Иннокентий Анненский - Стихотворения, не вошедшие в авторские сборники
СТАРЫЕ ЭСТОНКИ
Из стихов кошмарной совести
Если ночи тюремны и глухи,Если сны паутинны и тонки,Так и знай, что уж близко старухи,Из-под Ревеля близко эстонки.
Вот вошли — приседают так строго,Не уйти мне от долгого плена,Их одежда темна и убога,И в котомке у каждой полено.
Знаю, завтра от тягостной жутиБуду сам на себя непохожим…Сколько раз я просил их: «Забудьте…»И читал их немое: «Не можем».
Как земля, эти лица не скажут,Что в сердцах похоронено веры…Не глядят на меня — только вяжутСвой чулок бесконечный и серый.
Но учтивы — столпились в сторонке…Да не бойся: присядь на кровати…Только тут не ошибка ль, эстонки?Есть куда же меня виноватей.
Но пришли, так давайте калякать,Не часы ж, не умеем мы тикать.Может быть, вы хотели б поплакать?Так тихонько, неслышно… похныкать?
Иль от ветру глаза ваши пухлы,Точки почки берез на могилах…Вы молчите, печальные куклы,Сыновей ваших… я ж не казнил их…
Я, напротив, я очень жалел их,Прочитав в сердобольных газетах,Про себя я молился за смелых,И священник был в ярких глазетах.
Затрясли головами эстонки.«Ты жалел их… На что ж твоя жалость,Если пальцы руки твоей тонкиИ ни разу она не сжималась?
Спите крепко, палач с палачихой!Улыбайтесь друг другу любовней!Ты ж, о нежный, ты кроткий, ты тихий,В целом мире тебя нет виновней!
Добродетель… Твою добродетельМы ослепли вязавши, а вяжем…Погоди — вот накопится петель,Так словечко придумаем, скажем…»
.....................................
Сон всегда отпускался мне скупо,И мои паутины так тонки…Но как это печально… и глупо…Неотвязные эти чухонки…
«Но для меня свершился выдел…»
Но для меня свершился выдел,И вот каким его я видел:Злаченно-белый — прямо с елки —Был кифарэд он и стрелец.Звенели стрелы, как иголки,Грозой для кукольных сердец…Дымились букли из-под митры,На струнах нежилась рука,Но уж потухли звоны цитрыМеж пальцев лайковых божка.Среди миражей не устануЕго искать — он нужен мне,Тот безустанный мировражий,Тот смех огня и смех в огне.
К МОЕМУ ПОРТРЕТУ
Игра природы в нем видна,Язык трибуна с сердцем лани,Воображенье без желанийИ сновидения без сна.
К ПОРТРЕТУ А. А. БЛОКА
Под беломраморным обличьем андрогинаОн стал бы радостью, но чьих-то давних грез.Стихи его горят — на солнце георгина,Горят, но холодом невыстраданных слез.
ПОЭТУ
В раздельной четкости лучейИ в чадной слитности виденийВсегда над нами — власть вещейС ее триадой измерений.
И грани ль ширишь бытияИль формы вымыслом ты множишь,Но в самом я от глаз не яТы никуда уйти не можешь.
Та власть маяк, зовет она,В ней сочетались бог и тленность,И перед нею так бледнаВещей в искусстве прикровенность.
Нет, не уйти от власти ихЗа волшебством воздушных пятен,Не глубиною манит стих,Он лишь как ребус непонятен.
Красой открытого лицаВлекла Орфея пиерида.Ужель достойны вы певца,Покровы кукольной Изиды?
Люби раздельность и лучиВ рожденном ими аромате.Ты чаши яркие точиДля целокупных восприятий.
НАДПИСИ НА КНИГАХ И ШУТОЧНЫЕ СТИХИ
<НАДПИСЬ НА «СОЧИНЕНИЯХ» А. Н. ОСТРОВСКОГО>
Не самодуров и не тлюМосквы мильонно-колокольной,Я горький смех его люблюИ крик отчаянья <невольный>.
