Владислав Холшевников - Мысль, вооруженная рифмами
Н. Н. Асеев (1889–1963)
20. Объявление
Я запретил бы «Продажу овса и сена»…Ведь это пахнет убийством Отца и Сына?А если сердце к тревогам улиц пребудет глухо,руби мне, грохот, руби мне глупое, глухое ухо!
Буквы сигают, как блохи,облепили беленькую страничку.Ум, имеющий привычку,притянул сухие крохи.
Странноприимный дом для ветра,или гостиницы весны —вот что должно рассыпать щедропо рынкам выросшей страны.
1915
21
Если ночь все тревоги вызвездит,как платок полосатый сартовский,проломаю сквозь вечер мартовскийМлечный Путь, наведенный известью.
Я пучком телеграфных проволокот Арктура к Большой Медведицеисхлестать эти степи пробовали в длине их спин разувериться.
Но и там истлевает высь везде,как платок полосатый сартовский,но и там этот вечер мартовскийнад тобой побледнел и вызвездил.
Если б даже не эту тысячуобмотала ты верст у пояса, —всё разно от меня не скроешься,я до ног твоих сердце высучу!
И когда бы любовь-притворщицани взметала тоски грозу мою,кожа дней, почерневши, сморщится,так прожжет она жизнь разумную.
Если мне умереть — ведь и ты со мной!Если я — со зрачками мокрыми, —ты горишь красотою писанойна строке, прикушенной до крови.
1916
22
Когда земное склонит лень,выходит стенью тени лань,с ветвей скользит, белея, лунь,волну сердито взроет линь.
И чей-то стан колеблет стон,то, может, пан, а может, пень…Из тины тень, из сини сон,пока на Дон не ляжет день.
1916
23. Северное сияние
(Бег)
Наши лиры заржа́велиот дымящейся кро́ви,разлученно державилинаши хмурые брови.И теперь перержавленной лироюдля далеких друзей я солирую:
«Бег тех, чей смех, вей, рей, сей снег!
Тронь струн винтики, в ночь лун, синь, теки, в день дунь, даль, дым, по льду скальды!».
Смеяв и речист, смеист и речав, стоит словочист у далей плеча.
Грозясь друзьям усмешкою веселой,кричу земли далеким новоселам:
«Смотри-ка пристально — ветров каприз стальной: застыли в лоске просты полоски, поем и пляшем сиянье наше, и Север ветреный, и снег серебряный, и груди радуг, игру и радость!
Тронь струн винтики, в ночь лун, синь, теки, в день дунь, даль, дым, по льду скальды!»
1921
24. Марш Буденного
С неба полуденногожара не подступи,конная Буденногораскинулась в степи.
Не сынки у маменекв помещичьем дому,выросли мы в пламени,в пороховом дыму.
И не древней славоюнаш выводок богат —сами литься лавоюучились на врага.
Пусть паны не хвастаютпосадкой на скаку, —смелем рысью частоюих эскадрон в муку.
Будет белым помниться,как травы шелестят,когда несется конницарабочих и крестьян.
Всё, что мелкой пташкоювьется на пути,перед острой шашкоюв сторону лети.
Не затеваем бой мы,но, помня Перекоп,всегда храним обоймыдля белых черепов.
Пусть уздечки звякаютпамятью о нем, —так растопчем всякуюгадину конем.
Никто пути пройденногоназад не отберет,конная Буденного,армия — вперед!
1923
25. «Черный принц»
Баллада об английском золоте, затонувшем в 1854 году у входа в бухту Балаклавы (Отрывок из поэмы) <I>Белые бивни бьют в ют.В шумную пену бушприт врыт.
Вы говорите: шторм — вздор?Некогда длить спор!
Видите, в пальцы нам врос трос,так что и этот вопрос прост:мало ли видел матрос гроз, —не покидал пост.
Даже и в самый глухой часветер бы вынес слугой нас,выгнувши парус в тугой пляс,если б — не тот раз.
Слишком угрюмо выл вал…Буйный у трюма был бал…Море на клочья рвал шквал…Как удержать фал?
Но не от ветра скрипел брус, —глупый заладил припев трус:«Слишком тяжелый у нас груз.Слышите стен хруст?»Шкипер рванул его: «Брысь вниз.Будешь морочить нас — правь вплавь.Слишком башку твою весь рейсклонит золота вес».
Этот в ответ: «Груз — сух,море — стекло, и циклон глух,если ты в траверс чужих бухтстанешь, как добрый друг.Если ж пушечный рвет роттеплых и ласковых вод ход, —даже речной уведет бродв черный водоворот…»
1923
26. Автобиография Москвы
(Отрывок из поэмы)
Желтобилетная листва бульварная,толпой вечернею теки с куста.Расчет на золото, и на товарные,и на червонные, и ночь — пуста.Вконец изруганный пивными рыжими,где время пенится, где гром — гульба,я тихо радуюсь: мы всё же выживемс тобою, стриженый Цветной бульвар.Дорожкам хоженым, тропинкам плеванымникто не мил из вас: иди любой.Времен товарищи! Даете ль слово нам —не отступать по ним, не бить отбой?Под оскорбленьями, под револьверамипо переулкам мы пройдем впотьмах,и если — некому, то станем первымипод этой жирной грязи взмах…И как не бросила она меня еще,с досады грянув: отвяжись! —неизменяемая, неизменяющаяи замечательная жизнь!
1924
27. Синие гусары
