Дмитрий Мережковский - Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга первая

1955

«Как много есть прекрасного на свете…»

Как много есть прекрасного на свете:Крыло орла, девическая грудь,Кленовый лист, Риальто[110] на рассвете,Раздолье Волги, ландыш, Млечный путь…

И вот еще: прыжок бегущей лани,Глаза ребенка, парус на волне…Ты видишь сам: не сосчитать названий,Не перечислить ни тебе, ни мне.

И все-таки не легче ль жить на свете,Когда ты знаешь, что везде кругомЕсть волны, клены, девушки и детиИ даже просто чей-то сад и дом?

Ты говоришь: все это преходяще!И ты не прав! Ведь будущей веснойОпять прыжок в зазеленевшей чаще,Опять подснежник свежий под ногой!

Наш мир в бреду. Он шепчет заклинанья,Он душит все, чем жизнь еще права,Но в мире нет разрушенного зданья,В котором бы не проросла трава.

1956

Царскосельская гимназия

Есть зданья неказистые на вид,Украшенные теми, кто в них жили.Так было с этим.   Вот оно стоитНа перекрестке скудости и пыли.

Какой-то тесный и неловкий входДа лестница, взбегающая круто,И коридоров скучный разворот —Казенщина без всякого уюта.

Но если приотворишь двери в класс —Ты юношу увидишь на уроке[111],Что на полях Краевича, таясь,О конквистадорах рифмует строки.

А если ты заглянешь в кабинет,Где бродит смерть внимательным дозором, —Услышишь, как седеющий поэт[112]С античным разговаривает хором.

Обоих нет уже давно. ЛежитОдин в гробу, другой, без гроба, — в яме,И вместе с ними, смятые, в грязи,Страницы с их казненными стихами.

А здание? Стоит еще оноИль, может быть, уже с землей сровнялось?Чтоб от всего, чем в юности, давно,Так сердце было до краев полно,И этой капли даже не осталось.

1957

«Чем дольше я живу, тем ненасытней я…»

Чем дольше я живу, тем ненасытней я,Тем с большей жадностью тянусь к усладе здешней.Пусть ждет меня нектар иного бытия —   Я от разлуки с ней всё безутешней.

И радость мне моя последняя горька…Так в блекнущем саду, где астры холодеют,Озябшая пчела с последнего цветка   Пьет скудный мед, сама уже скудея.

К остывшим венчикам она ревнивей льнет,Неяркий солнца луч ее уже не тешит,А то, что в улье ждет богатство полных сот —   Стяжательницы милой не утешит.

1957

«В талом небе такие мокрые…»

В талом небе такие мокрые,Акварельные облака.…Мог ли я сомневаться, мог ли яНе поверить, что ты близка,

Если так хорошо и веселоТы умела ко мне прильнуть,Медный крестик с моей перевесилаНа свою золотую грудь?

…В мутном небе такие влажные,Акварельные облака.…Важно ли, что была ты, важно ли,Что слабела в моих руках,

Если вот вспоминаю редко яИ так нехотя о тебе,Если ты раскаленной меткоюНе осталась в моей судьбе?

…В бледном небе совсем туманные,Акварельные облака.Почему меж других — не странно ли? —Эта путается строка?

Или ею напоминается,Что все лучшее навсегдаРазлетается, расплывается,Растворяется без следа.

1958

«Как бушевали соловьи…»

Как бушевали соловьиНад нашей гоголевской хатой,Луною выбеленной иПодсолнухами полосатой!

Их было не перекричать!Но, неуверенно вначале,Еще пугаясь всё сказать,Мы их с тобой… перешептали.

Как было хорошо прильнутьГубами к маленькому уху!С собой мы взяли в дальний путьТу немудреную науку.

И с той поры она для насЗащитой стала неизменной:Таким же шепотом сейчасМы заглушаем шум вселенной.

1958

«Я думал до сих пор, что наша…»

Я думал до сих пор, что нашаДавно развязанная связь,Хотя была других не краше,Но все же в сердце сбереглась.

И вот недавно, в день погожийБродя по улице пустой,Как заблудившийся прохожий,Я вышел к истине простой:

Что все давным-давно забытоИ окончательно мертво,Что сердце на могильных плитахНе написало ничего.

Нет, не подумай, я не плачу,Я просто на ущербе днейОдною истиной богаче,Одною радостью бедней.

1958

«Нет, и всматриваться не стоит!..»

Нет, и всматриваться не стоит!Ведь с собою не унестиЭти звезды, луга, прибои —Все и сложное и простое,С чем мне больше не по пути!

Знаю, знаю: пора пришла мнеПодружиться с коротким днем,Мелкой речкой, замшелым камнем,Выкорчеванным скользким пнем;

С равнодушной подругой-палкой,С шумом медленного дождя —Всеми теми, кого не жалкоБудет мне потерять, уйдя.

Ну а если и к ним я тожеТак привыкну, что станут мнеИ они всех небес дороже —Кто мне землю забыть поможетВ беспощадной Твоей стране?

1959

«На италийском мраморе плиты…»

На италийском мраморе плиты —Простое имя и скупая дата.Но почему остановилась тыИ вздрогнул я, смущением объятый?

Не потому ль, что вновь коснулся насВ своем захолодевшем начертаньиНа плитах всех повторенный рассказО жалком человеческом незнаньи.

Смотри: сквозь надпись проступает ложь!Лгут имена! Нас всех зовут иначе!Нам роздали их просто как пришлось!Где то, каким в веках я обозначен?

И даты лгут! Нам миллиарды лет!Не эти шестьдесят, не эти тридцать!Обратно нам уже дороги нет,Но впереди нам не остановиться.

Уйдем отсюда! Что нам говорятСлучайно здесь разбросанные плиты?Пройдут века — и мы придем назад.Еще мгновенье — и они разбиты.

1960

«Мы все уходим парусами…»

Мы все уходим парусамиВ одну далекую страну.Ветра враждуют с облаками,Волна клевещет на волну.

Где наша пристань? Где-то! Где-то!Нам рано говорить о ней.Мы знаем лишь ее приметы,Но с каждым днем они бледней.

И лишь когда мы всё осилимИ всякий одолеем срок —Освобождающе под килемПрибрежный зашуршит песок.

И берег назовется яснымИ чистым именем своим.Сейчас гадать о нем напрасноИ сердца не утешить им.

Сейчас кругом чужие земли,Буруны, вихри, облака,Да на руле, когда мы дремлем,Немого ангела рука.

1961

«Как пароход подходит к пристани…»

Как пароход подходит к пристани,Неспешно замедляя ход,И всматриваешься все пристальнейВ тот край, что пред тобой встает, —

Так я гляжу в недоуменииНа берег странный и чужой,Что в неизбежном приближенииСейчас встает передо мной.

Какие-то струятся тени там,Какие-то скользят лучи,Но в смутном их нагроможденииМне ничего не различить.

И лишь одна (прозреньем, бредом ли?)Надежда промелькнет подчас,Что кто-то, мне пока неведомый,На сходнях руку мне подаст.

1964

«Когда-нибудь (быть может, скоро)…»

Когда-нибудь (быть может, скоро)На том, нездешнем, берегу,На том единственном, которыйСебе в наследство берегу, —

Я обернусь и вдруг замечу,Что, труден и неумолим,Но этот путь мой человечийБыл все-таки необходим.

Что в тесноте земных свершений,В борьбе мужей, в объятьях жен,В огне молитв, в бреду сомненийЯ слеплен был и обожжен.

И уходя теперь отсюда,Я вижу: мы бы не смоглиНебесного коснуться чудаБез страшной помощи земли.

1964