Николай Алл - Русская поэзия Китая: Антология
ХАРБИНСКАЯ ВЕСНА
За белой мартовской метельюПришла немедленно весна,В саду запахло талой прелью,Природа тянется со сна…
Каток расплылся желтой кашей —И голуби снуют по ней:Урчат, блаженствуют и пляшут —Их шейки — радужней, синей.
По-новому грохочут звонкоСоставы поездов вдали.А в воздух — золотой и тонкий,Исходит нежность от земли…
Не служат ей помехой трубы,И копоть не мешает ей —Весна скользит в глаза и губы,Добрее делает людей!
ОТ ОДНОГО КОСТРА
Кто мне раздвинул широкие скулы,Бросил зигзаги из черных бровей?В леность славянскую круто вогнулисьЗлобность и скрытность восточных кровей.Беженству рад, как дороге скитаний,Любящий новь непоседливый дух:Чувствую предка в себе, Чингисхана,И устремляю в минувшее слух…
С ухом прокушенным конь иноходныйМчится по Гоби душисто-сухой:Раньше не знала бы этой свободы,К возгласам крови была бы глухой!Плоское звездное небо над нами;Бледный костер поедает аргал;Пахнет уставшими за день конями;Воет в степи боязливый шакал.
Наш огонек замечают другие:Вот подскакал любопытный монгол —Черные космы и скулы тугие.Делим свой вкусно кипящий котел.Это — мой брат, разделенный веками,Лег на кошму и запел в темноту.Теплый аргал разгребаю руками —Миги из жизни тихонько краду.
Из двадцати семь столетий откинув,Вижу идущей себя по степи:Неизгладимые в сердце картины —Годы не могут их тьмой окропить…Годы не могут отчерпать из кровиВлитую Азией в тело струю,И над глазами раскосыми — бровиЧасто чернеют в славянском краю.
1930У ГРАНИЦЫ
В хижине у озера далёко,Где проходит русская граница,Я живу… и думаю жестокоО стране, которая мне снится…
Там вдали, на плоском побережье,Бродит пограничник цвета хаки.Между мной и тем река мережитСиней ниткой земляную скатерть.
Мне преградою не эта речка…Путеводные сгорели вехи.И не перекинуться словечкомСо страной, где слезы даже в смехе……………………………………………………..Больно стынут мысли… НедалёкоВ дымке горизонта, за границей —Белый дом… мой дом… Но жизнь жестока,Без конца и вечно только снится…
1935 На берегу реки Тюмень-Ула«Весенними влажными днями…»
Папе-Тигру
Весенними влажными днямиОдна я блуждаю с винтовкой.Пересекаю часамиОвраги, долины, сопки.
По-разному смотрят на счастье.По-разному ищут дороги.А мне — побродить по чаще,В росе промочить ноги.
И сердцем дрожать, как собака,На выводок глядя фазаний,А ночью следить из мрака,Как угли пылают в кане.
Такие простые явленья,А жизни без них мне не нужно.И здесь, в горах, в отдаленье,Мне кажется мир — дружным.
1934Я ЖДУ
Кузине-Фиалке!
В старой заброшенной хижинеЯ развела огонек.Стелется пламя униженноВозле смуглеющих ног.
Ты же тропою окольноюНа огонек мой придешь.Сумерки дрожко-стекольныеЛезут в отверстья рогож.
Синее, звездное, вечное —Сдвинулось складками штор…Счастье осеннего вечераСсыпалось в этот костер.
1928«В чаще, где пахнет грибами…»
В чаще, где пахнет грибами,Хвойными талыми смолами,Я пробираюсь за псами —Дикая и полуголая.
Как раскричались цикады!Путь мой запутан лианками…Вновь ничего мне не надо!Снова я стала Тарзанкою!
1936БАГУЛЬНИК
Пора была вам распуститься лишь весною,Цветы багульника малиновых оттенков,Но, в вазочку поставленные мною,Вы распустились вдруг на тонких ветках…
На улице зима и снег еще белеет,А вы нежнейшими дрожите лепестками,И листики тихонько зеленеют,Глядя кругом весенними глазами.
Вам преждевременное пробужденье странно?Вам кажется — судьба цветочная ошиблась?Нет, — каждого не поздно и не рано —По предопределенью сердце билось.
1930«Ночью я зачиталась нечаянно…»
М. С. Рокотову-Бибинову
Ночью я зачиталась нечаянно.Вышла в сад. Все уже голубое.И луна — точно роза чайнаяЗа рассветным туманным прибоем.
Сразу тополи стали глазастыми,Растопырив ресницы впервые;А движения ветра вихрастогоПровели по песку кривые.
Это май бросил ландыш с азалиейНа хребты исполинской горстью…Ты весна моя радостно-шалая!Ты, душисто-крылатая гостья!
1930 СейсинШАНХАЙСКОЕ
Б. Л. Суворину
На Французской Концессии есть пустыри,Где могилы китайцев буграми;Где трава, как в деревне, цветами пестрит;Где плакучие ивы ветвямиВ нежно-желтеньких почках качают весну…Где свистят настоящие птицы —Не из клеток… где я почему-то взгрустнуНа горячих кусках черепицы…
Наш асфальтовый серый унылый пассажС целым рядом домов трафаретных —Затенит на мгновенье далекий мираж.Проскользнувший в цветах незаметных:Золотой одуванчик увижу я вдруг…Вспомню пастбище в нашем именье!Молодых лошадей, коз и клеверный луг,Белый замок внизу в отдаленье…
Но… пронесся зачем-то крикливый мотор!Задрожал и поник одуванчикНа печальный китайский могильный бугор,Прошептав: «Извини, я — обманщик…»Я жалею цветы городских пустырейИ забытые всеми могилы…А посаженных в клетки пичуг и зверейЯ бы всех навсегда отпустила…
И корейским цветам расскажу я потомПро смешной одуванчик шанхайский,Что могилу считает высоким хребтом,А пустырь — обиталищем райским!И про то, как, забывши свой грустный уделИ раскрыв золотистые очи,В этом городе плоском мгновенно успелОдуванчик меня заморочить…
1929 ШанхайСКАЛА-БУДДА
Здесь море, шиповник, песок раскаленный.Цветы голубые морского царя[42],И я — человек, перед ним оголенный,Сливаюсь с песком. Я желтей янтаря.
Второй человек — это Будда из камня.Природа швырнула его на скалу —С ним встреча сегодня случайно дана мне:Ему поклоняюсь, его я люблю.
Теперь поняла я пристрастье к растеньям:Он травы велел мне в потоки кидать;Их жизнь берегу я с языческим рвеньем —За лишний цветок может он покарать!
Спокойный и серый. Он к морю очами,А справа и слева огни маяков.Он их наблюдает густыми ночами,От скал отстраняя слепых моряков.
Шиповник малиновый, белый ползучийИ плющ — все по скалам стремится к нему…Твое ли ученье, приказ ли твой лучшийЯ в лунную ночь эту точно пойму?
1929 ЛукоморьеБУДДА И Я