1903
<ПОСВЯЩЕНИЯ НА КНИГАХ>
1
Е. М. Мухиной
И от песни, что сердце лелеет,Зной печали слезой освежая,Сладкозвучная песнь уцелеет,-Но для мира чужая.
1904(?)
2
«Тому, кто зиждет архитрав…»
К. Д. БальмонтуТому, кто зиждет архитравНад гулкой залой новой речи,Поэту «Придорожных Трав»Никто — взамен банальной встречи.
1904
3
«Меж нами сумрак жизни длинной…»
Н. С. ГумилевуМеж нами сумрак жизни длинной,Но этот сумрак не корю,И мой закат холодно-дынныйС отрадой смотрит на зарю.
1906
МИФОТВОРЦУ — НА БАШНЮ
(Два мифотворения)
1
Где розовела полоса,Одни белесые отсветы…Бегут на башню голоса,Но, ослабев, чуть шепчут: «Где ты?»
А там другой жилец уж — седИ слеп с побрызгов белой краски,И смотрят только губы маскиИз распахнувшихся газет.
Июнь 1909
2
Седой!.. Пора… Седому — мат…Июль углей насыпал в яме,И ночью, черен и лохмат,Вздувает голубое пламя…
Где розовела полоса,Там знойный день в асфальте пытан.Бегут на башню голоса…А сверху шепот: «Тише — спит он».
Царское Село
Июль 1909
ИЗ УЧАСТКОВЫХ МОНОЛОГОВ
Сонет
ПЕро нашло мозоль… К покою нет возврата:ТРУдись, как А-малю, ломая А-кростих,ПО ТЕМным вышкам… Вон! По темпу пиччикато…КИдаю мутный взор, как припертый жених…
НУ что же, что в окно? Свобода краше злата.НАчало есть… Ура!.. Курнуть бы… Чирк — и пых!«ПАрнас. Шато»? Зайдем! Пст… кельнер! ОтбивныхМЯсистей, и флакон!.. Вальдшлесхен? В честь соб-брата!
ТЬфу… Вот не ожидал, как я… чертовски — ввысьК НИзинам невзначай отсюда разлетисьГАзелью легкою… И где ты, прах поэта!!
Эге… Уж в ялике… Крестовский? О-це бис…ТАбань, табань, не спи! О «Поплавке» сонета.
………………………………………………….
<ПЕТРУ ПОТЕМКИНУ НА ПАМЯТЬ КНИГА ЭТА>
1909
«Ни яркий май, ни лира Фруга…»
Ни яркий май, ни лира Фруга,Любви послушная иглаНа тонкой ткани в час досугаВам эту розу родила.Когда б из кружевного[6] кругаСудьба ей вырваться дала,Она б едва ли предпочлаСиянье неба, зелень лугаПриюту Вашего стола.
ИЗ БАЛЬМОНТА
Крадущий у крадущего не подлежит осуждению.
Из ТалмудаО белый Валаам,Воспетый СкорпиономС кремлевских колоколен,О тайна Далай-Лам,Зачем я здесь, не там,И так наалкоголен,Что даже плыть неволенПо бешеным валам,О белый Валаам,К твоим грибам сушеным,Зарям багряно-алым,К твоим как бы лишеннымКак бы хвостов шакалам,К шакалам над обвалом,Козою сокрушеннымИль Бальмонта кинжалом,Кинжалом не лежалым,Что машет здесь и там,Всегда с одним азартомПо безднам и хвостам,Химерам и Астартам,Туда, меж колоколен,Где был Валерий болен,Но так козой доволенНад розовым затоном,Что впился скорпиономВ нее он здесь и там.О бедный Роденбах,О бедный Роденбах,Один ты на бобах…
В МОРЕ ЛЮБВИ
