Марина Цветаева - Том 1. Стихотворения 1906-1920
25 ноября 1920
Чужому
Твои знамена — не мои!Врозь наши головы.Не изменить в тисках ЗмеиМне Духу — Голубю.
Не ринусь в красный хороводВкруг древа майского.Превыше всех земных ворот —Врата мне — райские.
Твои победы — не мои!Иные грезились!Мы не на двух концах земли —На двух созвездиях!
Ревнители двух разных звезд —Так что же делаю —Я, перекидывая мостРукою смелою?!
Есть у меня моих иконЦенней — сокровище.Послушай: есть другой закон,Законы — кроющий.
Пред ним — все клонятся клинки,Все меркнут — яхонты.Закон протянутой руки,Души распахнутой.
И будем мы судимы — знай —Одною мерою.И будет нам обоим — Рай,В который — верую.
Москва, 28 ноября 1920
«Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе…»
Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробеНасторожусь — прельщусь — смущусь — рванусь.О милая! — Ни в гробовом сугробе,Ни в облачном с тобою не прощусь.
И не на то мне пара крыл прекрасныхДана, чтоб нá сердце держать пуды.Спеленутых, безглазых и безгласныхЯ не умножу жалкой слободы.
Нет, выпростаю руки! — Стан упругийЕдиным взмахом из твоих пелен— Смерть — выбью! Верст на тысячу в округеРастоплены снега и лес спален.
И если всё ж — плеча, крыла, коленаСжав — на погост дала себя увесть, —То лишь затем, чтобы смеясь над тленом,Стихом восстать — иль розаном расцвесть!
Около 28 ноября 1920
«Целовалась с нищим, с вором, с горбачом…»
Целовалась с нищим, с вором, с горбачом,Со всей каторгой гуляла — нипочем!Алых губ своих отказом не тружу,Прокаженный подойди — не откажу!
Пока молода —Всё как с гуся вода!Никогда никому:Нет!Всегда — да!
Что за дело мне, что рваный ты, босой:Без разбору я кошу, как смерть косой!Говорят мне, что цыган-ты-конокрад,Про тебя еще другое говорят…
А мне чтó за беда —Что с копытом нога!Никогда никому:Нет!Всегда — да!
Блещут, плещут, хлещут раны — кумачом,Целоваться я не стану — с палачом!
Москва, ноябрь 1920
(Взятие Крыма)
И страшные мне снятся сны:Телега красная,За ней — согбéнные — моей страныИдут сыны.
Золотокудрого воздевРебенка — материВопят. На папертиНа стягПурпуровый маша рукой беспалойВопит калека, тряпкой алойГорит безногого костыль,И красная — до неба — пыль.
Колеса ржавые скрипят.Конь пляшет, взбéшенный.Все окна флагами кипят.Одно — завешено.
Ноябрь 1920
«Буду выспрашивать воды широкого Дона…»
Буду выспрашивать воды широкого Дона,Буду выспрашивать волны турецкого моря,Смуглое солнце, что в каждом бою им светило,Гулкие выси, где ворон, насытившись, дремлет.
Скажет мне Дон: — Не видал я таких загорелых!Скажет мне море: — Всех слез моих плакать — не хватит!Солнце в ладони уйдет, и прокаркает ворон:Трижды сто лет живу — кости не видел белее!
Я журавлем полечу по казачьим станицам:Плачут! — дорожную пыль допрошу: провожает!Машет ковыль-трава вслед, распушила султаны.Красен, ох, красен кизиль на горбу Перекопа!
Всех допрошу: тех, кто с миром в ту лютую поруВ люльке мотались.Череп в камнях — и тому не уйти от допросу:Белый поход, ты нашел своего летописца.
Ноябрь 1920
«Я знаю эту бархатную бренность…»
Я знаю эту бархатную бренность— Верней брони! — от зябких плеч сутулых— От худобы пролегшие — две складкиВдоль бархата груди,
К которой не прижмусь — хотя так нежноЩеке — к которой не прижмусь я, ибоТакая в этом грусть: щека и бархат,А не — душа и грудь!
И в праведнических ладонях лоб твойЯ знаю — в кипарисовых ладоняхЗажатый и склоненный — дабы легчеПереложить в мои —
В которые не будет переложен,Которые в великом равнодушьиРаскрытые — как две страницы книги —Застыли вдоль колен.
2 декабря 1920
«Прощай! — Как плещет через край…»
— Прощай! — Как плещет через крайСей звук: прощай!Как, всполохнувшись, губы сушит!— Весь свод небесный потрясен!Прощай! — в едином слове семЯ — всю — выплескиваю душу!
8 декабря 1920
«Знаю, умру на заре! На которой из двух…»
Знаю, умру на заре! На которой из двух,Вместе с которой из двух — не решить по заказу!Ах, если б можно, чтоб дважды мой факел потух!Чтоб на вечерней заре и на утренней сразу!
Пляшущим шагом прошла по земле! — Неба дочь!С полным передником роз! — Ни ростка не наруша!Знаю, умру на заре! — Ястребиную ночьБог не пошлет по мою лебединую душу!
Нежной рукой отведя нецелованный крест,В щедрое небо рванусь за последним приветом.Прóрезь зари — и ответной улыбки прорез…Я и в предсмертной икоте останусь поэтом!
Москва, декабрь 1920
«Короткие крылья волос я помню…»
Короткие крылья волос я помню,Метущиеся между звезд. — Я помнюКороткие крыльяПод звездною пылью,И рот от усилья сведенный,— Сожженный! —И все сухожилья —Руки.
Смеженные веждыИ черный — промежду —Свет.Не гладя, а режаПо бренной и нежнойДоске — вскачьВсё выше и выше,Не слышаПалач — хрипа,Палач — хрустаКостей.— Стой!Жилы не могут!КоготьРежет живую плоть!Господь, ко мне!..
То на одной струнеЭтюд Паганини.
Декабрь 1920
Пожалей…
— Он тебе не муж? — Нет.Веришь в воскрешенье душ? — Нет.— Так чего ж?Так чего ж поклоны бьешь?— Отойдешь —В сердце — как удар кулашный:Вдруг ему, сыночку, страшно —Одному?
— Не пойму!Он тебе не муж? — Нет.— Веришь в воскрешенье душ? — Нет.— Гниль и плесень?— Гниль и плесень.— Так наплюй!Мало ли живых на рынке!— Без перинкиНе простыл бы! Ровно ссыльно —Каторжный какой — на досках!Жестко!
— Черт!Он же мертв!Пальчиком в глазную щелку —Не сморгнет!Пес! Смердит!— Не сердись!Видишь — потНа виске еще не высох.Может, кто еще поклоны в письмахШлет, рубашку шьет…
— Он тебе не муж? — Нет.— Веришь в воскрешенье душ? — Нет.— Так айда! — …нагрудник вяжет…Дай-кось я с ним рядом ляжу…Зако — ла — чи — вай!
Декабрь 1920
«Ох, грибок ты мой, грибочек, белый груздь…»
Ох, грибок ты мой, грибочек, белый груздь!То шатаясь причитает в поле — Русь.Помогите — на ногах нетверда!Затуманила меня кровь-руда!
И справа и слеваКровавые зевы,И каждая рана:— Мама!
И только и этоИ внятно мне, пьяной,Из чрева — и в чрево:— Мама!
Все рядком лежат —Не развесть межой.Поглядеть: солдат.Где свой, где чужой?
Белый был — красным стал:Кровь обагрила.Красным был — белый стал:Смерть побелила.
— Кто ты? — белый? — не пойму! — привстань!Аль у красных пропадал? — Ря — азань.
И справа и слеваИ сзади и прямоИ красный и белый:— Мама!
Без воли — без гнева —Протяжно — упрямо —До самого неба:— Мама!
Декабрь 1920
