Дмитрий Мережковский - Полное собрание стихотворений
CXI
А может быть и то: под слоем пылиМеж тех, чьи книги только мышь грызет,Кого давно на чердаке забыли,Историк важный и меня найдетИ песнь мою о стародавней былиС улыбкою внимательной прочтет,И гордую в изгнании суровомПомянет Музу нашу добрым словом.
CXII
Теперь с тобой прощаясь, мы почтим,Богиня, ту, что тихо спит во гробе,Кто ангелом-хранителем твоимБыла во мраке, холоде и злобе.Возлюбленную тень благословим:Вы были мне заступницами обе,И верую, что в час последний вновьМеня спасет великая любовь.
CXIII
Ты в горестный и страшный час, родная,Придешь ко мне не с горестным лицом,Не слабая, не жалкая, больная,Такой, как ты была перед концом,Но с девственной улыбкой, молодая,С торжественно сияющим венцом,Меня в преддверье новой жизни встретишьИ радостно на мой призыв ответишь.
СХIV
Сотрешь с чела в предсмертной тишинеХолодный пот моей последней муки.Чтоб слаще мне спалось в могильном сне,Баюкая, на любящие рукиВозьмешь меня и тихо скажешь мне:«Не бойся же, – нет смерти, нет разлуки.Тебе я песню прежнюю спою, —Усни, мой мальчик, баюшки-баю».
CXV
Великого обета не нарушу:О, мама, скоро я к тебе приду!Как погибающий пловец – на сушу,Стремлюсь к тебе и радуюсь, и жду:Душа обнимет родственную душу,В твоих чертах любимых я найду, —Как разрешишь ты все земные узы, —Черты моей богини, вечной Музы.
Середина – конец 1890-х годов
Стихотворения разных лет
Лирика
Царство божие
Сам Христос молитвой благодатнойНас учил: в ней голос сердцу внятный,Дышит в ней святой любовью все,И звучит, победу возвещая,Как призыв, надежда дорогая:Да приидет царствие Твое!
Будет все, во что мы верим, други,И мечи перекуют на плуги,И земля, тонущая в крови,Позабудет яростные битвы,И в одну сольются все молитвы:Да приидет царствие любви!
Пусть природа нам отдаст покорно,Повинуясь мысли чудотворной,Все богатства тайные свои,Пусть сольется с творчеством познаньяС красотою – истины сиянье,Чтоб прославить царствие любви.
И тогда стекутся все народыПод священным знаменем свободыВспомнить братство древнее свое,И насилье будет им ненужно,И семья людей воскликнет дружно:Да приидет царствие Твое!
Но пока... ужели беззащитнойЖертвой зла и смерти ненасытной,Старой лжи не в силах побороть,Ляжем мы, как мертвые ступени,Под шаги грядущих поколенийВ царство вечное Твое, Господь?..
Разум полон вечного сомненья.Но безумно жаждет обновленьяСердце, сердце бедное мое.И пока не перестанет биться,Будет страстно верить и молиться:«Да приидет царствие Твое!»
1 марта 1882, <1894>
Мудрецу
Речью уверенной, чуждой сомнения,В смерти, мудрец, ты сулишь мне покойИ нескончаемый отдых забвения,Сладостный отдых во тьме гробовой.
«Смерть, – говоришь ты, – глаза утомленныеНам благотворной рукою смежит,Смерть убаюкает думы бессонные,Смерть наше горе навек усыпит».
Знай же, мудрец, той мечте обольстительнойВсю мою веру я в жертву принес;Но подымается с болью мучительной,С прежнею болью упрямый вопрос:
Что, если, там, за безмолвной могилою,Нам ни на миг не давая уснуть,Те же мученья, но с новою силоюБудут впиваться в усталую грудь?
Что, если, вырвав из мрака ничтожногоДушу, бессмертную душу мою,Не потушу я сознанья тревожного,Жгучей тоски я ничем не убью?
Буду о смерти мольбой бесполезноюЯ к безучастной природе взывать, —Но отовсюду холодною бездноюБудет упрямая вечность зиять,
Вечность унылая, вечность бесцельная,Вечность томленья и мук без конца,Где не уснет моя скорбь беспредельнаяИ не изменится воля Творца;
А надо мной в красоте оскорбительнойБудет злорадное небо сиять,Звездные очи улыбкой презрительнойБудут на стоны мои отвечать...
Нет, перед страхом немой бесконечностиРазум твой гордый бессилен, мудрец...О, беспощадные призраки вечности,Кто же вас вырвет из наших сердец?
