойна трезвого вниманияМарина — слов гигантомания.Словами загнанная в гроб,живи, Марина, вечно чтоб!Живи, Цветаева Марина,слов голубая балерина…Пускай летят из пустотытебе на гроб слова-цветы!
1967
После третьей
У каждой клеточки проблема:быть или пить?Вот он вопрос!Терзаясь перед сей дилеммой,я по колено в землю врос, —то бишь в долги. Вот незадача…А был бы, скажем, я — французбез комсомольских нудных качеств,чихал бы я на сей конфуз.Я слов крысиные хвостыжевал бы мягкими зубами.О, дней порожние листы, —в сортир их, в урну, в быт на БАМе!…У каждой клеточки тоскапо выходкам, движеньям бравым!Переплывай меня, река,когда я стану сплошь дырявым.
1961–1971
«По улице билетиком лететь…»
По улице билетиком лететь —автобусным!И — выпить не хотеть?!Какой кристалл,какой мужик — алмаз!Про ангела с него списать рассказ.…А мы сегодня — в баньку, так и быть.А мы из шаек пиво будем пить.Настолько мы сегодня хороши!Какие — вдоль панели — виражи,какие в переулке антраша…Шмяк! —то мочалкой выпала душа.И, как обмылок, сердце в лужу —шлеп!И — хорошо. И — кепочку на лоб.
1975
«Я помню май, надтреснутую почку…»
Я помню май, надтреснутую почку,глаза, расплавленные мукой…Но каждый умирает в одиночку.(Наедине с большой зеленой мухой).
Сижу теперь и слов слежу мерцаньеза кружкой пива, как за кружкой дыма.Я пью печаль, но чаще — мирозданье,влиявшее, как шум, на нелюдима.
1990, Сахалин
«И вот пришел полураспад…»
И вот пришел полураспад.Был — динамит!А стал пузат.Как бы надут.В окно сквозит.Надут эпохой. Новью сыт.Пришел сосед. Общаться рад.Принес. Разлили.«Вздрогнем, брат!»И снова — в дверь. Как серый дым.Вошел святым. Ушел седым.Влетел комар. Свершивший Путь —предзимний: кожу не проткнуть.И любопытная водаиз кранас шумом —в бездну рта.
1990
«Только бы речь не шла…»
Только бы речь не шлао том, что мы загрустили.У моего калеки-столане может быть кабинетной пыли!Бывает пишу стихи на Неве,на парапете ночей белых.Бывает, что в круглой моей головегород горбится телом,съеживается эмбрионом невзрачным,будто в банке с рассолом прозрачнымЛенинград…Детства пятнадцать копеек на трамвай:садись и в неведомое сквози-уплывай! —туда, где из вьюги улыбаются волки,где спят курганы икры и мяса,туда, где синеют разливы водки,рыжеют болота хлебного кваса…
1965–1991
«Веточки бронхов пухнут в зловонии…»
Веточки бронхов пухнут в зловонии.Легкие нежно трепещут в агонии.Вы меня здорово сказкой надули:ложь! Ничего, кроме вкрадчивой пули.Пуля вошла, осмотрелась сверляще…В шестиугольный кутаюсь ящик.Врете! Я жил бесподобно! Богато!Небо в моих голубело палатах.Пол мой сверкал непрохоженым снегом,ложе дышало некошеной негой.Но — задушили меня провода:радио-теле-белиберда.Перекусила мой стих, мою власть —черная челюсть — газетная пасть!
1965
Жалобы диссидента
А. И. Павловскому
Враги ушли. Со сцены — в Лету.Каких теперь свергать князей?Со власть имущими поэтуне по пути. Долой друзей?
Какой теперь держать экзамен?Быть верноподданным — позор.Поэт обязан партизанить,скрипеть зубами, хмурить взор.
Ах, боже мой, какая скука —свергать одних, затем других…Куда прелестней — дождь иль вьюгадеяний наших лжеблагих.
1991
«Вновь отпылала заря…»
Вновь отпылала заря.Смутному голосу внемлю:«Боже, верни нам царя,выручи русскую землю!»
Шум этой жизни и гамя в своем сердце смиряю.Молча к разбитым ногамвновь кандалы примеряю.
Ночь на дворе, как стена.Темень, как камень, недвижна.Слышно, как дышит страна.Все еще дышит… Чуть слышно.
1992
«Мне ваши гимны и рулады…»
Мне ваши гимны и руладыпроели душеньку, как моль.Откуда вы, ребяты-хваты,и почему безбожны столь?
Мою страну вы охмурили.У ваших рыскающих женпушок греховности на рыле,и нерв слиянья обнажен.
Отчизны нет. Остались даты.Боль обезболил алкоголь.Лежат в сырой земле солдаты.Летит сквозь мозг сухая моль.
1965–1991
Расщепитель
В средоточьи уюта, в окружении книг, —расщепляющий ядра, тщедушный старик.Он питается хлебом познания, теплым сном.И большую Россию следит за окном.
А в оконную щелку кто-то тянет хитро:«Ты не то, старичок, расщепляешь ядро.Ты способен на большее, нежели на войну:скажем, в щепки разделать державу-страну!»
Старичок улыбнется, сам себе, как дитя.За окном напружинится ветер, свистя.И большая Россия от хохота старикараспадется на сорок четыре куска.
1992
