Григорий Кружков - Очерки по истории английской поэзии. Поэты эпохи Возрождения. Том 1

На раздевание возлюбленной

Скорей, сударыня! я весь дрожу,Как роженица, в муках я лежу;Нет хуже испытанья для солдата –Стоять без боя против супостата.Прочь – поясок! небесный обруч он,В который мир прекрасный заключен.Сними нагрудник, звездами расшитый,Что был от наглых глаз тебе защитой;Шнуровку распусти! уже для насКуранты пробили заветный час.Долой корсет! он – как ревнивец старый,Бессонно бдящий за влюбленной парой.Твои одежды, обнажая стан,Скользят, как тени с утренних полян.Сними с чела сей венчик золоченый –Украсься золотых волос короной,Скинь башмачки – и босиком ступайВ святилище любви – альковный рай!В таком сиянье млечном серафимыНа землю сходят, праведникам зримы;Хотя и духи адские поройОблечься могут лживой белизной, –Но верная примета не обманет:От тех – власы, от этих плоть восстанет.Моим рукам-скитальцам дай патентОбследовать весь этот континент;Тебя я, как Америку, открою,Смирю – и заселю одним собою.О мой трофей, награда из наград,Империя моя, бесценный клад!Я волен лишь в плену твоих объятий.И ты подвластна лишь моей печати.Явись же в наготе моим очам:Как душам – бремя тел, так и теламНеобходимо сбросить груз одежды,Дабы вкусить блаженство. Лишь невеждыКлюют на шелк, на брошь, на бахрому –Язычники по духу своему!Пусть молятся они на переплеты,Не видящие дальше позолотыПрофаны! Только избранный проникВ суть женщин, этих сокровенных книг,Ему доступна тайна. Не смущайся, –Как повитухе, мне теперь предайся.Прочь это девственное полотно! –Ни к месту, ни ко времени оно.Продрогнуть опасаешься? Пустое!Не нужно покрывал: укройся мною.

Изменчивость

Пусть накрепко перстами и устамиСоюз любви скрепила ты меж намиИ, пав, тем паче в любящих глазахВозвысилась, – но не развеян страх!Ведь женщины, как музы, благосклонныКо всем, кто смеет презирать препоны.Мой чиж из клетки может улететь,Чтоб завтра угодить в другую сеть,К ловцу другому; уж таков обычай,Чтоб были женщины мужской добычей.Природа постоянства не блюдет,Все изменяют: зверь лесной и скот.Так по какой неведомой причинеДолжна быть женщина верна мужчине?Вольна галера, хоть прикован раб:Пускай гребет, покуда не ослаб!Пусть сеет пахарь семя животворно! –Но пашня примет и другие зерна.Впадает в море не один Дунай,Но Эльба, Рейн и Волга – так и знай.Ты любишь; но спроси свою природу,Кого сильней – меня или свободу?За сходство любят; значит, я, чтоб статьТебе любезным, должен изменятьТебе с любой? О нет, я протестую!Я не могу, прости, любить любую.С тобою я тягаться не рискну,Хоть мой девиз: «не всех, но не одну».Кто не видал чужих краев – бедняга,Но жалок и отчаянный бродяга.Смердящий запах у стоячих вод,Но и в морях порой вода гниет.Не лучше ли, когда кочуют струиОт брега к брегу, ласки им даруя?Изменчивость – источник всех отрад,Суть музыки и вечности уклад.

Портрет

Возьми на память мой портрет; а твой –В груди, как сердце, навсегда со мной.Дарю лишь тень, но снизойди к даренью:Ведь я умру – и тень сольется с тенью.…Когда вернусь, от солнца черным ставИ веслами ладони ободрав,Заволосатев грудью и щеками,Обветренный, обвеянный штормами,Мешок костей, – скуластый и худой,Весь в пятнах копоти пороховой,И упрекнут тебя, что ты любилаБродягу грубого (ведь это было!) –Мой прежний облик воскресит портрет,И ты поймешь: сравненье не во вредТому, кто сердцем не переменилсяИ обожать тебя не разучился.Пока он был за красоту любим,Любовь питалась молоком грудным;Но в зрелых летах ей уже некстатиПитаться тем, что годно для дитяти.

