Всеволод Емелин - Песни аутсайдера
Песня об 11 сентября
Есть в Нью-Йорке два офисных центра,Что стоят на обрыве крутом,Высотой по 400 метров,Из них видно далеко кругом.
Но ужасное дело случилось —В каждый билдинг влетел самолет.Они вспыхнули, как две лучины.Шел 2001-й год.
Захлебнулись они керосином,Заметался в дыму персонал.Программист из далекой РоссииУ компьютера пост не бросал.
Приближалось багровое пламя,Менеджмент, обезумев, ревел.Он в Малаховку старенькой мамеПосылал этот текст на e-mail.
Не убит я в сражении пулей,Не тону я средь бурных морей,Как пчела в загоревшемся улье,Жду я смерти в ячейке своей.
Я имел здесь хорошие виды,Я PR и маркетинг учил.Отчего ж злой пилот Аль-КаидыНас с тобой навсегда разлучил?
Я умел зарабатывать баксы,Я бы мог даже выйти в мидл-класс.Из-за спорной мечети Аль-АксаЗамочили в сортире всех нас.
Через месяц мне б дали грин-карту.Сразу в гору пошли бы дела.Сколько сил, сколько нервов насмарку,Ах, зачем ты меня родила?
Не готовясь, не сосредоточась,Даже рук вымыть некогда мне,Ухожу я в неведомый офис,Где не спросит никто резюме.
Вспоминай своего ты сыночка,Дорогая, далекая мать...Не успел тут поставить он точку,Начал вдруг небоскреб проседать.
Словно лифт, опустившийся в шахту,Как в бездонный колодец ведро,Небоскреб весь сложился и ахнул,Сохранилась лишь зона зеро.
В тучах гари и в облаке пылиТолько огненный дрогнул язык.А народ ликовал во всем мире,Что Америке вышел кирдык!
Песенка об 11-м сентября
Рейсом «Пан Американа»Взмах рукою из окнаТам за морем-океаномЕсть блаженная страна.
Словно два хрустальных гроба,Вертикально, на попа,Там стоят два небоскрёба,А вокруг шумит толпа.
Как в водоворот сортира,Как на лампочку из тьмы,Со всего большого мираК ним стекаются умы.
Там достойная работа,Там возможности расти,Продавай «Дженерал Моторс»,Покупайте «Ай Ти Ти».
И стоять бы башням вечно,Да подумали враги:Не Аллаху это свечки,А шайтану кочерги.
Рейсом «Пан Американа»,Курсом прямо на закатДва отважных мусульманаОтправлялись на джихад.
Прозевала их охрана.Как орлы, поднявшись ввысь,Вдруг достали ятаганыИ к пилотам ворвались.
И два Боинга воткнули,Отомстив неверным псам,Как серебряные пули,Прямо в сердце близнецам.
Всё дымило, всё кровило,Как в компьютерной игре.Это было, было, было,Это было в сентябре.
Кверху задранные лица,Весь Манхеттен запыля,Две огромных единицыПревратились в два нуля.
Звон стекла и скрежет стали,Вой сирен, пожарных крик...Мусульмане ликовали,Что Америке кирдык.
Горы гнутого железа,Джорджа Буша злой прищур.Я-то вроде не обрезан,Отчего ж я не грущу?
У меня друзья евреи,Мне известен вкус мацы.Почему ж я не жалеюЭти башни-мертвецы?
Может, лучше бы стояли,Свет во тьме, где нет ни зги,И, как в трубы, в них стекалиНаши лучшие мозги.
Там теперь круги развалин,Вздохи ветра, тишь да гладь.А нам с этими мозгамиЗначит дальше куковать.
Рождественский романс
(из цикла«Времена года», Зима)
Ах, для чего два раза Вы родилисьПо разным стилям, Господи Иисус?За две недели до того допились,Что сперма стала горькою на вкус.
