Эльвира Бочкова - Путь к дому
долгий рассвет
русская берёза
Могла бы зла в чадящий зной июля
На жизнь, что всё же «катит», не держать.
Но созревать не хочет груша «Дуля»:
Кто мог такое ей названье дать?!
Всё выгорит: и рожь, и даже веник,
Повешенный на голеньком колу.
Вязать его в опасный понедельник
Пришлось в дыму… и петь ему хвалу:
«Всё выдержишь ты, старая берёза! –
Бросок на Запад, тягу на Восток.
И русская «экспансия-угроза»
Не угрожает гробить кровоток
Людей других –
Не близких, не далёких…
Растёшь, как прежде, тихо, –
На бугре,
В суглинке диком, в трещинах глубоких, –
Не в пекле «новых»
В кипрской мишуре».
* * *
Приближается ночь откровения,
А не знаю, о чём говорить.
И, пожалуй, что против течения
Мне до часа последнего плыть.
Мне от века, конечно, двадцатого
Даден голос, – и знать не хочу,
Отчего в двадцать первый –
расплатою
За бессонное счастье плачу
Рифму с рифмой по-новому сталкивать,
Высекать из былого огни,
И бессилье усилий оплакивать,
И чураться сожжённой стерни,
Будто знаю, что зёрна посеяли,
Да сгорели хлеба на корню,
Потому что в народном веселии
Места нету рабочему дню.
ДЕМОКРАТИЯ
Да, о стихах, –
По милости живущих
Всех хищных, ненасытных и жующих, –
Я говорю от первого лица:
Когда бы были выдохи и вздохи
Напрасные для жизни новой крохи,
То не было б и песни без конца.
Двадцатый век был груб для тонкой кожи.
Очерчен круг для тех, чьи ноги вхожи
В преддверье ада, – не в чертог добра.
А в двадцать первом –
В область огорода
Заедет – веришь? – большинство народа:
И всех заест по сытости хандра.
Пишу стихи за всех – о лучшей доле,
О соловье, живущем на приколе
Сосновой ветки,
Выжженной дотла…
Зову я полдень солнечный, но… звёздный
В распахнутой бескрайности морозной –
Такой, где песня – лишняя! – светла.
* * *
Никого не виню
За любовь к ненасытному телу,
За расхожие мысли о пище,
О солнечном, вкусном вине.
Двадцать первому веку
Катить и катить оголтело
По забытой и пыльной,
Не стоящей рук целине.
Ах, живём однова!..
О других и подумать –
Смешнее,
Чем на паперти
Нищему жирную «Пиццу» подать.
Посидеть у Руси,
Ноги свесив,
Подольше на шее,
А потом крепкий узел
На русской петле завязать.
Не корю, не виню –
Молчаливо таких ненавижу.
По душе до сих пор мне
Такой золотой человек,
Кто поклон отдаёт
На задворках России Парижу
И скребёт, и скребёт
С кучей мусора сросшийся снег.
ПРИШЕЛЕЦ
1
Покой пришёл в отъявленный мороз:
Как будто в дом, покинутый тобой,
Вошёл пришелец – обморок берёз! –
И в нём утихомирил листобой.
Мне стало – как однажды – хорошо.
Светясь, молчал у низкого крыльца
Тот, кто сюда из дальних стран пришёл, –
Не закрывал от глаз моих лица.
Глаза не прикрывала рукавом,
Хотя с воланом был защитный крой:
Чтоб ты, светясь, поднялся в старый дом,
Благословя роман бескрылый мой.
Опять, как встарь, всё валится из рук…
Белел опять, – без строчечки на нём! –
Топя в слезах,
глаза мне застя вдруг,
В берёзах белоснежных окоём.
2
Ты не хочешь бессонниц:
Другое
Получал от любимой
Взамен
Горьких ссор, –
Море слёз,
Дорогое
Даже в шторме больших перемен.
Есть в любимой и стать, есть и сила.
Но любимая всё же слаба,
Если вдруг у тебя попросила
Не играть роль шута иль раба.
И не в миг сокровенный
Свиданья
Истин двух, – и её, и твоей, –
На доверии строится зданье
Из кирпичиков сереньких дней.
Только чёрные-чёрные ночи
С нарастанием крохотных лун
Совмещают печаль одиночеств
Со звучаньем надорванных струн,
Для которых момент напряженья
Даже музыки судеб главней.
…И следов твоих мелких круженье
Возле судорог струн не по ней.
обращение К…
Чтобы шёл год за годом степенно,
Чтоб стреножить взбесившийся век,
Обесточься, Вселенной антенна,
Встань в шеренгу великих калек.
Если ветра окажется мало
В безразмерных карманах твоих,
Наломай веток пять краснотала,
Дай тоске обуять семерых.
И река даже в стужу позволит
Вою их разбудить берега,
Где стеною стоит на приколе
Погружённая в ступор пурга.
Только вязкую негу черёмух,
Заключённую в вены людей,
Обеспечила древность потёмок,
Как и выход на свет из смертей.
* * *
…И время – прошло…
И уже ничего не попишешь.
Сидит календарь
На настенном гвозде октября.
И сердца родного
В нетленной «хрущёвке» не сыщешь –
По небу блуждает,
На клеточки небо кроя.
Ты будешь писать не о том,
Что судьба повелела.
Обшарпанный пол
И обои на сером клею
Уже говорят, что до нового нет тебе дела:
Ведь жизнь на излёте,
Уже не войдёт в колею.
На старом окне
Те же самые, летние шторы.
Ты их отодвинешь,
Но вряд ли заглянешь за них:
Там листья-линолеум выстелят все коридоры,
Покамест асфальт
Не окажется в недрах глухих.
В каком проживаешь ты,
Стоя на цыпочках, веке?
Лишь сердце прилипло к предзимью,
Как было не раз.
…И снова юнцы во дворе
На широкой скамейке
Пьют «Колу» и курят,
И что-то гуторят про нас.
А ты, как амёба,
В начале пути сохранилась.
И, может, на времечко
К вечной своей мерзлоте
Бесценное время
Охотно, как гриб, притулилось,
И выход –
Расколом зияет
На срезанной жизнью версте?
* * *
Опять в забытой колее
Стоит вчерашняя вода.
Забуксовало «Шевроле»
На пике рабского труда.
Иди на запад иль восток –
Везде раскиданы пески.
Не предвещает русский слог
Селенья с ливнем на виски.
Слог, как вода в реке, тягуч.
По руслу медленно течёт.
Вот ветка молний – стаю туч
Над Волгой сонной рассечёт –
И сгинет, как и не была…
Опять падёт вечерний зной
На нитку тени от ствола
Рябины, чей листок – резной.
Но будут ягоды кровить.
И будет ветреный закат
России, чьё желанье быть
Их полнокровней во сто крат.
* * *
Я слов о счастье больше не боюсь.
И где оно, негаданное счастье?
Повисло на суку –
И в одночасье
С него сорвётся, словно некий груз.
Легко душе, когда текут слова
Туда, в моря,
Куда впадают реки.
Но правду скрыть
Опять желают веки –
Как соль земли пытается трава.
О соли моря знают то, что – есть.
В неё войдут, глаза закрывши, дети.
Но брызги соли –
Тут, на парапете…
И – в небесах, где реет чаек спесь.
* * *
И зачем весна не поспешает
