Бах Ахмедов - Стихи
Я вновь в стране, где черные такси
Я вновь в стране, где черные таксиПитаются усталостью прохожих.Где высший символ правды — BBC,Да приговор суда еще, быть может.
Здесь каждый день дожди — исправно даньПогода платит сентиментализму.Не крикнешь даже утке здесь: "Отстань!",Что просит хлеба, строго глядя снизу.
Здесь каждый знает все свои права,И носит их, что рыцарь твой — доспехи.Подстрижена зеленая трава,И в дневниках отмечены успехи.
А над моею крышей белый флаг.И мой запас тоски давно истрачен.И я смотрю, как в небе тает знакМоей такой удачной неудачи.
Я знал, что вряд ли ты придешь
Я знал, что вряд ли ты придешь,И дал свободу ожиданью.Смотрел на кофе, слушал дождь,И был частицей мирозданья.
Лишь чашка кофе на столеИ книжечка Аполлинера.И мысли о простом тепле,Как отзвук той ушедшей эры.
Мне было грустно и легко…Прозрачно, нежно, непонятно.И где-то очень далекоТы шла в стихах ко мне обратно.
Скользя по строкам-зеркалам,И слушая, как плачет ливень,Я был прозрачнее стекла,И не было меня счастливей.
Я много жизней прожил
Я много жизней прожил.И был одним из тех,Кто помнит даже кожейКак обжигает грех.
Как тяжелело сердцеИ замыкался круг.И никуда не детьсяОт этих долгих мук.
О вечные причудысплетения причин.И взгляд пустого Будды,И черные ключи.
Сверкнет на паутинеДождинки изумруд.И корабли в пустынеКак призраки плывут.
Цепочка возвращений:Смеяться, жить, хотеть.И верить в воскрешенье,Чтоб к вечности успеть.
Я не был готов к появленью словесных конструкций
Я не был готов к появленью словесных конструкцийТакой головокружительной высоты.Я не думал, что годы внезапно сольются,Как текст без точек и запятых,сливается в одну непрерывность,похожую больше на болезненный бред.А ведь я еще хотел быть счастливым,пока не очнулся в своем декабре.И ночь, на дрожжах моих снов жирея,росла пустотой в глубину души.Пусть пока еще память немного греет,но уже забвенье на смену спешит.
Итак, выясняется, что текст допускаетПогруженье в иной размер бытия.И получается, кто-то меня читает,А может пишет, улыбку тая.
Я смотрел на снег, падающий вверх…
Я смотрел на снег, падающий вверх…Он возвращался в небо,потому Земля больше не притягивала его.
Мир становился невесомым.Прохожие плыли над городом, как растерянные рыбы,глотая воздух ртом, размахивая руками.
Провода выгибались вверх, как кошачьи спины.а машины подпрыгивали как мячики
Над крышами дрались в полете кошки,а птицы чуть поодаль бурно обсуждалинеожиданное заселение неба.
Каждый пытался зацепиться хотя бы за что-нибудь,и ужас был в глазах у каждого,потому что никто не был готов к встрече с небом.
И только влюбленные парили в ночном небе легко и спокойно,как оживший привет от Шагала.
А в домах потолки становились полом,по комнатам летали тарелки, книги и монеты,и люстры осыпались мелким стекломкак разбитые о вечность жизни.
