Рабиндранат Тагор - ...Это не сон! (сборник)
Утром, раскрыв глаза, она увидела у своей постели Шойлоджу. Поняв, что уже поздно, смущенная девушка поспешно села в кровати.
– Не вставай, сестра, поспи еще немного. Ты, наверно, заболела? Лицо осунулось, под глазами темные круги. Что-нибудь случилось? Почему ты не расскажешь мне всю правду? – И Шойлоджа, присев на постель, обвила руками шею Комолы.
Грудь девушки судорожно вздымалась: не сдерживаясь больше, она уткнулась лицом в плечо Шойлоджи и дала волю слезам. Не говоря ни слова, Шойлоджа крепче обняла подругу. Но через мгновенье Комола вырвалась из ее объятий, встала, вытерла глаза и через силу рассмеялась.
– Перестань смеяться, – сказала Шойлоджа. – Знаешь, много я видела девушек, но такой скрытной еще никогда не встречала. Однако не надейся, что я позволю тебе молчать, не на такую напала! Хочешь, я скажу, в чем дело? Ромеш-бабу не прислал тебе из Аллахабада ни одного письма – вот ты и рассердилась, гордячка какая! Но пойми, он уехал по делам и через два дня вернется. Зачем жe так сердиться, ведь не в его силах подгонять время! Перестань! Но знаешь, сестра, я даю тебе сейчас столько разумных советов, а случись со мной такое, было бы то же самое! Ведь мы, женщины, готовы лить слезы из-за каждого пустяка. Ну, улыбнись же – и все забудется.
С этими словами Шойлоджа притянула Комолу к себе и спросила:
– Скажи правду, ведь ты сейчас думаешь, что никогда ему этого не простишь, да? Ни за что?
– Конечно.
Шойлоджа потрепала девушку по щеке.
– Ну, вот, я так и думала! Что ж, посмотрим, посмотрим!
В это же утро, сразу после разговора с Комолой, Шойлоджа написала отцу в Аллахабад.
«Комола очень расстроена, что не получает писем от Ромеша-бабу, – писала она, – бедняжка совсем одинока в незнакомом городе, а он все время в отъезде, да еще и писем не шлет, подумай сам, как ей тяжело! Неужели он еще не уладил все свои дела? Все заняты, но разве так трудно урвать минутку и написать хотя бы две строчки!»
Встретившись с Ромешем, дядя прочел ему несколько фраз из письма Шойлоджи и хорошенько его отругал.
Ромеш был не на шутку увлечен Комолой, но именно это и увеличивало его сомнения и заставляло медлить с отъездом, а тут еще дядя прочел ему письмо Шойлоджи!
Ромеш пришел к заключению, что Комола очень скучает без него, но стыдится сама написать об этом.
Уверившись в любви Комолы, Ромеш перестал колебаться. Теперь речь шла не только о его личном счастье, но и о счастье девушки. На песчаном островке посреди реки всевышний не просто привел их друг к другу, но и слил воедино их сердца. Подумав об этом, Ромеш, не медля более ни минуты, сел за письмо к Комоле.
«Любимая! – писал он. – Не сочти такое обращение простой эпистолярной условностью. Я ни за что не назвал бы тебя так, если бы не чувствовал, что действительно люблю тебя больше всех на свете. Если ты когда-нибудь сомневалась во мне, если я причинил боль твоему нежному сердцу, пусть то, что я искренне называю тебя своей любимой, положит конец твоим сомнениям и страданиям.
Да и стоит ли подробно писать об этом. До сих пор многие мои поступки причиняли тебе огорчения. Если ты еще сердишься на меня, я оправдываться не стану, скажу лишь, что теперь ты для меня самая любимая, нет никого на свете, кто был бы мне дороже. Если и эти слова не заставят тебя забыть все незаслуженные обиды и горе, которое я тебе причинил, то уж больше ничем я помочь не смогу.
Итак, Комола, назвав тебя своей любимой, я покончил с нашим прошлым, омраченным сомнениями, и положил начало полному любви будущему. Об одном молю: верь, что ты для меня самая дорогая. Если поверишь этому всем сердцем, то не станешь расспрашивать и подозревать меня! Не осмеливаюсь спрашивать, любишь ли ты меня. Да и не буду! Я уверен, что настанет день, когда сердце твое без слов передаст благоприятный ответ моему сердцу. Это подсказывает мне моя любовь. Я не настолько самонадеян, чтобы считать себя достойным твоей любви, но неужели мое чувство к тебе останется без ответа? Знаю, что письмо это покажется тебе несколько странным и, может быть, надуманным, мне даже хочется порвать его. То, что я хотел бы сказать тебе, написать невозможно. Я не знаю, что ты ответишь, поэтому не могу выразить все, что чувствую. Как только мы полностью поймем друг друга, мне будет легче писать. Воздух лишь тогда свободно проникает в комнату, когда распахнуты все двери. Комола, дорогая, когда я наконец раскрою двери твоего сердца?