На желание возлюбленной сопровождать его, переодевшись пажом

Свиданьем нашим – первым, роковым –И нежной смутой, порожденной им,И голодом надежд, и состраданьем,В тебе зачатым жарким излияньемМоей тоски – и тысячами ков,Грозивших нам всечасно от враговЗавистливых – и ненавистью яройТвоей родни – и разлученья карой –Молю и заклинаю: отрекисьОт слов заветных, коими клялисьВ любви нерасторжимой; друг прекрасный,О, не ступай на этот путь опасный!Остынь, смирись мятежною душой,Будь, как была, моею госпожой,А не слугой поддельным; издалечеПитай мой дух надеждой скорой встречи.А если прежде ты покинешь свет,Мой дух умчится за твоим вослед,Где б ни скитался я, без промедленья!Твоя краса не укротит волненьяМорей или Борея дикий пыл;Припомни, как жестоко погубилОн Орифею, состраданью чуждый.Безумье – искушать судьбу без нужды.Утешься обольщением благим,Что любящих союз неразделим.Не представляйся мальчиком; не надоМенять ни тела, ни души уклада.Как ни рядись юнцом, не скроешь тыСтыдливой краски женской красоты.Шут и в атласе шут, луна луноюПребудет и за дымной пеленою.Учти, французы – этот хитрый сброд,Разносчики хвороб дурных и мод,Коварнейшие в мире селадоны,Комедианты и хамелеоны –Тебя узнают и познают вмиг.В Италии какой-нибудь блудник,Не углядев подвоха в юном паже,Подступится к тебе в бесстыжем раже,Как содомиты к Лотовым гостям,Иль пьяный немец, краснорожий хам,Прицепится… Не клянчь судьбы бездомной!Лишь Англия – достойный зал приемный,Где верным душам подобает ждать,Когда Монарх изволит их призвать.Останься здесь! И не тумань обидойВоспоминанье – и любви не выдайНи вздохом, ни хулой, ни похвалойУехавшему. Горе в сердце скрой.Не напугай спросонья няню криком:«О, няня! мне приснилось: бледен ликом,Лежал он в поле, ранами покрыт,В крови, в пыли! Ах, милый мой убит!»Верь, я вернусь, – коль Рок меня не сыщетИ за любовь твою сполна не взыщет.

Литиции Йендл,

хранительнице рукописей

Фолджеровской библиотеки

Зима. Что делать нам зимою в Вашингтоне?Спросонья не поняв, чей голос в телефоне,Бубню: что нового? Как там оно вообще?Тепло ль? И можно ли в гарольдовом плащеГулять по улицам – иль, напрягая веки,Опять у Фолджера сидеть в библиотеке…Врубившись наконец, клянусь, что очень рад,Что «я смотрю вперед услышать ваш доклад»,Роняю телефон – и, от одра воспрянув,Бреду решать вопрос: какой из трех стакановПочище – и, сочку холодного хлебнув,Вдыхаю глубоко и выдыхаю: Уфф!

Гляжуся в зеркало. Ну что – сойдет, пожалуй.Фрукт ничего себе, хотя и залежалый.Немного бледноват, но бледность не порок(А лишь порока знак). Ступаю за порог.

Феноменально – снег! Ого, а это что там,Не баба ль белая видна за поворотом?Хоть слеплена она неопытной рукойИ нету русской в ней округлости такой,Что хочется погла… замнем на полуслове,Тут феминистки злы и вечно жаждут крови!А все же – зимний путь, и шанс, и день-шутник…Сгинь, бес. Толкаю дверь, и вот я в царстве книг.

Перелагатель слов, сиречь душеприказчикПоэтов бешеных, давно сыгравших в ящик,Держу в руке письмо, где мой любимый Джон –Уже в узилище, еще молодожен –У тестя милости взыскует… А не надоКрутить любовь тайком, жениться без доклада!

Кто десять лет назад, резвясь, писал в концеЭлегии «Духи» о бдительном отце:«В гробу его видал»? Не плюй, дружок, в колодец,Влюбленный человек – почти канатоходец,Пока его несет во власти лунных чар,Он в безопасности; очнуться – вот кошмар.Хранительница тайн косится умиленноНа то, как я гляжу на подпись Джона Донна,Смиренно в уголок задвинутую: – Вот!Постой теперь в углу! – Но страх меня берет,Когда я на просвет след водяного знакаИщу, как врач кисту, и чую, как из мракаСкелет, или верней, тот прах, что в день судаВновь слепится в скелет, сейчас ко мне сюдаЗловеще тянется, чтоб вора-святотатцаДо смерти напугать – и всласть расхохотаться!

Скорей в читальный зал. Едва ль «монарх ума»Прилюдно станет мстить. Ученые томаБерут меня в полон и с важностью друг другу,Как чашу на пиру, передают по кругу.Я выпит наконец. Пора пустой объемЗаполнить сызнова веселия вином!Не зван ли я к Илье? Вахтера убаюкавЗаученным «бай-бай» и письмецо от БруковИз дырки выудив, ступаю на крыльцо.Пыль снежная летит, и ветер мне в лицо,Но бури Севера не страшны русской Деве.

Особенно когда она живет в Женеве.

«Сэр, в письмах душ слияние тесней…»