Эльвира Бочкова - Путь к дому
Легла посередине колеи
На старой разухабистой дороге,
Когда на той ромашки отцвели.
И места своего не уступила
Чужой руке, но… с русским молотком.
Здесь проявила слабость даже сила:
Ведёт «железку» к чуду – прямиком.
РОЖДЕНИЕ МАя
Пустая трата слёз
На воздух, что вдыхаем
С рожденья – каждый день! –
До смерти, что придёт.
Пугает нас прогноз
Опять холодным маем,
Но всё-таки сирень
Соцветья разожмёт.
Пусть грезят стайки луж –
Те, бывшие под снегом! –
Приходом вешних стуж
Под крыши, в города,
А наш – на счастье! – нюх
Жив не единым хлебом:
Откуда-то, – как слух, –
Летит, летит сюда.
Пусть миг – да поживёт
У каждого под сердцем.
И вот, – на божий свет,
Как заново родясь, –
Сиреневый глазок!..
…А кулачок из детства
Обида разожмёт:
Наладит с маем связь.
ГНёТ Быта
На вольной волюшке – светло.
И темь в квартире – непролазная.
И ноги холодом свело.
И голова – без мыслей! – праздная.
И время вешнее –
когда
Пора б распеться батарее.
…Зачем же в ней
побольше льда,
Чем суеты грачей в апреле?!
Была б она твоя-своя,
То – прочь, ледовые оковы!
Но… жар невзрачный бытия –
Под гнётом бытовой основы.
* * *
«Прощай, прощай!» – кричит любитель жизни
Всему, что никогда не замечал
Любитель в миг отправить – в укоризне! –
Куда подальше старенький причал,
Любитель красить кистью, всё же жёсткой,
Не сожранные ржавью берега –
Хоть инеем, хоть мокрою извёсткой:
Наставить лету красному рога.
Как хочет он в порыве нетерпенья
Одним раствором извести залить
Под ложечкой таинственное жженье
От листьев, что – морозу раскалить!
Из листьев не соткали одеяла
Ни старость, ни сентябрьские ветра.
…А ржавь, что в память намертво запала,
Из дальних странствий принесла жара.
* * *
Кто бы знал, что удел одиночеств –
Быть, как запертый сейф для пророчеств
О хорошей, счастливой судьбе?
И великое счастье ранимо,
Если искренне плачет, без грима
На лице –
целый век! – по тебе,
Жизнь, – и ты бы, поверь, не сложилась,
Если б небо на землю сместилось:
С птичьих крыльев, чей клик – нараспах! –
Тень от пёрышка в землю попала,
Разрослася кустом краснотала,
Что мотивом унынья пропах.
кража
Не о любви потерянной тоскую:
Не потерять доверчивость такую
К моей земле,
где море райских яблок
Проспал не сторож, а невзрачный зяблик,
Не признававший русскую суму,
Ума достанет сердцу и уму?
Вы, нефтяного бизнеса вы вытязь,
Крадите всё!.. Вернее, – подавитесь!
И о природе зёрнышек в соку
Не ведайте! Свои держите руки
В смолистом, чёрном, склизком – не от скуки:
Ваш день всецело предан кошельку!
А райский сад, считайте, был украден:
Не тем, чей взгляд коварен, кровожаден,
Не тем, кто краски складывал в амбар.
Пока в саду порхает певчий зяблик,
То с перьев красноватых – цвета яблок! –
Стекает сладкий, яблочный нектар.
колодец памяти
Не возвращаюсь
Поздним днём в былое:
Его – как ранний сумрак принимаю.
…И солнечное утро
Мажет кровью
Вершины сосен, подходящих к раю.
А жизнь моя, поверь, принадлежала
Всем тем, кого я в юности любила.
На лезвии луча, а не кинжала,
Сок молочая русского хранила.
Горчил он, но сцеловывали губы
Его тугую капельку со среза.
И, выпарив, колодезные срубы
Всю соль земли заначили для теста,
Что будний день когда-нибудь замесит.
…А чистая вода – опять блистает
На дне колодца памяти, –
И месяц
круглится, с каждым часом прибывает.
* * *
Мне молчать не с руки,
Будто я ничего не решаю.
Начинайся же с гимна,
Проспавшая время страна!
…Разотру лепестки –
И черёмухи зелье вдыхаю:
Ты ни в чём не повинна,
Попавшая в темь-времена.
Пусть другие клянут
Эти дни, что на фоне дефолта
Им покажутся
Тучи, ушедшей за гору, черней.
