Александр Блок - Стихотворения 1907 года
Шувалово
3. В СЕВЕРНОМ МОРЕ
Что сделали из берега морскогоГуляющие модницы и франты?Наставили столов, дымят, жуют,Пьют лимонад. Потом бредут по пляжу,Угрюмо хохоча и заражаяСоленый воздух сплетнями. ПотомПогонщики вывозят их в кибитках,Кокетливо закрытых парусиной,На мелководье. Там, переменивЗабавные тальеры и мундирыНа легкие купальные костюмы,И дряблость мускулов и грудей обнажив,Они, визжа, влезают в воду. ШарятНеловкими ногами дно. Кричат,Стараясь показать, что веселятся.
А там — закат из неба сотворилГлубокий многоцветный кубок. РукиОдна заря закинула к другой,И сестры двух небес прядут один —То розовый, то голубой туман.И в море утопающая тучаВ предсмертном гневе мечет из очейТо красные, то синие огни.
И с длинного, протянутого в море,Подгнившего, сереющего мола,Прочтя все надписи: «Навек с тобой»,«Здесь были Коля с Катей», «ДиодорИеромонах и послушник ИсидорЗдесь были. Дивны божий дела»,—Прочтя все надписи, выходим в мореВ пузатой и смешной моторной лодке.
Бензин пыхтит и пахнет. Два крылаБегут в воде за нами. Вьется быстрый следИ, обогнув скучающих на пляже,Рыбачьи лодки, узкий мыс, маяк,Мы выбегаем многоцветной рябьюB просторную ласкающую соль.На горизонте, за спиной, далёко
Безмолвным заревом стоит пожар.Рыбачий Вольный остров распростертВ воде, как плоская спина морскогоЖивотного. А впереди, вдали —Огни судов и сноп лучей бродячихПрожектора таможенного судна.И мы уходим в голубой туман.Косым углом торчат над морем вехи,Метелками фарватер оградив,И далеко — от вехи и до вехи —Рыбачьих шхун маячат паруса…
Над морем — штиль. Под всеми парусамиСтоит красавица — морская яхта.На тонкой мачте — маленький фонарь,Что камень драгоценной фероньеры,Горит над матовым челом небес.На острогрудой, в полной тишине,В причудливых сплетениях снастей,Сидят, скрестивши руки, люди в светлыхПанамах, сдвинутых на строгие черты.А посреди, у самой мачты, молча,Стоит матрос, весь темный, и глядит.
Мы огибаем яхту, как прилично,И вежливо и тихо говоритОдин из нас: «Хотите на буксир?»И с важной простотой нам отвечаетСуровый голос: «Нет. Благодарю».
И, снова обогнув их, мы глядимС молитвенной и полною душоюНа тихо уходящий силуэтКрасавицы под всеми парусами…На драгоценный камень фероньеры,Горящий в смуглых сумерках чела.
Сестрорецкий курорт
4. В ДЮНАХ
Я не люблю пустого словаряЛюбовных слов и жалких выражений:«Ты мой», «Твоя», «Люблю», «Навеки твой»,Я рабства не люблю. Свободным взоромКрасивой женщине смотрю в глазаИ говорю: «Сегодня ночь. Но завтра —Сияющий и новый день. Приди.Бери меня, торжественная страсть.А завтра я уйду — и запою».
Моя душа проста. Соленый ветерМорей и смольный дух сосныЕе питал. И в ней — всё те же знаки,Что на моем обветренном лице.И я прекрасен — нищей красотоюЗыбучих дюн и северных морей.
Так думал я, блуждая по границеФинляндии, вникая в темный говорНебритых и зеленоглазых финнов.Стояла тишина. И у платформыГотовый поезд разводил пары.И русская таможенная стражаЛениво отдыхала на песчаномОбрыве, где кончалось полотно.Там открывалась новая страна —И русский бесприютный храм гляделВ чужую, незнакомую страну.
