Михаил Львов - Стихотворения
1965
Отцу
Мой отец с лицом колониальным,С бородою белой — аксакал,Сын твой рано — в детстве давнем, дальнем —Из степей башкирских ускакал.
С каждым годом жизнь его чудесней,От родного Ая вдалекеОн от счастья сочиняет песниНа великом русском языке.
И в народе русском гениальномМиллионы у него друзей.
Мой отец с лицом колониальным,Как мне жалко юности твоей,Юности без песен и без счастьяИ без ласки детства твоего.Пусть мое душевное участьеНе изменит в прошлом ничего,Но покамест старость не накинетНа меня сияющий парик,Голоса покамест не отнимет —Буду петь и за тебя отныне,Дорогой, родной до слез старик.
1957
Впадали реки в реки
Мустаю Кариму
Был пароход наш белый,Шел пароход по Белой, Еще водой не бедной. Давал гудок победный.И всматривались люди в поселки и холмы.Мы палубу по кругу измерили ногами.Уснули мы на Белой — проснулись мы на Каме.…Уснули мы на Каме — на Волге встали мы.Впадали реки в реки, как будто руки в руки…Из рук да в руки реки передавали нас!Мы так и представляли! Скульптурные, как греки, =(гомеровские греки),Мы солнцу подставляли то профиль свой, то фас.И Волга нас качала.И нас Казань встречалаИ говорила очень приятные слова.И Горький с нежным Нижним встречал нас у причала.А впереди скучала уже о нас Москва.И влажная купальщица махала нам с мостка.Махали наши реки волнистыми платками.Как крылья за спиною — их ситцевый туман.И вот уже ни Белой, и вот уже ни Камы.Идем Московским морем в Москву, как в океан!Впадали реки в реки, и воды прибывали.И люди приготовились к последнему броску.С ладони на ладони меня передавалиРодные реки наши. Вот так я «впал» в Москву.
1965
В Казани
Народ, мне давший жизнь и душу,Свою нестынущую кровь,Не замерзавшую и в стужу,Твой сын к тебе вернулся вновь.И после долгих лет разлуки,В порыве счастья и любви,Целует ласковые рукиТысячелетние твои.
1957
«Слышу древние песни…»
Анджеле
Слышу древние песни,Песни волжских булгар.А понятнее если:Песни древних татар.
За вином ли, за чаем ли —Всюду слушать готовЭти песни отчаянья,Безысходных годов.В них такая пронзительность,Так в них много всего,Простоты поразительность,И, как рана, родство:Из бездонных столетийМой народ и родняШлет страдания эти,Окликает меня:— Не забудь эту землю,Улетев за моря…
Я «туземец», «туземец»,Дорогая моя.Никуда я не денусьОт такого родства.Я «российский индеец»,Ты, наверно, права…Где теперь мои «кони»,Средь каких скоростей?Не в лесах, не на лонеПервозданных степей.Я «индеец» в нейлоне,В стане белых друзей.
1965
Мой татарский язык
Я по-татарски говорю в Казани,Но мой словарь пока что не богат,Хоть в мир пришел с татарскими глазами,Хоть звался в детстве именем Рафгат.
Еще не бравший в руки даже книги,Я с детских лет был в город увезен —В другой язык, как океан, великий,Безбрежный, титанический, как он.
И на просторах этих океанскихНе первый год я моряком служуИ свой корабль среди судов гигантскихВ словесные сражения вожу.
Но здесь, у берегов татарской речи, —Как будто не моряк, а фронтовик —Стою, боясь с морским простором встречи, —Простит меня татарский мой язык:
Ведь для него я мальчиком осталсяИ совершеннолетья не достиг —Лишь только-только с букварем рассталсяИ не писал ни песен и ни книг.
1956
Памяти матери
Это страшно. Ты в землю ушла навсегда.Ни дожди, ни рассветы тебя не касаются больше.Далеко от столицы село Насибаш.Далеко от могилы твоей. Сознавать это больно.Навсегда, навсегда, на века, на векаБезвозвратно в планету уходят любимые люди…Снова ночь на глаза мои тьму навела,И закрыла весь мир, и опять одиночество будит.И ничем я тебе не сумею помочь,Если даже я в землю уйду за тобой добровольно.Только тьма под землей. Только ночь. Только ночь.Только вечная ночь! Сознавать это жутко и больно.Буду думать, что ты возвратилась сюда.Возвратилась сюда, обитаешь ты где-то в природе.Смотрит с неба твоими глазами звезда,И с тобою сравнимые люди порою проходят в народе.Буду думать, что ты обитаешь в цветах,Что дано тебе ветром порой до меня доноситься.Буду к людям нежней. Ты средь них. Ты не прах.И ни с чем мне иным невозможно, нельзя примириться.