я думал, что мир — это звук
я думал, что мир — это звукя думал, что жизнь — это нежность рукя думал, что смерть — это тишина перед хоромя думал, что время — это двух стрелок ссора
но оказалось, что мир — это усталость ветрано оказалось, что жизнь — ожиданье рассветачто стрелки ссоряться только с вечностьюи что мы обесцвечены нашей беспечностью
А хор небесный звучит постоянно,но мы не слышим его, вот как странно
Статьи
Звезда Востока № 1. «МОЯ ПОЭЗИЯ — МОЛЧАНЬЕ»
Гуарик БАГДАСАРОВА
Из чего слагается вечность? Из мгновений, в которых, как молнией изнутри, вдруг сильно и кратко высвечивается гармония жизни, а значит, и смысл её. В эти редкие минуты или часы мы открываем для себя, как дар свыше, тот самый неуловимый смысл, который мы безостановочно ищем и хотим понять в потоке дней и бесконечных хлопот, встреч и разлук, обретений и разочарований, взлётов и падений и глубинного неистребимого одиночества наедине со своей судьбой, а значит, наедине с Богом, перед которым мы только и можем обнажить наше сознание, а значит, нашу совесть. Такие мгновения нам может подарить встреча с настоящим искусством — слова, резца, кисти, музыки. А тут всё соединилось в первой книге молодого поэта Баха (Баходыра) Ахмедова под странным, на первый взгляд, названием: «Молчание шара».
Баха Ахмедов читает стихи на поэтическом вечере в музее Есенина, март 2010.
И только на творческой встрече с автором книги в Государственном литературном музее Сергея Есенина в Ташкенте собравшиеся поклонники художественного слова узнали, что в этом интригующем словосочетании состоит творческое кредо талантливого поэта. Он расшифровал его в своих стихах:
«Моя поэзия — молчанье.Моя свобода — черновик.Пусть грусть в окно стучит ночамиИ застревает в горле крик.Я ухожу от искушенийОпределять словами суть.Я лишь рисую свет и тени,И где-то между — Млечный Путь».
По образованию Бах Ахмедов, пошедший по стопам отца, физик. В прозаическом эссе «Молчание шара», замыкающем стихотворную книгу, известные нам со школьной скамьи геометрические фигуры — цилиндр, куб, конус, шар и пирамида — спорят о степени своего совершенства. Победителем из спора, несмотря на свое молчание, выходит шар. Он молчит, но он знает о «своём совершенстве, которое по иронии геометрии, стало его наказанием и самым большим несовершенством в этой несовершенной Вселенной несовершенных фигур».
Эта философская притча таит в себе отголосок далёкого платоновского идеалистического проекта о государственном устройстве, стабильном общественном строе, основанном на справедливости, возможности точного знания, на поиске единого и всеобщего многообразия явлений.
Книга Баха Ахмедова представляется такой вселенной, или поэтическим пространством, в котором «единственностью лирической стихии» (Б. Пастернак) объединены разные эпохи и темы. «Письмо из Древнего Рима» о нашествии варваров перекликается с актуальными проблемами неузнаваемо меняющихся современных городов и отчуждения людей под прессингом глобальной унификации. «Иероглиф судьбы чёрной тушью на тонкой бумаге» и «монах, улыбаясь, глядит на ночную долину» — эти детали поэт подмечает в картине средневекового китайского мастера, чтобы сделать неожиданный вывод:
«Иероглиф судьбы, но прозрачна картина, как воздух,Чтобы свет нам дарить и тропинкой вести на вершину».
Поэт не просто изучает философов нового времени — Кьеркегора, Хайдеггера, Эйнштейна, писателей и поэтов Ренессанса и прошлых столетий — Данте, Шекспира, Пруста, Пастернака, Рильке и других: он ведёт в этом историко-информационном пространстве на равных с ними диалог, который приобретает формы транскультурного и надгосударственного единства. У них и у основателей мировых конфессий он ищет и находит целостные, а иногда и противоречивые ответы на волнующие его экзестинциально значимые вопросы о мире и о себе.
Ташкентского поэта в лабиринте истории, философии и литературы волнуют как раз те вопросы, которые один из почитаемых им философов 20 века Мартин Хайдеггер объединил бы одним понятием: «Ничто». Согласитесь, насколько это странно, на взгляд современного обывателя, заражённого рационализмом товарно-рыночных отношений, и насколько это актуально, с точки зрения понимания нашей жизни, чья суть постоянно ускользает от нас под мощным напором потока пустой информации и модных учений и поветрий.
