Другое. Сборник - Антон Юртовой
усталый грозный воин,
мирозданью подневолен,
утоливший жажду боем,
раззадумался в ночи.
Океаном успокоен,
мирозданьем обусловлен,
ты,
стихосложений воин,
над своей судьбою строишь
купол, залитый зарёю,
в чувствах – будто перекроен,
держишь рифму наготове
и – в рассеянье —
молчишь.
Неизбежное
То слово как пламя взвихрилось меж нами;
мы знаем его; и оно так прекрасно.
Не нужно секунд и усилий напрасных.
Так скажем его, и – оно не обманет.
Уж звуки восторга у сердца таятся;
блаженно томленье; забыты сомненья.
В замке наши руки – залог единенья.
А в душах так сладко, и сил нет расстаться.
Желаниям тесно в пространствах просторных,
и вздохи значением близости полны.
Так буйные в море рождаются волны.
Так в миге вмещаются счастья аккорды.
Разбиты тревоги – пусть так всё и будет!
И радость торопится с негою слиться.
Экстаз предстоящего светится в лицах.
Замкнулся наш круг – нам не выйти отсюда!
И в трепете помыслов мы уж готовы
вдвоём оказаться на чудном пороге.
Секунды даруют так много, так много.
Не станем же медлить и скажем то слово!
«Серые туманы…»
Серые туманы
родины моей.
По-над океаном
небо – голубей.
Звёздочка упала.
Звёзд – ещё немало.
Звёзды притуманенные
пляшут словно пьяные.
«Всё, что ещё от меня осталось…»
Всё, что ещё от меня осталось, —
то – что есть; – не такая уж малость!
Немотный и твёрдый, в пространствах пустых
я странствую, вечностью меряя их.
Чтоб уцелеть на путях неизведанных,
служу лишь себе, терпеливо и преданно.
Только и дела всего у меня, что грановка
моей ипостаси: грановка-обновка.
Лечу или падаю, всё мне едино.
Лучшая грань – от толчка в середину.
Не остаётся сомнений: удар что надо.
Ещё не разбит я! и то – мне наградой.
Хоть гранями всё моё тело изрыто,
я не ропщу; – они мне – прикрытье.
Новые сшибки – раны на ранах;
ими шлифуются прежние грани.
Сбитой, отшлифованный, я и внутрях
твёрд и спокоен будто бы маг.
Тем и довольствуюсь в ровном движении.
В радость мне встречи, желанны сближения.
Нету в них умыслов; только судьба
их преподносит, блуждая впотьмах.
В том её действенность и непреложность:
редко в пустом возникает возможность.
Рядом ли дальше чей путь проискрится,
это всего лишь намёков частицы…
Выгоды есть и в бесцельном движении:
вызреет случай войти в столкновение…
Всё, в чём я сущ и одарен судьбою,
то всё – во мне; – и – прервётся со мною.
Романная Проза
Глухим просёлком – в оба конца
Дорожный роман из времени российского крепостничества
Безумие моя прежняя жизнь…
В.Розанов. «Уединённое».
С утра его одолевало раздражение и беспокойство. Как ни пытался выявить тому причины, ровным счётом ничего не удавалось.
Построчная выделка текста, за которую он принялся, встав ото сна едва рассветало, укладывалась на выношенный заранее только в общих очертаниях замысел непринуждённо, легко, даже как-то мягко-пружинисто, плавно перемещаясь к очередному прояснению целого, к уверенному подбору и оштриховке наиболее зыбких словных обозначений и всё ближе – к последней, победной точке; форма стиха тоже вроде задавалась отменной, была по отношению к его же образцовым вещам быстро и легко узнаваема и неистёрта, а – через то – могла считаться как бы даже неуязвимой, что позволяло самому предвидеть ещё одну из тех больших и верных удач, какие приходили к нему в лучшие для него минуты, часы или целые дни.
И во всём ином, что его сейчас окружало и что было с ним в какой-то связи, к чему он мог иметь отношение по необходимости реально возникшего нового дня, также не находил он, как ни пытался, примет к непонятному в себе и чуждому перетеканию мыслей в сторону какого-то вкруг обступавшего, потного, заволакивающего медленного томления и тревоги.
«Тоска, брат, и скука, – пробовал он приободрить себя и умерить накатывание уже прямо-таки чувствуемой оскорбляющей неровности духа. – Однако же не один ты обречён бывать временами в их липких лапках. Что поделать, к людям и та и другая приходят не спрашивая. Впрочем, не всегда бывают они настолько в силе, чтобы заморочить; вот наперекор им распишусь на такое, что выйдет из них же, а обернётся чем-нибудь лучшим от меня…»
Между тем проходило всё больше времени, а странное убывание ровного и здорового чувствования, того нужного, умиротворяемого волею состояния, при котором было бы нетрудно осаживать хоть какие приходящие в голову неуместные размышления и отдельные мысли, не уменьшалось.
Неприятным и оскорбляющим воспринималось прежде всего то, что расстройство было как снег на голову в летний зной; оно ведь, что представлялось ему совершенно очевидным, никак не могло исходить из предыдущего, бесспорно, главнейшего события пока ещё только начатой им поездки, – события, протекавшего совсем недавно, считанные часы назад, здесь же, в этом приюте, которое вполне могло претендовать на то, чтобы им очень долго восхищаться в предстоящем и за которое следовало не иначе как благодарить судьбу.
Впечатления, связанные с недавней, по-настоящему роскошной встречей, сохранялись настолько полно и ощутимо, не развеянными к утру, что он твёрдо верил и знал: к расстройству духа здесь не могло бы привести ничего, равно как не виделось тут и других веских причин. Оставались, наверняка, лишь – мелкие. Может быть – из-за краткого сна? Или – выпитого вина? Полно! Об этаком бы и говорить-то следовало только в шутку. Но тогда – что же? Неприятное стесняло волю, настойчиво требовало своего неотложного обнаружения. Алекс подобных метаморфоз с собою ещё не знал.
Досада росла. Ему представлялось, что внутри у него угнездилась и занимала всё больше места вязкая обессиливающая растерянность, уводящая в некий таинственный тупик. Нужны были хоть какие-то объяснения происходящему. Найдутся ли они? То, что прошло, не переберёшь ведь всё целиком быстро и сразу, в подлинной последовательности, будто кучку зёрен, когда, притронувшись в ней к одному из них, моментально образуется новая комбинация с остальными…
Ну да, не очень-то приятно оказаться не у себя дома, в таком вот захолустье и – так неожиданно – без Мэрта.
С ним съехались только для одного – для дружеского редкого общения, намеренно устранившись от надоевших бурливых светских городских помех, пользуясь подходящими для этого совпадениями и
