Генри Уодсуорт Лонгфелло - Песнь о Гайавате
ПИРОГА ГАЙАВАТЫ
«Дай коры мне, о Береза!Желтой дай коры, Береза,Ты, что высишься в долинеСтройным станом над потоком!Я свяжу себе пирогу,Легкий челн себе построю,И в воде он будет плавать,Словно желтый лист осенний,Словно желтая кувшинка!
Скинь свой белый плащ, Береза!Скинь свой плащ из белой кожи:Скоро лето к нам вернется,Жарко светит солнце в небе,Белый плащ тебе не нужен!»
Так над быстрой Таквамино,В глубине лесов дремучихВосклицал мой ГайаватаВ час, когда все птицы пели,Воспевали Месяц Листьев,И, от сна восставши, солнцеГоворило: «Вот я – Гизис,Я, великий Гизис, солнце!»
До корней затрепеталаКаждым листиком береза,Говоря с покорным вздохом:«Скинь мой плащ, о Гайавата!»
И ножом кору березыОпоясал ГайаватаНиже веток, выше корня,Так, что брызнул сок наружу;По стволу, с вершины к корню,Он потом кору разрезал,Деревянным клином поднял,Осторожно снял с березы.
«Дай, о Кедр, ветвей зеленых,Дай мне гибких, крепких сучьев,Помоги пирогу сделатьИ надежней и прочнее!»
По вершине кедра шумноРопот ужаса пронесся,Стон и крик сопротивленья;Но, склоняясь, прошептал он:«На, руби, о Гайавата!»
И, срубивши сучья кедра,Он связал из сучьев раму,Как два лука, он согнул их,Как два лука, он связал их.
«Дай корней своих, о Тэмрак,Дай корней мне волокнистых:Я свяжу свою пирогу,Так свяжу ее корнями,Чтоб вода не проникала,Не сочилася в пирогу!»
В свежем воздухе до корняЗадрожал, затрясся Тэмрак,Но, склоняясь к Гайавате,Он одним печальным вздохом,Долгим вздохом отозвался:«Все возьми, о Гайавата!»
Из земли он вырвал корни,Вырвал, вытянул волокна,Плотно сшил кору березы,Плотно к ней приладил раму.
«Дай мне, Ель, смолы тягучей,Дай смолы своей и соку:Засмолю я швы в пироге,Чтоб вода не проникала,Не сочилася в пирогу!»
Как шуршит песок прибрежный,Зашуршали ветви ели,И, в своем уборе черном,Отвечала ель со стоном,Отвечала со слезами:«Собери, о Гайавата!»
И собрал он слезы ели,Взял смолы ее тягучей,Засмолил все швы в пироге,Защитил от волн пирогу.
«Дай мне, Еж, колючих игол,Все, о Еж, отдай мне иглы:Я украшу ожерельем,Уберу двумя звездамиГрудь красавицы пироги!»
Сонно глянул Еж угрюмыйИз дупла на Гайавату,Словно блещущие стрелы,Из дупла метнул он иглы,Бормоча в усы лениво:«Подбери их, Гайавата!»
По земле собрал он иглы,Что блестели, точно стрелы;Соком ягод их окрасил,Соком желтым, красным, синим,И пирогу в них оправил,Сделал ей блестящий пояс,Ожерелье дорогое,Грудь убрал двумя звездами.
Так построил он пирогуНад рекою, средь долины,В глубине лесов дремучих,И вся жизнь лесов была в ней,Все их тайны, все их чары:Гибкость лиственницы темной,Крепость мощных сучьев кедраИ березы стройной легкость;На воде она качалась,Словно желтый лист осенний,Словно желтая кувшинка.
Весел не было на лодке,В веслах он и не нуждался:Мысль ему веслом служила,А рулем служила воля;Обогнать он мог хоть ветер,Путь держать – куда хотелось.
Кончив труд, он кликнул друга,Кликнул Квазинда на помощь,Говоря: «Очистим рекуОт коряг и желтых мелей!»
Быстро прыгнул в реку Квазинд,Словно выдра, прыгнул в реку,Как бобер, нырять в ней начал,Погружаясь то по пояс,То до самых мышек в воду.С криком стал нырять он в воду,Поднимать со дна коряги,Вверх кидать песок руками,А ногами – ил и травы.
И поплыл мой ГайаватаВниз по быстрой Таквамино,По ее водоворотам,Через омуты и мели,Вслед за Квазиндом могучим.
Вверх и вниз они проплыли,Всюду были, где лежалиКорни, мертвые деревьяИ пески широких мелей,И расчистили дорогу,Путь прямой и безопасныйОт истоков меж горамиИ до самых вод Повэтин,До залива Таквамино.
ГАЙАВАТА И МИШЕ-НАМА
По заливу Гитчи-Гюми,Светлых вод Большого Моря,С длинной удочкой из кедра,Из коры крученой кедра,На березовой пирогеПлыл отважный Гайавата.
Сквозь слюду прозрачной влагиВидел он, как ходят рыбыГлубоко под дном пироги;Как резвится окунь, Сава,Словно солнца луч сияя;Как лежит на дне песчаномШогаши, омар ленивый,Словно дремлющий тарантул.
