Владимир Высоцкий - Книга 2
Сибирь Высоцкому приглянулась. В день приезда прямо с аэропорта уехали на Байкал. Он спросил, где утонул Саша Вампилов и добрых пять часов сидел на берегу озера, от всего отрешенный, тихий, вглядывался в зеленоватые волны. Поднявшись с замшелой коряги, сказал:
— Знаешь, я все же верю, что на такое человек руку подымет… Разве, что сумашедший… Нет, нет думать не хочу. Байкал — святыня России. И Вампилов святой водой перед смертью омылся. Повезло… И Валентин Григорьевич Распутин, дай ему бог здоровья, живет на этих берегах. Святое место.
Кстати, что до меня, то видится мне в судьбах двух таких разных, на первый взгляд, людей, помимо их взаимной симпатии, еще кое что общее, как-то: редкий дар послушать, понять, раскрепостить твою душевную скованность единственным верным словом не по обязанности, а по сердечному участию для тебя одного произнесенным.
Роднит их обостренное чувство ответственности перед правдой, которую они нам несли, бережное, строгое отношение к ее чистоте.
В драматургии Вампилов, в искусстве Высоцкий. Не гримеры, творцы они, сеятели света. Да и люди мудрости необыкновенной. Много ли назовешь сегодня поэтов, писателей, помогающих нам разглядеть во внутреннем мраке стяжательства, двуличия, лжи свое настоящее лицо?
Вспомните, еще не подтвердилось имя, а по белу свету уже шли герои Александра Вампилова, театры репетировали пьесы сибиряков. Ох, трудно он шел к зрителям. И как широко распахнулись двери театров уже после смерти Вампилова, будто прозрение общее получилось, и вслед ему понеслись слова признания, догонят ли?! И подтвердилось имя. Имя Владимира Высоцкого не подтверждено по сей день, однако где есть дом без его песен? Кто из театралов может забыть твердо — скупого Гамлета или таких необычных, самостоятельных киногероев, как Брусенцов «Служили два товарища», Жеглов «Место встречи изменить нельзя»?! «И в своих песнях, и в своих ролях на сцене и в кино он был обнаженным нервом событий», — писал драматург Эдуард Володарский.
Он очень хотел, чтобы вокруг было чисто и светло, отсюда такая талантливая непримиримость художника к злу и несправедливости. Никто не остается глухим к его страстному призыву — не копите правду! И ее капитал — гири на вашей совести. Отдайте, со всей страстью и верой в ее торжество! Сам он никогда не скупился, тысячи песен! Некоторые из них ушли от нас навсегда, большинство продолжает жить с нами. Одну из них, уже забытую, Володя нашел в ресторанчике на окраине Парижа. Песню исполняли цыгане, ужастно коверкая русские слова, да и те, кто слушал, говорили не лучшим образом, — ушел от них родной язык вместе с родиной.
— Откуда вы взяли эту песню? — Спросил Володя.
Старый цыган крутил вислый ус:
— От верблюда! Народная песня, русский ведь, должен знать…
— Перед тобой — автор, Владимир Высоцкий.
— О дайте барду гитару!
Он пел ее вместе с цыганским ансамблем и через несколько дней песня разлетелась по свету, обрела вторую жизнь.
А сейчас вернемся в Сибирь, точнее на север Сибири, Бодайбинский район, где среди диких скал текут тяжелые, будто масляные реки и медведи дерут кору с чахлых кедров, отмечая границы своих угодий. Вертолет завис над крохотным поселком старателей Хомонхо. Слева от гольца заходит чернобрюхая туча, вдалеке за ее спиной сплошная стена дождя.
— Это надолго! — Кричит пилот Высоцкому, — возможно до конца недели. Поворачиваем на Бодайбо?
— Прошу, садитесь. Я обещал.
Вертолет со снайперской точностью — на ровный пятак среди изрытых бульдозерами полигонов старателей — спустился и тут же умчался в незахваченное тучами небо.
… Семь жилых домиков, рубленных из тонких, тайга в тех местах силы набрать не успевает, деревьев, столовая, баня да глухие лысоватые горы вокруг — такой вот безрадостный пейзаж, особенно горы, в них поди и эхо не приживется. Что касается старателей, то они — явление временное. Взяли ушли. Высоцкому же, совсем неожиданно, край понравился, он говорил, пробуя холодную землю:
— По острой грани бытие движется. Ощущение земли не теряешь от того, что рядом, в вечной мерзлоте, она совсем отсутствует. Лед мертвый.
Вечером его будут слушать 50 усталых мужчин, большинство из которых трудно чем удивить. Люди серьезные, как принято говорить, с большим жизненным опытом. Короче — старатели. Ну, а пока он наблюдал за их работой и сам, сидя за рычагами бульдозера, очень даже прилично толкал золотоносные пески на промприбор.
