Игорь Северянин - Полное собрание стихотворений

То валит вялые деревья,

И – ворожбовая – вражит…

Сраженная вражиней Драга

Вздорожала дрогло в дряблой мгле…

Пока бежит, вража, поврага,

Не будет дружно на земле…

1916. Январь

Петроград

18 ФЕВРАЛЯ 1915 ГОДА

Девятьсот пятнадцатого года

Восемнадцатого февраля

Днем была пригожая погода,

К вечеру овьюжилась земля.

Я сидел в ликеровой истоме,

И была истома так пошла…

Ты вошла, как женщина, в мой номер,

Как виденье, в душу мне вошла…

Тихий стук, и вот – я знаю, знаю,

Кто войдет! – входи же поскорей!

Жду, зову, люблю и принимаю!

О, мечта в раскрытии дверей!..

О, Любовь! Тебе моя свобода

И тебе величье короля

С восемнадцатого февраля

Девятьсот пятнадцатого года!..

1916. Февраль

Москва

О, ГОРЕ СЕРДЦУ!

Ты вся на море! ты вся на юге! и даже южно

Глаза сияют. Ты вся чужая. Ты вся – полет.

О, горе сердцу! – мы неразлучны с тобою год.

Как это странно! как это больно! и как ненужно!

Ты побледнела, ты исхудала: в изнеможеньи

Ты вся на море, ты вся на юге! ты вся вдали.

О, горе сердцу! – мы год, как хворост, шутя, сожгли,

И расстаемся: я – с нежной скорбью, ты -

в раздраженьи.

Ты осудила меня за мягкость и за сердечность,-

За состраданье к той неудачной, забытой мной,-

О, горе сердцу! – кого я наспех назвал родной…

Но кто виною? – Моя неровность! моя беспечность.

Моя порывность! моя беспечность! да, вы виною,

Как ты, о юность, ты, опьяненность! ты, звон в крови!

И жажда женской чаруйной ласки! И зов любви!

О, горе сердцу! – ведь так смеялись весна весною…

Сирень сиренью… И с новым маем, и с новой листью

Все весенело; сверкало, пело в душе опять.

Я верил в счастье, я верил в женщин – четыре, пять,

Семь и двенадцать встречая весен, весь -

бескорыстье.

О, бескорыстье весенней веры в такую встречу,

Чтоб расставаться не надо было, – в тебе ль не зло?

О, горе сердцу! – двенадцать женщин судьбой

смело!

Я так растерян, я так измучен, так искалечен.

Но боль за болью и за утратой еще утрата:

Тебя теряю, свою волшебку, свою мечту…

Ты вся на море, ты вся на юге, вся на лету…

О, горе сердцу! И за ошибки ему расплата…

17 февраля l916

Петроград

ПОЭЗА СТРАННОСТЕЙ ЖИЗНИ

Авг. Дм. Барановой

Встречаются, чтобы разлучаться…

Влюбляются, чтобы разлюбить…

Мне хочется расхохотаться

И разрыдаться – и не жить!

Клянутся, чтоб нарушить клятвы…

Мечтают, чтоб клянуть мечты…

О, скорбь тому, кому понятны

Все наслаждения Тщеты!..

В деревне хочется столицы…

В столице хочется глуши…

И всюду человечьи лица

Без человеческой души…

Как часто красота уродна,

И есть в уродстве красота…

Как часто низость благородна,

И злы невинные уста.

Так как же не расхохотаться,

Не разрыдаться, как же жить,

Когда возможно расставаться,

Когда возможно разлюбить?!.

1916. Февраль

Москва

БЫВАЮТ ТАКИЕ МГНОВЕНИЯ…

Бывают такие мгновения,

Когда тишины и забвения,-

Да, лишь тишины и забвения,-

И просит, и молит душа…

Когда все людские тревоги,

Когда все земные дороги

И Бог, и волненья о Боге

Душе безразлично-чужды…

Не знаю, быть может, усталость,

Быть может, к прошедшему жалость,-

Не знаю – но, зяблое, сжалось

Печальное сердце мое…

И то, что вчера волновало,

Томило, влекло, чаровало,

Сегодня так жалко, так мало

В пустыне цветущей души…

Но только упьешься мгновенной

Усладой, такою забвенной,

Откуда-то веет вервэной,

Излученной и моревой…

И снова свежо и солено,

И снова в деревьях зелено,

И снова легко и влюбленно

В познавшей забвенье душе!..

l9 апреля 1916

Гатчина

ПОЭЗА СИРЕНЕВОЙ МОРДОЧКИ

Твоя сиреневая мордочка

Заулыбалась мне остро.

Как по тебе тоскует жердочка,

Куренок, рябчатый пестро!..

Как васильковы и люнелевы

Твои лошадии глаза!

Как щеки девственно-апрелевы!

Тебя Ифрит мне указал!..

И вся ты, вся, такая зыбкая,

Такая хрупкая, – о, вся!-

Мне говоришь своей улыбкою,

Что есть сирень, а в ней – оса…

4 мая 1916

Харьков

ПОЭЗА СЕВЕРНОГО ОЗЕРА

В двенадцати верстах от Луги,

В лесу сосновом, на песке,

В любимом обществе подруги

Живу в чарующей тоске.

