Гамзат Цадаса - Мудрость
Что сделали с моей бедной песней!
Несчастье с песнею моейПроизошло нежданно.Ее в газету я послалНа праздник Дагестана.
Гляжу – она, как толокно,Размолота, измятаТак, словно встретилась в путиС дубинкой суковатой.
Столкнулась, может быть, онаС оравой горьких пьяниц,Чьи лапы на ее спинеСплясали буйный танец?
А может, на кулачный бойПопала к чондотлинцамИ еле ноги унесла,Не рада их гостинцам?
Четверостишиям инымТак по загривку дали,Что их первоначальный смыслТеперь поймешь едва ли.
А в довершение, видать,Им плеткою досталось.Агонизируют они,В них жизни не осталось.
О, бедный череп! Ведь на немНе счесть рубцов и вмятин.Мне этот случай роковой,Признаться, непонятен.
У песни ребер целых нет,Взирает мутным взглядом,Как наш гуляка Мустафа,Побитый камнепадом…
________
Коль в каждом номере у васПодобных «жертв» десяток,То вы прославитесь, везде,«Герои» опечаток.Но самокритика всегдаВину загладить может.И эту песню, я прошу,Опубликуйте тоже!
Жалобы сохи
Отошли давно назадВ жизни нашей стороныМногие, как говорят,Пережитки старины.
В поле, убыстряя ход,Строем тракторы идут.С неба самолет – и тотОблегчает людям труд.
От арбы народ отвык, —В горы едет грузовик.Молотилки на гумне.А плуги!.. Куда уж мне!
Я могла пахать, покаБыло поле бедняка,А в колхозе ширь полейНе для силушки моей.
У дубовых старых сохДуб потрескался, засох,Нам свой век докоротатьНа задворках по углам.Все забыли, как нас звать,Называют просто: «хлам».
Пусть сдадут меня в музей,Чтоб потом в музейный залПедагог привел детейИ меня б им показал.
О прошедших временахВаши дети знать должны.Пусть останусь я как прахОтошедшей старины.
Певец и радио
П е в е ц
Мое дыханье, песня моя,Куда ты уходишь, едва рождена?Ты, голос мой чистый, мой нежный напев,Крадет вас, прислушиваясь, стена?
Такого капкана не видывал я:Чуть вымолвишь слово – поймали его.И вора такого не видывал я:Чуть вымолвишь слово – угнали его.
Поставил бы стражу – не знаешь, куда:Мой глаз провода оплетают кругом.Замок бы повесил, да только – на что?Язык мой украл ты, ворующий ртом!
Хитер, как лиса, ты: взобрался на столб —И носишь мой голос над всею страной!Зачем ты шпионишь за каждымсловцом —Иль договор джинн заключил с тобой?
Р а д и о
Два слова, Товарищ! (Прости, перебью!)Но всю мою жизнь, до последнего дня,Тебе рассказать я правдиво хочу,Чтоб вором не называл ты меня.
Незримое на престоле моем,В природе царило я тысячи лет.Народ, не ведая обо мне,Задумывался, увидев мой свет.
Мне скрыть от народа не удалосьТаинственный блеск моего огня,Свое убежище он выдавал,И стали преследовать люди меня,
И цепкой мыслью схватили меня,И выволокли из мрака на свет.Казалось, людям меня не найти,Но верной дорогой привел их мой след.
Правительства были без языка,Пока моего не присвоили рта.Холодным ковали строптивый металл,Пока не блеснула моя теплота.
И вот я двигаю грузный фургон,Чтобы крестьянских сберечь лошадей.На тракторе я вращаю мотор,Освобождая силы людей.
Я улицы вам освещаю в ночи, —Огнями ламп города расцвели.Я на заводах плавлю металл,И богатеют народы земли.
И слово твое, и песню твоюДо всех доношу я в родном краю.Я каждому твой задушевный напевНевидимой силой передаю.
Ты слово сказал – уже с ним я в Москве,Другое поешь – возвращаюсь за ним.В мгновение ока я путь прохожу,Что за год для поезда недостижим.
Дивится стремительный самолет:Я пыль никогда не взмету из-под ног.Пернатых царь, величавый орел,Меня бы догнать и решиться не смог.
Соперник мой – только солнечный свет,Он горы единым лучом обойдет.Да зоркое око весь видимый мирОбнять успевает в один поворот.
Меня, великое сердце страны,Назвал ты коварной лисой на столбе,И речь государства ворующим ртомНазвал ты, – ну разве не стыдно тебе!
