Глеб Филиппов - Авторская песня 90-х (Сборник песен с гитарными аккордами)
Может просто больше не бывать такому Может мы с тобой немного на войне Сверим наши струны, новый мой знакомый Что-бы быть уверенным вдвойне.
Cm
Слушай и скажи мне, верно ль я пою
D7 Gm
Песню, что сегодня ты мне дал с собой
Bm C7 F B
Может мне случится сочинить свою
Gm6 Dm E7 Dm
Что-бы с нею тоже и в путь и в бой.
Вроде бы недавно рядом мы сидели И из одного с тобой хлебали котелка Но легли меж нами версты и недели И минута эта далека.
Пусть сломает сердце горечь и досада Пусть еще осталось много нерешенных дел Все же ты однажды сделал то что надо Только за собой недоглядел. Но в дороге дальней и лихом бою Песню, что ты дал мне я ношу с собой. Я тебе сегодня сочинил свою С нею тоже можно в путь и в бой.
В ней звенит гитара, к небу рвется пламя В ней слова простые и бесхитростный мотив Ты еще, дружище, прошагаешь с нами Все, что не успел тогда пройти.
Снова на привале, крепко чай заварим И тогда мы в отблесках закатной полосы Сверим наши песни, старый мой товарищ Как сверяют главные часы. Слушай и скажи мне, верно ль я пою Помнишь, эту песню ты мне дал с собой. Я тебе сегодня подарю свою С нею тоже можно и в путь и в бой.
Я не знаю, что делать, помоги, старина, посоветуй
Am7 Dm7 Am Я не знаю, что делать, помоги, старина, посоветуй.
Dm7 G7 C+7 Не ищу я ни денег, ни жены и ни нового света.
H7 B E7 A7 Мне б осеннюю полночь, да звенящую тонкую нить,
G7 C+7 Dm E7 Am Gm A7 Dm Чтобы главное вспомнить, а все остальное забыть./2р.
Паутина и плесень, город грязи и каменной скуки,
Тесный круг старых песен и далекие нежные руки.
Темной улочки тайны, да дождливых ночей забытье,
Да раскрытые ставни в бессонном окошке ее.
Все, что было-исчезло, тех, кто дорог, дороги умчали,
И, старик, если честно, что-то плохо мне спится ночами.
И на небо рябое, в ожиданьи, гляжу я с утра,
И работа, работа, и отложенных строчек гора.
Я оставлю тебе
Dm E7 Я оставлю тебе эхо лестниц и шорох перил
Gm6 A7 B7 — A7 Мой звонок в коридоре, нелепый смешной и короткий
D7 B Gm C7 F Полутемный подъезд, что впервые нам дверь отворил
Eb7 D E7 A7 Dm И стихи о любви на клочке папиросной коробки.
Я оставлю тебе листопад, листопад, листопад, Запах майских ночей и помятый в пути треугольник Может, вспомнишь мой взгляд и ответы мои невпопад И с чего, не поймешь, станет грустно и чуточку больно
И воскреснет на миг эхо лестниц и шорох перил Мой звонок в коридоре, нелепый, смешной и короткий Может вспомнишь слова, что, прощаясь, тебе говорил Рыжий парень в зеленой, нелепо торчащей пилотке.
* ЕЩЕ СБОРНИК ЛАНДСБЕРГА *
From: Alex
— А трубачи бредут в казармы,
А трубачи бредут в казармы, Коней усталых расседлав. А завтра будет день базарный, А на губах труба груба.
А ночью снов совсем не будет,
А только тяжесть забытья
От тяжести житья-бытья
Пока дневальный не разбудит.
И вновь — захочешь, не захочешь Ты начинаешь день трубя. Он отделяется от ночи, Он начинается с тебя.
О, как ты юн в его начале!
Как будешь стар в его конце!
Что будет на твоем лице,
Когда тебя он измочалит?
И может, ты не в настроеньи, И, может быть, всему труба. Но полк на общем построеньи, А на губах труба груба.
И дело вовсе не простое
Заставить петь простую медь.
Но эть надобно суметь,
Иначе мучаться не стоит.
— Написано в поезде Саратов-Москва
Начать бы все заново, сразу, немедля, да вот Неважное время — конец уходящего дня. Фонарь на последнем вагоне отмашку дает Всему, что уже не касается больше меня.
Всему, что так долго душило нехваткою слов,
Всему, что похоже, и нынче за глотку берет,
Всему что тяжелым болотом к ногам приросло
Ни шагу назад! — Что ж с того, коль ни шагу вперед.
Но надо же было однажды к чему-то придти, И день наступил, беспощадной усмешкой зубаст. Теперь-то попробуй запрячь, задержи, запрети. Дай бог дотянуть — так он ведь еще и не даст.
И долго за поездом ветер кружит шелуху,
Обрывки беспечно растраченных весен и зим.
И черт с ним, что некому выложить как на духу,
И слава те господи, цел и, кажись, невредим.
А рельсы на запад, на запад, на запад, в огонь И там под закатом, неистово раскалены. А рельсы качают, качают, качают вагон, Разматывая перед поездом новые сны.