У черёмухи горькой
Лишь длится всего лишь забота
Зреть до чёрных жемчужин,
Что – дёснам в оскоме! – милей,
Чем заморский кокос
Иль клубника – сейчас в шоколаде!
А о прочих утехах
В безделье страны умолчу.
…По сосёнке – на снос! –
Клюву дятла стучать, как кувалде, –
Не в престольной Москве,
Но во вред самому москвичу.
* * *
Стеной из-за гор нависают дожди –
Нам солнце рассветное застят.
Бессоннице бросишь слова: «Окружи
Забором ушедшее счастье!
Стихи о прошедшем сосёнке навей,
А запахи стружки – крылечку!..»
К сосновой коре вновь приклеился клей,
А боли – к больному сердечку.
* * *
Когда б закат всё ж непокорен
Дню перестроечному был,
Страна из рощи колоколен
Взяла бы чуткость совьих крыл,
Взяла б разумное смиренье
Перед тяжёлым шагом в темь,
Как в пропасть внутреннего зренья, –
Чтоб с верой здравствовать затем.
примирение. 2010-й г.
Страшный скрежет, ночной, тягомотный!..
Видно, ветру не будет конца.
На участке садовом ворота –
Из обрезков «лихих» образца.
Эти прутья, железки –
для входа
В позабытый родительский сад
Водрузил «беспредел»… и свобода
От строительства «их» баррикад.
Новым детям понятно желанье
Их родителей «выжить» семьёй,
И осокорей тех трепыханье,
Что остались за «новой» стеной.
ПОСЛЕ ДОЖДЯ
Всё проходит,
Но голосу ветра нейдёт
Воспевать эту жизнь,
Где уже обозначилось тленье.
Нержавеющий прут
Над ржавеющей сеткой ворот
Искупает ослабшее наше терпенье.
Так и хочется нам
Откопать умирающий сад
В этом старом,
Утратившем своды пространстве.
Только яблоки августа
Гóло на ветках висят,
А листва облетела –
Осталась в ином государстве.
И плывут облака,
Неразумны и так же юны́,
Как в утрá, где ещё
Их родители молоды, живы.
И лежат на плечах
Постсоветской, нескладной страны
Эти яблоки августа –
В пятнышках порчи «наливы».
И потерянный стержень –
Высокая степень родства
Настоящего
С морем забвения, прошлым –
На пожухлой траве,
На растресканной тверди холста
Нас стращает судом,
Наказаньем
Стращает нас божьим.
ВОЕННАЯ ЗИМА
Если сладостей снова захочется,
Вспомни – вскользь! – о военной зиме,
Где в снегу, словно в сахаре, топчется
Жмот, который себе на уме.
Пусть ему будет приторно сладкое
Заливать щёки острым стыдом,
Будто выкраден в детстве украдкою
Тот, сестрёнкой его бережён,
Очень тоненький ломтик коричневый:
Хлебный ломтик сворованным был
У сестрёнки, к морозу прилипчивой.
…Чем, конечно, семье насолил.
АПРЕЛЬСКОЕ
Этот воздух пропитан теплом, как елей.
Вешним ветром с утра одурманена.
Я ещё не ходила за тыщу морей,
Потому что в тумане окраина.
Море Луж, ты зачем поглотило апрель?
Нет ни дна, ни тем более – камешка.
…Этот трудно толкаемый горлом елей –
Настоящий,
похоже – не давешний.
Аки пóсуху пó морю мог лишь идти
Окрылённый спасительной верою.
…А меня, море тёплое, в дом возврати,
Словно чайку – на палубу белую.
* * *
Нет весны уже на горизонте.
Затеряйте в ветре странствий парус,
Ни струны из прошлого не троньте,
Чтоб в дальнейшем песня состоялась!
На пороге – век неединенья.
Незлоблив предсмертный хрип уключин.
…И в осоке – ветра песнопенье,
И – в глуши таинственных излучин.
Может быть, ещё лицо Свободы
Озарится весточкой печали
Не о том, что столь бесплодны воды,
А о том, что реки обмельчали.
Мне на белом свете одиноче,
Чем набитой на руке мозоли
От весла, которое не хочет
Гнить в бездомной лодке на приколе.
* * *
Куда бредут над Волгою – не знаю,
Нахохлившись, как куры, облака.
На мусоре в саду гниёт
сараю
Сто дён принадлежавшая доска.
И яблоня-ранет застыла в трансе:
Из-за неё нет торного пути
Беспамятству в жар-птицыном окрасе,
Чтоб в прошлое свободно забрести.
Ленивый день – ни шаток и ни валок.
И сосны воздух загустили так,