<1883>
Мрамор
Сонет
Ваятель видел сон: дыханье затаив,Казалося, глядит он, жаждой истомленный,Как весь из мрамора, пустынно молчалив,Возносится хребет в лазури распаленной.
На нем – ни ручейка, ни муравы зеленой;Но млеет и горит искрящийся отлив...Он им любуется, художник упоенный,Про жажду он забыл, и в муках он счастлив...
Тоскующий певец, ни мира, ни свободыСебе ты вымолить не можешь у природы;Ее краса и блеск души не утолят.
Но, стройных образов ваятель вдохновенный,И в муках перед ней восторгом ты объят:Она – бездушная, твой мрамор – драгоценный!
<1884>
«Уж дышит оттепель, и воздух полон лени…»
Уж дышит оттепель, и воздух полон лени,Порой на улице саней неровный бегКасается камней, и вечером на снегЛожатся от домов синеющие тени.В груди – расслабленность и кроткая печаль;Голубка сизая воркует на балконе,Меж колоколен, труб и крыш на небосклонеЯнтарные пары куда-то манят вдаль,И капли падают с карнизов освещенных,Щебечут воробьи на ветках обнаженных,Из городских садов, обвеянных весной,Уж пахнет сыростью и рыхлою землей;И черная кора дубов уж разогрета.Желанье смутное – в проснувшейся крови;Как семя под землей, так зреет стих любвиВ растроганной душе поэта.
1888
«Летние, душные ночи…»
Летние, душные ночиМучат тоскою, веют безумною страстью,Бледные звездные очиДышат восторгом и непонятною властью.
С колосом колос в тревогеШепчет о чем-то, шепчет и вдруг умолкает,Белую пыль на дорогеВетер спросонок в мертвом затишье вздымает.
Ярче, все ярче зарница,На горизонте тучи пожаром объяты,Сердце горит и томится.Дальнего грома ближе, все ближе раскаты...
1888
Смерть Всеволода Гаршина
Погиб и он – когда тот слух к нам долетел,Не верилось, и в страхе мы внимали,Мысль отрывалась вдруг от мелких, пошлых дел,От будничной заботы и печали;«И он, и он погиб», – бледнея, мы шептали.Нас ужас леденил нежданного конца;И что-то пронеслось, и душу нам смутило,И содрогнулися беспечные сердцаПред этой новою открывшейся могилой...Как будто все почувствовали вдруг,Что слишком близки нам его мученьяИ что недуг его – для всех родной недуг;Как будто поняли мы сердцем на мгновеньеПоследний вопль его предсмертных мук...Зачем так много сил дала ему природа?Ведь с чуткой совестью и страстною душойНельзя привыкнуть жить меж нас во тьме глухой…И он страдал всю жизнь, не находя исхода,Истерзан внутренней, незримою борьбой.О, горе тем, кто в наше времяПроснулся хоть на миг от рокового сна, —Каким отчаяньем душа его полна,И как он чувствует тоски гнетущей бремя!О, горе тем, кто смел доныне сохранитьЖивую душу человека,Кто не успел в себе сознанья задушитьИ кто во прах не пал пред идолами века!В нем скорбь за всех людей была так велика,Что, нежным ландышем главу к земле склоняя,На ниве жизненной он пал, изнемогая,Как будто ядом «Красного цветка»Была отравлена душа его больная...
Друзья, вот бесконечный ряд могил, —Редеет круг бойцов... Не стало лучших сил.Все честное хороним мы послушно,Но долго ли еще нам, братья, хоронить?..Ведь жизнь теперь, как склеп, где так от труповдушно,Что скоро нам самим нельзя в нем будет жить...
О, если правда в нас заглохла не совсем,И голос совести еще не вовсе нем, —Сюда, друзья, сюда на раннюю могилу!Оплачем юные надежды и мечты...Подавленную творческую силу,Оплачем нежные, убитые цветы,Мир отстрадавшему!.. Здесь, братья, мы сойдемсяНад гробом тесной, дружеской толпойИ в общей горести хотя на миг сольемся,И прах его почтим горячею слезой.
1888
«Кой-где листы склонила вниз…»
Кой-где листы склонила внизГрозою сломанная ветка,А дождь сияющий повис,Как бриллиантовая сетка.И он был светел и певуч,И в нем стрижи купались смело,И там, где падал солнца луч,Они сверкали грудью белойНа фоне синих грозных туч.
«В темных росистых ветвях встрепенулись веселые птицы…»