И теми же рельсами гонится степь по пятам,
То ль череп местами в колосьях, местами плешив.
То ль плоская эта Земля — неразменный пятак.
И на обороте навстречу мне кто-то спешит.
1973
— Другой Серж спит и поет песенку самому себе
по фильму " Неоконченная пьеса
для механического пианино"
Все двинет как прежде по старому пошлому кругу. Лишь галстук поддерни да крестик поглубже запрячь. Я сплю, сидя в бричке, и женщина гладит мне руку. Покойно, тем боле, что бричку забыли запрячь.
От этой вчерашней бездарной бессмысленной драки Я в сон, как в спасенье, без веры ушел и без сил, Но, праведно светел, проснусь, чтоб раздаривать фраки, Не все, а конечно, лишь те, что донЕльзя сносил.
Все будет как было, дотлеешь и сам не заметишь, Коль так просыпаться и так засыпать не впервой. Куда ж друг от друга нам деться на этой планете? Вот видишь — колеса совсем зарастают травой7
— Сказка с хорошим концом
А эти домишки когда-то росли на горе, Но, к морю сходя, вдруг однажды навеки застыли. Лет двести так славно, под утро — ни ветра, ни пыли, Ни злобы, ни зависти — жалко, что лишь на заре.
И утренней лошадью в город въезжал Аполлон, И лошадь плясала, ив городе жизнь воскресала. С оси колесницы топленое капало сало, Пригретое слишком уж щедрым хозяйским теплом.
И дружно собаки высовывали языки,
Не злые, а мокрые узкие флаги собачьи,
И, прячась в тени, за кобылой бежали, тем паче
Что больше и некуда было бежать от тоски.
Нет, было куда — той тропинкой, что шла сквозь леса, Вилась по ручью, с каждым шагом другая, но та же. И девочка грустно кораблик несла на продажу, Но кто-то уже заприметил его паруса.
— Сказка о золотой рыбке
сл. Ген. Алексеева
Берег. Небо. Море. Старик закидывает невод. (Ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла) Ему нужна золотая рыбка, И больше ничего.
Берег. Небо. Море. Старик вытаскивает невод. (….) В неводе — две малюсенькие корюшки, водоросли, И больше ничего.
Берег. Небо. Море. Старик опять закидывает невод (….) Но это пустая трата времени, И больше ничего.
В этом море — так уж тут водится
Золотая рыбка не водится,
Золотая рыбка не дура…
Берег. Небо. Море. Старик опять вытаскивает невод. Откуда она тут взялась? Это же — чудо!
Это же просто чудо! (….) Нет, это просто сказка, И больше ничего.
— Цветок
сл. Ген. Алексеева
В моих руках цветок…
Пр. Цвет у него необычный,
Запах у него незнакомый,
Форма у него невиданная,
Название его неизвестно,
Но он — цветок.
Подходят на него взглянуть, Наклоняются его понюхать, Просят позволения его потрогать, Отходят — потрясенные.
Я горд — у меня цветок!
Пр.
Вы видите — у меня цветок. Вы не пугайтесь — у меня цветок. Вы не огорчайтесь, но у меня цветок. Вы не злитесь, но у меня цветок. Вы меня не трогайте — у меня же цветок!
Пр.
Откуда взялся этот цветок? Откуда…если б я знал… Зазевался — и глядь, в моих руках цветок.
— Обращение к апостолу Петру.
В день, когда на твоих весах Гирьку мою качнет, Прости, украду я четверть часа Вечных твоих забот. Скорбную перешагнув межу, Этот покинув свет, Просто я кое о чем расскажу, А кое о чем и нет.
Жив, скажу, назидательский зуд Что может быть милей. Был моим судией там, внизу, Каждый, кому не лень. Зато, при каком ни на есть уме, Озлившись на все и вся, Многих и сам я судил, как умел, Их о том не спрося.
Были, скажу, у меня дела, Скажем, не так уж давно. Плоть моя ела, пила и спала Вот тебе дело одно. Из тех, что пришлось переделать, дел Что глупость, а что вранье. Делал я, впрочем, и то, что хотел. Но это уж дело мое.
Были, скажу, три нежных души Во все мои времена. Одна и одна ушли, поспешив, Дождать осталась одна. Тех, что считали итоги, кляня, И вспоминать не хочу. Третья желала бы только меня. Я о ней промолчу.
Ты только, ради всех прочих святых, Не думай, что я крою. Не зарюсь на райские я цветы, Что мне там делать, в раю? Крыл дребезжанье — хоть лезь в петлю, Да нимба блеск жестяной… Лучше я травки себе подстелю Где-нибудь под стеной.
1979
— Эти сумерки
Посвящается Жаку Брелю
Эпиграф 1. "Желтизна там, где было все зелено."
А.Крупп
Эпиграф 2. "Дорога в ад вымощена благими намерениями."
Роберт Герби (?)
День, казалось, только начат, а уже почти прошел. Нас сумерки качают пеньем сдавленных пружин. И день — уже не день, а пыльный ветхий дилижанс.
Ночь. Возница спит, и экипаж плетется наугад. Луна. Дорога — что змея, булыжник — чешуя. Ах, боже мой, ведь это наши добрые дела!