Так думал я. И вот она пришлаИ встала на откосе. Были рыжиеё глаза от солнца и песка.И волосы, смолистые как сосны,В отливах синих падали на плечи.Пришла. Скрестила свой звериный взглядС моим звериным взглядом. ЗасмеяласьВысоким смехом. Бросила в меняПучок травы и золотую горстьПеску. Потом — вскочилаИ, прыгая, помчалась под откос…
Я гнал ее далёко. ИсцарапалЛицо о хвои, окровавил рукиИ платье изорвал. Кричал и гналЕе, как зверя, вновь кричал и звал,И страстный голос был как звуки рога.Она же оставляла легкий следВ зыбучих дюнах, и пропала в соснах,Когда их заплела ночная синь.
И я лежу, от бега задыхаясь,Один, в песке. В пылающих глазахЕще бежит она — и вся хохочет:Хохочут волосы, хохочут ноги,Хохочет платье, вздутое от бега…Лежу и думаю: «Сегодня ночьИ завтра ночь. Я не уйду отсюда,Пока не затравлю ее, как зверя,И голосом, зовущим, как рога,Не прегражу ей путь. И не скажу:„Моя! Моя!“ — И пусть она мне крикнет:„Твоя! Твоя!“»
Дюны
Июнь — июль 1907
«Везде — над лесом и над пашней…»
Везде — над лесом и над пашней,И на земле, и на воде —Такою близкой и вчерашнейТы мне являешься — везде.
Твой стан под душной летней тучейТвой стан, закутанный в меха,Всегда пою — всегда певучий,Клубясь туманами стиха.
И через годы, через воды,И на кресте и во хмелю,Тебя, Дитя моей свободы,Подруга Светлая, люблю.
8 июля 1907
«В густой траве пропадешь с головой…»
В густой траве пропадешь с головой.В тихий дом войдешь, не стучась…Обнимет рукой, оплетет косойИ, статная, скажет: «Здравствуй, князь.
Вот здесь у меня — куст белых роз.Вот здесь вчера — повилика вилась.Где был, пропадал? что за весть принес?Кто любит, не любит, кто гонит нас?»
Как бывало, забудешь, что дни идут,Как бывало, простишь, кто горд и зол.И смотришь — тучи вдали встают,И слушаешь песни далеких сел…
Заплачет сердце по чужой стороне,Запросится в бой — зовет и манит…Только скажет: «Прощай. Вернись ко мне»И опять за травой колокольчик звенит…
12 июля 1907
ОСЕННЯЯ ЛЮБОВЬ
1
Когда в листве сырой и ржавойРябины заалеет гроздь,—Когда палач рукой костлявойВобьет в ладонь последний гвоздь;—
Когда над рябью рек свинцовой,В сырой и серой высоте,Пред ликом родины суровойЯ закачаюсь на кресте,—
Тогда — просторно и далёкоСмотрю сквозь кровь предсмертных слез,И вижу: по реке широкойКо мне плывет в челне Христос.
В глазах — такие же надежды,И то же рубище на нем.И жалко смотрит из одеждыЛадонь, пробитая гвоздем.
Христос! Родной простор печален!Изнемогаю на кресте!И челн твой — будет ли причаленК моей распятой высоте?
2
И вот уже ветром разбиты, убитыКусты облетелой ракиты.
И прахом дорожнымУгрюмая старость легла на ланитах.
Но в темных орбитахВзглянули, сверкнули глаза невозможным
И радость, и слава —Всё в этом сияньи бездонном,И дальнем.
Но смятые травыПечальны,И листья крутятся в лесу обнаженном.
И снится, и снится, и снится:Бывалое солнце!Тебя мне всё жальче и жальче…
О, глупое сердце,Смеющийся мальчик,Когда перестанешь ты биться?
3
Под ветром холодные плечиТвои обнимать так отрадно:Ты думаешь — нежная ласка,Я знаю — восторг мятежа!
И теплятся очи, как свечиНочные, и слушаю жадно —Шевелится страшная сказка,И звездная дышит межа…
О, в этот сияющий вечерТы будешь всё так же прекрасна,И, верная темному раю,Ты будешь мне светлой звездой!
Я знаю, что холоден ветер,Я верю, что осень бесстрастна!Но в темном плаще не узнают,Что ты пировала со мной!..
И мчимся в осенние дали,И слушаем дальние трубы,И мерим ночные дороги,Холодные выси мои…
Часы торжества миновали —Мои опьяненные губыЦелуют в предсмертной тревогеХолодные губы твои.
3 октября 1907