1963
«Как нужна человеку родная семья…»
Как нужна человеку родная семья,Дом с теплом бескорыстным и светом.Если б только жива была мама моя,Я бы стал гениальным поэтом.
Жизнь! Ты много мне силы и счастья дала,Только мама моя за оградою.Не успел я родиться — она умерла,Ты меня беспощадно ограбила.
И ни разу я в жизни к груди не прижалЭту добрую-добрую голову.И ни разу я в жизни домой не бежалК ней прижать свою голову гордую.
И всю жизнь не хватало мне доброй семьи,Боль сиротства за горло хватала…Вам, и други мои, вам, и строки мои,Тоже мамы моей не хватало.
1964
Байрон
Знал ли ты, великий бард английский,Ввергнутый в миров водоворот,Что в степи неблизкой, заилийской,Где-то там казахский есть народ?
Все ты знал о Риме и Афинах,Кто царил, кто на кого напал,Знал ты и о русских и о финнах,Знал, как погибал Сарданапал.
В Грецию звала тебя свобода.С греком в бой шагая, словно брат,Ты не знал казахского народа.Только в этом ты не виноват.
А сегодня, в ленинской России,Воздух взмахом рук своих рубя,Молодой казах, как ты, красивый,На казахском мне читал тебя!
Сердцем понимаю переводы.Слышу речи байроновской ритм.Слушайте, поэты и народы:Байрон по-казахски говорит!
1958
Тюбетейка
Побывал я в Джаркенте, в Чимкенте, в Ташкенте.Восседал я в седле, на траве, на брезенте.Угощали узбеки меня и уйгуры,Не щадя ни утробы моей, ни фигуры…Брал не вилкою мясо я с блюд — а чукою,Не к гитарам — к дутарам я жался щекою.Очень древнее что-то во мне пробуждалось,Словно песня, рождалось, в общенье нуждалось.Пил я майский медовый кумыс в Казахстане,Приглашенный на пиршество в родственном стане.
Говорили казахи со мной по-татарски.Я носил тюбетейку, скажу вам, по-царски…И, далеким истокам моим потакая,Друг сказал: — Вот теперь ты похож на Тукая!По душе, по нутру похвала мне такая(И вдвойне от тебя, от потомка Абая).Короную себя тюбетейкой Тукая,Чтоб хоть так, хоть чуть-чуть походить на Тукая.
1969
Байга
Мы с казахом АзатомПрилетели на той.Наблюдаю с азартомЗа степной быстротой.
Современные кони —«Волги» с «Чайкою» в ряд —В стороне — «на отгоне» —Без вниманья стоят…
Я горю, как мальчишка,Мне подводят коня —Как такси и как вышкаЭтот конь для меня!И сижу я прилично,Ткнулся в стремя ногой;И мне видно отлично,Не бегу за байгой…
Благодарен я другу!Тут такие дела!Кони скачут по кругу!(Степь свистит, как стрела!)Все — такие красавцы!Совершенства подряд!Это — конское царство!Здесь лишь кони царят!Не дерутся за царство,А над царством парят!
И сидят мальчуганы,Как короны, на них!Обнимают ногамиСамодержцев степных!
Степь гудит не стихаяИз конца да в конец!О свобода степная!Вихрь казахских сердец!
Степняку на раскачкуНужно времени — миг!Все включаются в скачку —И юнец и старик.
Ты попробуй казахаУдержать на цепи,Ты попробуй казахуВозражать тут, в степи…
Скачут все — аксакалы(Лет по сто — а в соку!Жизнь их не отскакала!Смерть их не обскакала,И умрут — на скаку).
…И приезжие — скачут!С кинохроники — скачут!Партработники — скачут!Академики — скачут!Скачет грузный Сабит[2],Жумалиев[3] маячитРядом с другом, трубит…Скачет каждый — и, значит,Силой, славой, удачейИ ничем — не забыт!
Как футбол для Европы,Для казахов — байга!— Где вратарь? Где ворота?— Это — просто бега!
— Как футбол для Европы?— Это конский футбол!(И в степные воротаКонь влетает, как гол!)
— Грандиозней футбола!— Интересней бегов!Вроде конного бояИ боренья богов…Здесь успех убедителен,Славы не миновать —И коней-победителейВсе бегут целовать!
Через горные цепиПрокатили меня.Казахстанские степиПрокалили меня.
Самолет мой качаетсяВ облаках, в вышине.А байга не кончается:Скачут кони в окне.(Снятся кони во сне.)Скачут кони во мгле,Кони скачут во мне.
1965