Так вот благодарность!Для славы твоейЛовлю я развеянный вихрями звук,Храню твою песню и к людям несу —А ты меня вором считаешь, мой друг!
Двурушник
Покрась лицо, потупь смиренно взгляд,Стань коммунистом, помолясь аллаху,Сядь на собранье в самый первый рядИ красным бантом разукрась папаху.
Теперь ты ласков и хорош на вид,И, правда, заподозрить невозможно,Что твой кинжал остер и ядовит,Хоть он и скрыт в посеребренных ножнах.
Не ты ль держал свечу в полночный час,Имущим власть дорогу озаряя,Ты к нам пришел, подкрасившись под нас,Не к пахоте – ко сбору урожая.
Но волк не стал овцой, хоть к ним пролез,И ты чужой, хоть ловко перекрашен.Ты до сих пор украдкой смотришь в лес,Прислушиваясь, не идут ли ваши.
Ты клялся белым, что пред ними чист,Ты ел хинкалы, сидя с лжеимамом.Теперь ты – самый первый активист,Стал самым правильным и рьяным самым.
Но в чем бы ни клялись твои уста,Мы знаем, что в душе твоей творится.И о тебе с газетного листаНам правду говорит передовица.
О дружбе с оглядкой
Разве на свете нет верности, дружбы?Кто их саманом зажженным зовет?Разве зависит от чина и службыЛюдям оказываемый почет?
Если посмотришь на друга иного —Голос не тот, и окраска, и рост,Сердце его распластаться готовоПеред занявшим ответственный пост.
Тот, кто знакомством со мноюгордился, —Ныне ко мне обернулся хвостом;Тот, с кем вчера я совместнотрудился, —Ныне меня замечает с трудом;
Тот, кто папаху снимал предо мною,Даже когда меня видел во сне, —Тот наяву почему-то спиноюВдруг поворачивается ко мне.……………………………………………….
Хандулай на курорте
Нет для вас рассказов новых,Ни стихов, ни новостей.Расскажу, как в переделкуЯ попал с женой моей.
Говорить не буду много,Будет короток рассказ.Все поведаю как было —Не судите строго нас.
Нам сказали на курортеДружелюбные слова:«Прежде чем располагаться,Пообедайте сперва».
Тут жена моя сробела,Тихо шепчет мне: «Беда!»За столом не приходилосьЕй обедать никогда.
Все едят в столовой дружно,Принесли котлеты нам,Но жена сидит смущенноИ глядит по сторонам.
Вилку правой взяв рукою,Ножик в левую взялаИ с котлетою возитьсяНеумело начала.
Не по правилам, как видно,Вилка встретилась с ножом,И котлету эти штукиНе разрежут нипочем.
Встали люди, пообедав,Погулять пошли они.Но с котлетами в столовойОстаемся мы одни.
Стала тут жена смелее:Не уйдешь теперь, – шалишь!И котлету придавила,Словно кошка давит мышь.
Беспощадной быть решила,Сил откуда-то взяла,Но злосчастная тарелкаПолетела со стола.
Тут жена, всплеснув руками,Потрясенная бедой,Неожиданно смахнулаГолубой графин с водой.
И горчичницы не стало —Лишь осколки под столом,Покатились с жалким звономДва стакана с молоком.
Блюдце с солью разлетелось(Блюдце тоже из стекла) —Все расколото, разбито,Вот такие-то дела!
Подошла официантка,Стало чисто все вокруг,«Ничего», – жене сказала,Увидав ее испуг.
Люди русские тактичны,Не смеялись над женой.Наш Расул, давясь от смеха,Веселился б день-деньской.
Сколько дней с упрямой вилкой,С неподатливым ножомМы согласия искали, —Долго речь вести о том!
Не найдя здесь деревянной,Длинной ложки суповой,Хандулай моя в обидеСобралась уже домой.
Тут дивчина с УкраиныК нам на выручку пришлаИ «орудия обеда»Изучить ей помогла.
Сразу все переменилось,И, уменьем дорожа,Есть жена моя решилаТолько с помощью ножа.
Городской франтихой стала,С головы сняла чохто,Гребешок воткнула в косы —Не поверишь ни за что.
С горожанками сдружилась,И они с женой моейПеред ужином гуляютВ тишине густых аллей.
Мать родная не узнает!Молодеет на глазах.Жить по-новому решила,Возвратясь в родной Хунзах.
И наглядно доказалаВсю бесхитростную ложьНашей старой поговорки:«Кем родился, тем помрешь».
Жалоба моей жены