Среди озер, берез и елок

И сосен мачтовых среди

Бежит извилистый проселок,

Шум оставляя позади.

Я не люблю дорог шоссейных:

На них – харчевни и обоз.

Я жить привык в сквозных, в кисейных

Лесах, у колыбели грез.

В просторном доме, в десять комнат,

Простой, мещанистый уют,

Среди которого укромно

Дни северлетние текут.

Дом на горе, а в котловине,

Как грандиозное яйцо,

Блистает озеро сталь-сине,

И в нем – любимое лицо!

С ольховой удочкой, в дырявой

И утлой лодке, на корме,

Ты – нежный отдых мой от славы,

Который я найти сумел…

То в аметистовом, то в белом,

То в бронзовом, то в голубом,

Ты бродишь в парке запустелом

И песней оживляешь дом.

На дне озерном бродят раки

И плоскотелые лещи.

Но берегись: в зеленом мраке

Медведи, змеи и клещи.

А вечерами крыломыши

Лавируют среди берез,

И барабанит дождь по крыше,

Как громоносный Берлиоз.

Да, много в жизни деревенской

Несносных и противных “но”,

Но то, о чем твердит Каменский,

Решительно исключено…

Здесь некому плести интриги,

И некому копать здесь ям…

Ни до Вердена, ни до Риги

Нет дела никакого нам…

Здесь царство в некотором роде,

И от того, что я – поэт,

Я кровью чужд людской породе

И свято чту нейтралитет.

Конец июля l916

Им. Бельск

ОПЕЧАЛЕННАЯ ПОЭЗА

Не вечно мне гореть. Не вечно мне пылать.

И я могу стареть. И я могу устать.

Чем больше пламени в моем давно бывалом,

Тем меньше впереди огня во мне усталом.

Но все-таки, пока во мне играет кровь,

Хоть изредка, могу надеяться я вновь

Зажечься, засиять и устремиться к маю…

Я все еще живу. Я все еще пылаю…

8 декабря 1916

Гатчина

МУЗЕЙ МОЕЙ ВЕСНЫ

О милый тихий городок,

Мой старый, верный друг,

Я изменить тебе не мог

И, убежав от всех тревог,

В тебя въезжаю вдруг!

Ах, не в тебе ль цвела сирень,

Сирень весны моей?

Не твой ли – ах! – весенний день

Взбурлил во мне “Весенний день”,

Чей стих – весны ясней?

И не окрестности твои ль,

Что спят в березняке,

И солнцесвет, и лунопыль

Моих стихов сковали стиль,

Гремящих вдалеке?

И не в тебе ли в первый раз

Моя вспылала кровь?

Не предназначенных мне глаз,-

Ах, не в тебе ль, – я пил экстаз

И думал: “Вот любовь!”

О первый мой самообман,

Мне причинивший боль,

Ты испарился, как туман,

Но ты недаром мне был дан:

В тебе была эоль!

И только много лет спустя,

Ошибок ряд познав,

Я встретил женщину-дитя

С таким неотразимым “я”,

Что полюбить был прав.

Да, не заехать я не мог

Теперь, когда ясны

Мои улыбки, в твой шатрок,

Мой милый, тихий городок,

Музей моей весны!..

l9 апреля 1916

Гатчина

ПОЭЗА ДМИТРИЮ ДОРИНУ

Я перечитываю снова

Твои стихи, – и в ореол

Давно угасшего Былого

Взлетел “Тоскующий Орел”!

Ах, чувствам нет определенья…

Чего до слез, до муки жаль?

Какое странное волненье!

Какая странная печаль!

Твои стихи! – они мне милы!

На редкость дороги они!

Моя известность не затмила

Того, что помним мы одни!

И если не совсем умелы

Твои смущенные стихи,

Что мне до этого за дело,

Раз сердцу моему близки?!..

Ведь в них и Фофанов, и Пудость,

Твоей застенчивости “аль”,

И внешних лет святая скудость,

Которую-то мне и жаль…

Пусть мой порыв нелеп и вздорен,-

Я не стыжусь его; я рад,

Что где-то жив мой грустный Дорин,

Меня волнующий собрат.

9 ноября 1916

Гатчина

ГАСТРОНОМИЧЕСКИЕ ДРЕВНОСТИ

Лукулл, Октавий, Поллион,

Апиций, Клавдий – гастрономы!

Ваш гурманический закон:

Устроить пир, вспенить ритон

И уедаться до истомы.

Прославленный архимагир,

Одетый чуть не в латиклаву,

Причудами еды весь мир

Дивил, и рокотанье лир

Отметило его по праву.

Не раз в шелках имплувиат,

Закутав головы кукулем,

К Лукуллу толпы шли мэнад

Пить выгрозденный виноград,

Соперничающий с июлем.

Из терм Агриппы сам Нерон,

Искавший упоенья в литре,

Шел к гастрономам спить свой сон,

И не Нероном ли пронзен

Прощающий его Димитрий?

И не на этих ли пирах