А тут ещё ударили морозыПод 25, да с ветром пополам,И сколько брата нашего замёрзлоПо лавочкам, обочинам, дворам.
Холодные и твёрдые, как камень,Под пение рождественских калядОни в обнимку не с особняками,А с гаражами рядышком стоят.
И из какой-то подзаборной щелиВ подсвеченной, «Бабаевской» МосквеЗачем Петру работы ЦеретелиЯ пальцем погрозил: «Ужо тебе!»
С тех пор, куда бы я, Емелин бедный,Своих бы лыж в ночи не навострил,За мной повсюду навигатор медныйПод парусом с тяжёлым плеском плыл.
Словно певец печальный над столицей,Плыл командор, Колумб Замоскворечья.Пожатье тяжело его десницы,Не избежать серьёзного увечья.
И в маленькой загадочной квартире,Где не сумел достать нас император,Все праздники мы прятались и пили,Метелью окружённые, как ватой.
И ангелы нам пели в вышних хором,Приоткрывая тайну бытия,И хором с ними пел Филипп Киркоров,Хрипели почерневшие друзья.
Сводило ноги, пол-лица немело,В ушах стоял противный гулкий звон,И нервы, словно черви, грызли тело,Закопанное в жирный чернозём.
Мне друг пытался влить в рот граммов двести,Хлестал по морде, спрашивал: «Живой?»Но мнилось мне — то выговор еврейский,Пришёл меня поздравить Боровой.
Да что упоминать расстройство речи,Расстройство стула, памяти и сна,Но глох мотор, отказывала печень,И всё казалось, вот пришла Она,
Безмолвная, фригидная зазноба,Последняя и верная жена.С похмелья бабу хочется особо,Но отчего же именно Она?
Она не знала, что такое жалость.Смотрел я на неё, как изо рва.Она в зрачках-колодцах отражаласьЗвездой семиконечной Рождества.
Играть в любовь — играть (по Фрейду) в ящик,Её объятья холодны, как лёд,Её язык раздвоенный, дрожащийПри поцелуе сердце достаёт.
Ах, кабы стиль один грегорианскийИль юлианский, всё равно кого,Тогда бы точно я не склеил ластыНа светлое Христово Рождество.
Недежурный по апрелю
(из цикла «Времена года», Весна)
Горькая пенаСтынет на губах.Капельница в вену,Моё дело швах.
Вышла медсестрёнка,На дворе апрель.Подо мной клеёнка,Я мочусь в постель.
Травка зеленеет,Солнышко блестит.Медсестра, скорееКамфару и спирт.
Стало моё рылоТравки зеленей.Эх, не надо былоПить пятнадцать дней.
Клейкие листочкиТополей и лип.Отказали почки,Я серьёзно влип.
Сохнет, стекленеетКожи чешуя.Вобщем, по апрелюНе дежурный я.
Видно, склею ласты,Съеду на погост.Что-то не задалсяМне Великий пост.
Здесь я, как бесполый,Без всего лежу.Пришёл, типа, голый,Голый ухожу.
Ждут меня в кладовке,Там где пищеблок,Рваные кроссовкиФирмы «Риибок»,
Куртка со штанами,Мелочь в них звенит.Всё меж пацанамиЧестно поделить.
Всем, со мною жравшим,Дайте по рублю,Передайте Маше —Я её люблю.
Обо мне когда-тоВспомнит кто-нибудь?Где дефибриллятор,Два контакта в грудь?
Свесившись над краем,Никто не орёт:— Мы его теряем,Ёбанные в рот!
Всем, сыгравшим в ящик,Путь за облака,Где отец любящийЖдёт верного сынка.
Бухнусь на колени,Я пришёл домой.Ну, здравствуй, в пыльном шлемеЗеленоглазый мой.
С высоты земля-тоКажется со вшу,Я с него, ребята,За нас всех спрошу.
Слова песни из к/ф «Осень на Заречной улице»
