Фидель Кастро - В горячих сердцах сохраняя (сборник. Рассказы и стихотворения)

— Мы сразу поняли, что бои там идут ожесточенные, когда увидели мчавшийся к нам с зажженными фарами автобус. Он затормозил, и нашим взорам предстали зияющие в его крыше пулевые пробоины. Вдалеке мы заметили пикирующий американский бомбардировщик. Мы быстро попрыгали с грузовиков и постарались укрыться. Грузовики, стоявшие в колонне, срочно рассредоточились, чтобы не стать мишенью для бандитского самолета.

— Каковы потери 113–го?

— У нас ранило 16 человек и один погиб, подорвавшись на мине—сюрпризе.

— Как это случилось?

— Наш товарищ увидел пистолет в траве. И хотя капитан Арагонес запретил поднимать что—либо с земли, он ослушался приказа и поднял пистолет, оказавшийся миной—сюрпризом. Так легкомыслие стоило человеку жизни.

Лейтенант Альфонсо развернул на столе карту боевых действий, напечатанную газетой «Революсьон», и продолжил свой рассказ:

— После первого воздушного налета мы получили приказ продолжать движение в направлении Сан—Бласа, где окопались наемники. На пятнадцатом километре шоссе нам пришлось вступить в бой. Развернув орудия, мы сразу начали обстрел позиций противника. Кроме нас здесь вела бой рота 117–го батальона, значительно уступавшая противнику в огневой мощи. Невзирая на шквальный пулеметный огонь, наши бойцы продвигались вперед. Двое из них, Марио Артуро Гавилан и Орландо Рубио, были ранены. Но пусть лучше об этом расскажут бойцы, которые, рискуя жизнью, вынесли их из огня.

Через несколько минут пришли саперы Хулиан Крус Пимьента, Матиас Пеньялвер и Фермин Висенте Фернандес из разведывательного взвода.

Мы стали расспрашивать их о боях. Все трое явно скромничали, когда говорили о своих боевых делах.

Начал Крус Пимьента:

— Гавилану попали в спину две пули. На помощь ему поспешил Рубио, но тоже был ранен. И тогда мы поняли, что, если срочно не прийти им на выручку, они оба погибнут…

— Мы поползли туда, где лежали наши товарищи, — добавил Фернандес. — Никто не думал о себе, думали только о том, как бы поскорее добраться до них…

— Когда мы подползли к ним, — продолжал Пимьента, — то хотели первым взять Рубио, но он наотрез отказался: «Нет—нет, сначала несите Гавилана — он ранен тяжелее…»

— Это нас очень растрогало, — вставил Пеньялвер. — Только от патриота можно услышать такие слова.

— Мы хотели приподнять Гавилана, — произнес Пимьента, — но он попросил: «Осторожнее… У меня две раны в спине». Кто—то из нас попытался взвалить его себе на спину, однако из этого тоже ничего не получилось.

— Не оставалось другого выхода, — сказал Фернандес, — кроме как нести его на руках под огнем. Так мы и сделали…

В разговор снова вступил лейтенант Альфонсо:

— Раны у Гавилана оказались необычные. Пули, вместо того чтобы пройти навылет, прошили его тело по вертикали… А вот еще случай. Один наш товарищ прошел по грудь в воде и грязи по болоту под шквальным ружейно—пулеметным огнем и остался невредим. Впоследствии, когда мы захватили в плен наемников, один из них спросил: «А где ж ваш пижон?» Мы догадались, о ком идет речь, но все—таки уточнили у контрреволюционера, откуда он знает этого парня. «Как же не знать! — ответил тот. — Мы стреляли по нему, а он шел себе и шел. Ему кричали, чтобы укрылся, называли пижоном, но он не отступил». — Лейтенант Альфонсо возвратился к карте, показал нам продвижение 113–го до Плая—Хирон и закончил свой рассказ: — Это было настоящее боевое крещение. Мы узнали, что такое современная война. Несомненно, приобрели опыт. В заключение могу сказать, что все мы возвращаемся в Сьенага—де—Сапата с твердым намерением еще настойчивее овладевать военной наукой, боевой техникой, чтобы в любой обстановке суметь защитить Родину и революцию.

Одним из батальонов, героически сражавшимся под непрерывной бомбежкой на участке в три километра между Плая—Ларга и Плая—Хирон, был 123–й. Его бойцы вписали славную страницу в историю борьбы за независимость и национальный суверенитет. Когда мы прибыли в комендатуру и объяснили нашу задачу, нас познакомили с такими же героями, каких мы узнали в 113–м. Никто не хотел рассказывать о себе. Каждый, с кем беседовали журналисты, предпочитал говорить о героизме своих товарищей.

123–й батальон был одним из тех подразделений, которые продвигались к Плая—Хирон по единственной среди болот дороге в нескольких автобусах, шедших вслед за танками. Как и другие подразделения Повстанческой армии и народной милиции, батальон подвергался беспощадной бомбардировке и обстрелу с воздуха. Пули, напалмовые и обычные бомбы, ракеты градом сыпались на защитников родной земли. Но весь этот смертельный груз, сброшенный с самолетов, оказался малоэффективным: он не смог остановить тех, кто решительно выступил против банды наемников, осмелившихся топтать нашу землю.