Потом ветер рванул с темных озер сонную гладь, зашлось стене северное худолосье, дождь, до того едва моросящий, хлынул во всю мощь.
— Пошли в избу, ребята, — говорит Вадим Иванович Туманов, хозяин местных золотодобывающих участков, чья репутация специалиста старательской добычи в стране конкуренции не имеет.
Человек решительный, умный, в нем крутая воля первопроходца уживается с тонким пониманием поэзии, в нем много чего-то загадочного, к чему так пристально приглядывался Высоцкий. Высоцкий даже песню о Туманове написал. Дружили они давно, знакомил нас, Вадим Иванович:
— Вот мой старый друг. Ты его обязательно полюбишь.
Уже, когда остались одни:
— Ты знаешь, Леня, я дышу его песнями.
Знал я и другое: на старательских участках всей Сибири иной музыки и не водится. Она с ними и в удаче и в прогаре: рвет сон тайги хриплый голос москвича.
Обратил внимание: Высоцкого всегда тянуло к людям нестандартным к тем, которые защищали зубами голые провода, могли встать грудью к течению и шагнуть наперекор. У них он находил ответы на вопросы: «Что есть там, на краю земли?» и «Можно ли раздвинуть горизонт?» Рядом с ними он становился тихим, незаметным, стараясь слушать и понять. Крохотной деревушке большая глубокая, что по Культукскому тракту Байкала, беседовал до первых петухов с седой много пережившей старушкой, а в шумной компании, где шампанское стреляло чаще, чем охотники на открытии утиной охоты, где зрел душистый шашлык, тосты (в его честь, понятно) сопровождали каждый бокал, Володя погас, замкнулся, даже озлобился. Петь отказался наотрез и, сославшись на недомогание, уехал. По дороге, уже улыбаясь, говорил:
— Не заметил, они смахивают на свои кошельки — тугие, самодовольные. Мои песни нужны им для лучшего усвоения пищи. Кошелек он ведь с удовольствием открывается лишь только для того, чтобы принять рубль. Песню не примет.
Людям бы он наверное спел, потому что любил петь людям, любил, когда его люди слушали. «Кошелькам» — отказал.
К вечеру в поселке старателей собралось человек 120.
Мы ломали голову: как узнали, откуда бы им взяться? По холодной, северной распутице, через грязь, болото, многие километры шли люди из лесных кордонов, геологических палаток, зимовий.
Старый якут кеша приехал на смешном таком олене, в потертой по бокам от долгих переходов шкуре, и тоже старой. Он все улыбался, показывая Владимиру единственный зуб. Обьяснял старательно, но без хвастовства:
— Однако, медведь на гнилом ключе шалил. Олешка пугал. Кеша думал — пешком ходить надо. Ши-ши-ихо. Далеко.
— Обманул все же медведя, дедушка?
— Обманул, обманул, радостно трясет головой старик и гладит сухой ладошкой рукав Володиной куртки и губы шепчут что-то не вслух, для себя.
Разместить 120 человек в столовой показалось делом невозможным, и поначалу хозяева повели себя со всей определенностью.
— Товарищ Высоцкий приехал для нас. Очень сожалееем, но…
Высоцкий попросил:
— Ребята, давайте что-нибудь придумаем. Мокнут люди…
И минут через 30 был готов навес. Открыли окна и двери настежь. Высоцкий тронул струны гитары. О голосе Высоцкого разговоры разные. Очень хороший, прекрасный просто писатель Виктор Астафьев (сибирского корня человек) писал в «Литературной газете»: «Нельзя, допустим, петь под Высоцкого, этим хриплым голосом, орущим, несколько ерничающим, петь мог только он». Правда, довелось мне однажды послушать в том же исполнении песню, и один известный тенор не сдержался, зааплодировал: «Володя, это же Челентано — говорит, — настоящий живой Челентано!».
— Это подделка, Саша, шутка для друзей.
Настоящее было хриплым, орущим, несколько ерничающим, оно входило действующим лицом в каждый спектакль. (Любая песня Высоцкого есть маленький прекрасный спектакль, где партнерами были высокая поэзия и самобытное актерское мастерство. Многие нынче исполняют свои песни. Увы, за двери концертного зала песни не выходят. «Раздвинуть горизонты» удалось ему, в коем соединились талантливый поэт, актер, певец.
Мы слушали его под шум дождя в таежном поселке Хомонхо. Неизреченные истины, томящиеся в нас немыми свидетелями, обрели хрипловатый голос в потрясающих балладах. Все в жутком вихре и раздельно, все точно, накалено до предела, каждое слово на душу ложится и жмет ее так, что терпение на грани. Но ведь если она закрыта, то и пламя больших оркестров туда не пройдет, а здесь принимает, мается вместе с ним. И память входи в кровь нашу благодарностью миру, где рождаются такие люди.