Все это придет постепенно, со временем. Ни о чем не надо беспокоиться. Я приеду на следующее утро после того, как ты получишь это письмо. Прошу тебя, жди меня в нашем новом доме. Долго мы с тобой были без крова, я больше не хочу ждать. На этот раз я вернусь в свой собственный дом и госпожу моего сердца хочу видеть хозяйкой этого дома. Это будет наш второй «благоприятный взгляд». А ты помнишь первый – в лунную ночь, на берегу реки, среди пустынных песчаных отмелей? Ни крыши, ни стен, ни родных, ни друзей, ни соседей – далеко-далеко от дома. Тогда казалось, что это сон, мираж. Поэтому я так жду настоящего «благоприятного взгляда» ласковым и ясным утром, в нашем собственном бунгало. Ты будешь стоять на пороге, озаренная лучами утреннего солнца, с ласковым улыбающимся лицом. Такой я сохраню тебя в своем сердце на всю жизнь. Я весь исполнен нетерпеливого ожидания.
Любимая! Я, словно гость, жду у ворот твоего сердца, не гони же меня!
Молящий о благосклонности Ромеш».
Глава 37
Чтобы хоть немного развеселить Комолу, Шойлоджа спросила ее:
– Ты разве не пойдешь сегодня в ваше бунгало?
– Нет, больше туда идти незачем.
– Ты уже кончила уборку?
– Да, милая, все кончено.
Немного времени спустя Шойлоджа снова заглянула к ней:
– Что ты мне подаришь, если я дам тебе одну вещь, сестра?
– У меня же ничего нет, диди.
– Совсем ничего?
– Совсем.
Шойлоджа потрепала девушку по щеке.
– Ну, конечно, я знаю, все, что ты имела, ты отдала одному человеку, правда? А что скажешь на это? – И она вынула письмо.
Увидев на конверте почерк Ромеша, Комола побледнела как полотно и слегка отвернулась.
– Ну, хватит показывать свою гордость, достаточно! Ведь знаю, что ты только и думаешь, как бы поскорее вырвать письмо у меня из рук. Но пока не улыбнешься, я ни за что не отдам его тебе! Посмотрим, надолго ли тебя хватит!
В это время с криком: «Тетя! Тетя!» – вбежала Уми, волоча за собой на веревке коробку из-под мыла. Комола взяла девочку на руки и, тормоша и целуя, унесла в спальню. Уми, которую так неожиданно разлучили с ее тележкой, подняла громкий крик, но Комола не отпускала ее и, чтобы утешить девочку, принялась болтать с ней и осыпать ее шумными ласками.
– Сдаюсь! – воскликнула Шойлоджа, входя следом за ней в комнату. – Ну и терпеливая же ты! Я бы не могла так долго ждать! На, сестра, возьми, зачем мне зря навлекать проклятия на свою голову! – С этими словами она бросила письмо на постель и, взяв Уми у Комолы, ушла.
Комола долго вертела конверт, пока наконец решилась распечатать его. Но едва пробежала она глазами несколько строк, как лицо ее запылало от стыда, и она отшвырнула письмо прочь. Затем, справившись с охватившим ее чувством отвращения, подняла его и прочла от начала до конца. Все ли в нем было ей ясно, не знаю, но ей казалось, будто она держит в руках что-то грязное. И она снова бросила письмо на пол. Человек, который не был ее мужем, призывал ее создать для него семейный очаг! Ромеш давно знал обо всем и теперь так оскорбил ее. Неужели он думает, что Комола стала относиться к нему с большей теплотой после их переезда в Газипур, потому что он – Ромеш, а не оттого, что он ее муж? Вероятно, именно так он считает и поэтому из жалости к сироте написал ей это любовное послание. Но как, как она теперь докажет ему, что он ошибся? За что выпали на ее долю такой позор, такое несчастье? Ведь никогда в жизни она никому не причиняла зла! Дом Ромеша на берегу Ганги казался ей теперь каким-то чудовищем, которое хочет поглотить ее. Как спастись? Два дня назад девушке и во сне не снилось, что Ромеш будет внушать ей такой ужас! В дверях появился Умеш и слегка кашлянул. Но Комола не заметила его, тогда он тихо позвал ее:
– Мать!
Комола обернулась. Почесав в затылке, Умеш сказал:
– Знаешь, сегодня Шидху-бабу по случаю свадьбы своей дочери пригласил артистов из Калькутты.
– Ну и хорошо, Умеш, – ответила Комола. – Сходи туда, посмотри.
– Принести тебе завтра утром цветов, мать?
– Нет, нет, не нужно цветов.
Умеш уже собрался уходить, но Комола неожиданно вернула его:
– Умеш, ты идешь на представление, вот возьми пять рупий!
Умеш был поражен. Он никак не мог понять, какое отношение имеют пять рупий к представлению.
– Мать, ты, наверно, хочешь, чтобы я купил тебе что-нибудь в городе?
– Нет, мне ничего не надо. Оставь деньги у себя, они тебе пригодятся!
Когда смущенный Умеш направился к выходу, Комола опять задержала его:
