Константин Бальмонт - Том 3. Стихотворения
Средь ликов
Средь ликов тех, чьи имена, как звезды,Горят векам и миллионам глаз,И чей огонь еще в тысячелетьяхНе перестанет радугу являть,А может быть, зажжется новым небом,Иль будет жить как песнь, как всплеск волны,Я полюбил, уже давно, два лика,Что кажутся всех совершенней мне.
Один – спокойный, мудрый, просветленный,Со взглядом, устремленным внутрь души,Провидец, но с закрытыми глазами,Или полузакрытыми, как цветТех лотосов, что утром были пышны,Но, чуя свежесть, сжались в красоте,И лотосов иных еще, что толькоВ дремотной грезе видят свой расцвет.
Царевич, отказавшийся от царства,И возлюбивший нищенский удел,Любимый, разлучившийся с женою,Бежавший из родной семьи своей,Прошедший все вершины созерцанья,И знавший истязания всех мук,Но наконец достигший лет преклонных,Как мощный дуб среди лесных пустынь.
Спокойствию он учит и уменью,Сковав себя, не чувствовать цепей,Поработив безумящия страстиСмотреть на мир как на виденьи сна,В величии безгласного затонаМолчать и быть в безветрии души,Он был красив, и в час его кончиныЦветочный дождь низлился на него.
Другой – своей недовершенной жизнью –Взрывает в сердце скрытые ключи,Звенящий стон любви и состраданья,Любви, но не спокойной, а как крик,В ночи ведущий к зареву пожара,Велящий быть в борьбе и бить в набат,И боль любить, ее благословляя,Гвоздями прибивать себя к кресту.
Но только что предстал он как распятый,Он вдруг проходит с малыми детьми,И с ними шутит, птица в стае птичек,И он сидит пируя на пиру,В хмельной напиток воду превращает,Блуднице отпустил ея грехи,Разбойнику сказал: «Ты будешь в Царстве».И нас ведет как духов по воде.
Угадчивый, смутительно-утайный,Который, говоря, не говорит,А только намекает, обещая,Узывчивый, как дальняя свирель,Его по кинешь, вдруг он вновь с тобою,И веришь, и опять идешь за ним,И вдруг умеет он промолвить слово,Что хочешь ты услышать в крайний миг.
Но тот другой, безгласным чарованьем,Не меркнет он, светясь в своих веках,Бросая белый свет, поет безмолвно,Глядит в себя, весь отрицая мир,И подойдя к такому изваянью,Глядишь в себя и видишь в первый раз,Что мир не мир, а только привиденье,А ты есть мир, и верно все в тебе.
К тому я приближаюсь и к другому,И от обоих молча ухожуСветлей себя, сильнее, и красивей,Но слышу – жажду я не погасил.И сильным, что смиренье возлюбили,Слагаю я бесхитростную песнь,Не облекая чувство в звон созвучий,Не замыкая стих свой острием.
Я говорю: И красота покоя,И чары отреченья чужды мне,Я знаю их в моей размерной доле,Но чувствую, что третий есть исход,И в нем я как пчела в цветке и в улье,И в нем я птица в лете и в гнезде,И в нем я стебель пьющий и дающий,И Солнце мой учитель в небесах.
Я выхожу весною ранней в поле,И он со мной, помощник верный, конь,И я, соху ведя, пронзаю глыбы,А жаворонок сверху мне поет.О, вейся, вейся, жаворонок выше,И пой псалмы звучнее, чем в церквах,И свей из тонких травок для подругиИ для птенцов заветное гнездо.
Я слушаю тебя, крылатый вестник,Благословляю каждый миг земли –Так с Богом говорит вся эта бедность,Так в каждом миге чувствую я смысл,Что с жаворонком мне не нужно мира,И с пашнею не нужно мне креста, –Всем, что во мне, служу обедню Солнцу,И отойду, когда оно велит.
Камень четырех граней
Агни – в речи моей, Вайю – в духе моем,
Солнце – в оке моем, в мыслях сердца – Луна.
Браманское Слово1Я – точка. Больше в безднах мне не нужно.Два атома скрепляются в одно.И миллион. И в смене зорь, жемчужно,Жужжит, поет, журчит веретено.
Я – нить. Ресничка. Та черта дрожанья,Чей первый танец влагу закрутил.И вот глядит. Как глаз. Миров стяжанье.Зверей и птиц, героев и светил.
Я – острие. Пронзается им чувствоЛюбого, кто приблизится ко мне.На высях самоценного ИскусстваЯ дух зову качнуться к вышине.
Я – искра. Я горю одно мгновенье.Но мной, в заветном труте, подожженТакой костер, что океан ЗабвеньяНе затемнит мой звездный Небосклон.
2«Я – Земля, Земля!» Мой звучит напев.«Ты – Вода, Вода!» Говорю, вскипев.
«Я – луга, поля, В глыбе скрытый сев.Ты – рудник, звезда, Образ жен и дев!»
3Эта песня – песнь священная,Но поймут ее немногие.Помнишь, вольная и пленная,Наши луны круторогия?
Грудь твоя была лишь очерком,Не достигшим полногроздности,Лишь рисунком, детским почерком,С нею взор мой был в созвездности.
Ты волнами златокудрымиСкрыла зори, в нежной шалости.Нам река словами мудрымиНавевала кротость жалости.
Лепетала: «Утоплю ли я!»Ворковала: «Забаюкаю!»О, Елена! Ева! Юлия!Веклики с звездною наукою!
Еще ранее, как гротамиМы утешились, счастливые,За слоновыми охотамиРисовал быков и нивы я.
Мы играли обелисками,Заслонялись пирамидами,И в богов бросая дисками,С ними мерялись обидами.
Мы для нищенства грядущегоТрою гордую встревожили,И былое, в силу сущего,Жгли, и трижды сон умножили.
Вот, летят тысячелетия,Четверня неукротимая,И сияю в лунном свете я,И гляжу с тобой из дыма я.
Мы друг другом зажигаемся,То веселыми, то грозными,Вместе в пропасть мы свергаемся,Если Рок велел быть розными.
И пространства черноземныеПревратив с тобою в житницы,Мы вгляделись в ночи темные,В дом Сибиллы, вещей скрытницы.
Возлюбив светила дальния,Стали тихи, стали кротки мы,Жизнь блеснула нам печальнее,Взяли посохи и четки мы.
Плащ надев, с Крестом как знаменем,Я пошел на бой с неверными,Ты ж осталась – тихим пламенемБыть над днями равномерными.
И на все четыре стороны,В даль, где светит греза жгучая,Век летят на битву вороны,Ткется сказка, сердце мучая.
4Пламя – в речи моей, Вихри – в духе моем.Ты – рудник. Ты мне – злато и цепь.
Солнце – вестник всех дней, Лунной грезой живем.Полетим, полетим через степь!
Белый Зодчий
Когда великий Зодчий мираСкрепил размеченность орбит,И в дымах огненного пираБыл водопад планет излит, –
Когда сторожевые луныПоставил он в слепых ночах,И звезды, взятые в буруны,Остановил, в них вдунув страх, –
Была в свеченьях восхищеньяЕго высокая душа,Узрев, что эта песнь твореньяВ огнистых свитках хороша.
Но так был долог час созданья,Что пламень сердца в нем застыл,И снегом стал полет пыланья,Как иней стал созвездный пыл.
Тот снежный миг навек нам явленВ выси, где спит восторг и жуть.Он будет некогда расплавлен,Как двигнет Бог все звезды в путь.
Примечания