13 человек из 123–го батальона отдали свою жизнь за ее свободу, 12 бойцов получили тяжелые ранения. Вот свидетельства участников тех боев.

Рядовой Серафин Севаско, настоящий боец революции, рассказал:

— В тот день наш батальон был переброшен на автобусах к Плая—Хирон. Многие товарищи забрались на танки, шедшие впереди. Вскоре появились бомбардировщики наемников и, атаковав нас, стали сбрасывать зажигательные и осколочные бомбы. Однако эта яростная атака не смогла внести панику в наши ряды, хотя потери у нас были немалые. Я с восхищением вспоминаю Эльо Льерена. Когда самолеты пикировали, он стрелял по ним из винтовки прямо с танка, а сраженный осколком, воскликнул: «Родина или смерть!» Геройская гибель Эльо Льерены потрясла весь батальон. Мы прижимались к земле, убежденные, что даже все американские самолеты не смогли бы заставить нас отступить ни на шаг…

Боец, не пожелавший из скромности назвать свое имя, дополнил рассказ товарища:

— Такое могли выдержать только отважные люди. Когда атакующие самолеты улетали и дым от взрывов рассеивался, мы выходили к обочине шоссе, строились в колонну и шли в бой на врага со словами «Родина или смерть!» на устах.

Лейтенант Карлос Торрес Падрон рассказал о доблести бойца по фамилии Сулуэта. Когда горели автобусы, он, рискуя жизнью, отогнал в сторону нагруженный боеприпасами грузовик.

А рядовой Севаско продолжал:

— Вражеские самолеты атаковали автобусы, в которых находились бойцы взвода связи. Никто из них не умел обращаться с пулеметами. Овладевать оружием и учиться стрелять им пришлось непосредственно в бою.

— Героические поступки, — добавил лейтенант Торрес Падрон, — совершались все время, пока не закончились бои. Можно, к примеру, вспомнить случай, когда во время боя плохо закрепленная зенитная установка вдруг начала крениться. Расчет установки — молодые ребята, по сути дела, мальчишки, — не потеряв самообладания, продолжал вести огонь, в то время как один боец, невзирая на свист пуль, закреплял установку.

Пожилой седобородый боец, не назвав своего имени, рассказал о рабочем Рамоне Рейесе, павшем в бою:

— Когда его грудь была буквально изрешечена пулями, бойца отнесли в укрытие. Все понимали, что рана смертельна, но когда его спрашивали: «Очень сильно они тебя?» — он спокойно отвечал: «Да нет, пустяки». До слез потрясло меня и мужественное поведение его вдовы. Когда она узнала о гибели мужа, то с удивительной твердостью заявила: «Я его очень любила, и мне сейчас страшно тяжело, но меня поддерживает мысль, что он умер, сражаясь за Родину».

Побывав в штабе 115–го батальона, мы беседовали с лейтенантами Саэнсом и Паэсом, а также с бойцом Роландо Кесадой. Эти трое от имени своих товарищей взялись рассказать о том, как их батальон шел из Йагуарамас к Плая—Хирон под командованием Фиделя Кастро.

— Мы горды, — сказал Кесада, — тем, что огнем своих минометов поддержали атаку на Плая—Хирон и что во главе нашего батальона шел сам Фидель Кастро. Это было наше боевое крещение. Действия подразделений народной милиции и Повстанческой армии были безупречными. Там, под Плая—Хирон, мы доказали, что каждый из нас — частица народа, спаянного революцией.

Эмилио Комас Парет

Пулеметчик

«Я представлял, что это тяжело, но не настолько. Одно дело, когда такое видишь в кино, и другое — когда, как сейчас, знаешь, что в любой момент у тебя может кончиться лента с патронами. Горацио ранили, когда он пытался укрыться за стволом уверо.[32] Мангровые деревья такие колючие, что напоминают подушку для булавок, к тому же я лежу животом на кривом мангровом корне, который мне мешает хорошо закрепиться. Вот это, должно быть, стреляет крупнокалиберный пулемет. Прямо корчует мангровые заросли! Если Горацио ранили из такого пулемета — плохи дела. Эти идиоты все время пускают сигнальные ракеты, и кажется, что идет гулянье и жгут бенгальские огни, но никого не видно».

…«И на войну солдат отправляется не умирать. На войну солдат идет, чтобы жить, а чтобы жить, необходимо убивать…» — сказал старший лейтенант, прежде чем дать приказ к погрузке. Они поднимались на борт по порядку, рассаживаясь в линию вдоль проходов, как люди, знающие толк в морских делах. Задание было опасным: нужно было углубиться в район островков и вести наблюдение за возможным передвижением врага. Люди оберегали винтовки, как дети — новые игрушки. Позади оставалась прибрежная полоса. Южный берег был уже отчетливо виден. Две встретившиеся стаи чаек что—то прокричали одна другой. Человек потянулся, стараясь размять занемевшее тело, и стал думать о своем народе…