На корме сел ГайаватаС длинной удочкой из кедра;Точно веточки цикуты,Колебал прохладный ветерПерья в косах Гайаваты.На носу его пирогиСела белка, Аджидомо;Точно травку луговую,Раздувал прохладный ветерМех на шубке Аджидомо.
На песчаном дне на беломДремлет мощный Мише-Нама,Царь всех рыб, осетр тяжелый,Раскрывает жабры тихо,Тихо водит плавникамиИ хвостом песок взметает.В боевом вооруженье, —Под щитами костянымиНа плечах, на лбу широком,В боевых нарядных красках —Голубых, пурпурных, желтых, —Он лежит на дне песчаном;И над ним-то ГайаватаСтал в березовой пирогеС длинной удочкой из кедра.
«Встань, возьми мою приманку! —Крикнул в воду Гайавата. —Встань со дна, о Мише-Нама,Подымись к моей пироге,Выходи на состязанье!»В глубину прозрачной влагиОн лесу свою забросил,Долго ждал ответа Намы,Тщетно ждал ответа НамыИ кричал ему все громче:«Встань, царь рыб, возьми приманку!»
Не ответил Мише-Нама.Важно, медленно махаяПлавниками, он спокойноВверх смотрел на Гайавату,Долго слушал без вниманья
Крик его нетерпеливый,Наконец сказал Кенозе,Жадной щуке, Маскенозе:«Встань, воспользуйся приманкой,Оборви лесу нахала!»
В сильных пальцах ГайаватыСразу удочка согнулась;Он рванул ее так сильно,Что пирога дыбом встала,Поднялася над водою,Словно белый ствол березыС резвой белкой на вершине.
Но когда пред ГайаватойНа волнах затрепетала,Приближаясь, Маскеноза, —Гневом вспыхнул ГайаватаИ воскликнул: «Иза, иза! —Стыд тебе, о Маскеноза!Ты лишь щука, ты не Нама,Не тебе я кинул вызов!»
Со стыдом на дно вернулась,Опустилась Маскеноза;А могучий Мише-НамаОбратился к Угудвошу,Неуклюжему Самглаву:«Встань, воспользуйся приманкой,Оборви лесу нахала!»
Словно белый, полный месяц,Встал, качаясь и сверкая,Угудвош, Самглав тяжелый,И, схватив лесу, так сильноЗакружился вместе с нею,Что вверху в водоворотеЗавертелася пирога,Волны, с плеском разбегаясь,По всему пошли заливу,А с песчаных белых мелей,С отдаленного прибрежьяЗакивали, зашумелиТростники и длинный шпажник.
Но когда пред ГайаватойИз воды поднялся белыйИ тяжелый круг Самглава,Громко крикнул Гайавата:«Иза, иза! – Стыд Самглаву!Угудвош ты, а не Нама,Не тебе я кинул вызов!»
Тихо вниз пошел, качаясьИ блестя, как полный месяц,Угудвош прозрачно-белый,И опять могучий НамаУслыхал нетерпеливый,Дерзкий вызов, прозвучавшийПо всему Большому Морю.
Сам тогда он с дна поднялся,Весь дрожа от дикой злобы,Боевой блистая краскойИ доспехами бряцая,Быстро прыгнул он к пироге,Быстро выскочил всем теломНа сверкающую водуИ своей гигантской пастьюПоглотил в одно мгновеньеГайавату и пирогу.
Как бревно по водопаду,По широким черным волнам,Как в глубокую пещеру,Соскользнула в пасть пирога.Но, очнувшись в полном мраке,Безнадежно оглянувшись,Вдруг наткнулся ГайаватаНа большое сердце Намы:Тяжело оно стучалоИ дрожало в этом мраке.
И во гневе мощной дланьюСтиснул сердце Гайавата,Стиснул так, что Мише-НамаВсеми фибрами затрясся,Зашумел водой, забился,Ослабел, ошеломленныйНестерпимой болью в сердце.
Поперек тогда поставилЛегкий челн свой Гайавата,Чтоб из чрева Мише-Намы,В суматохе и тревоге,Не упасть и не погибнуть.Рядом белка, Аджидомо,Резво прыгала, болтала,Помогала ГайаватеИ трудилась с ним все время.
И сказал ей Гайавата:«О мой маленький товарищ!Храбро ты со мной трудилась,Так прими же, Аджидомо,Благодарность ГайаватыИ то имя, что сказал я:Этим именем все детиБудут звать тебя отныне!»
И опять забился Нама,Заметался, задыхаясь,А потом затих – и волныПонесли его к прибрежью.И когда под ГайаватойЗашуршал прибрежный щебень,Понял он, что Мише-Нама,Бездыханный, неподвижный,Принесен волной к прибрежью.
Тут бессвязный крик и воплиУслыхал он над собою,Услыхал шум длинных крыльев,Переполнивший весь воздух,Увидал полоску светаМеж широких ребер НамыИ Кайошк, крикливых чаек,Что блестящими глазамиНа него смотрели зоркоИ друг другу говорили:«Это брат наш, Гайавата!»
И в восторге ГайаватаКрикнул им, как из пещеры:«О Кайошк, морские чайки,Братья, сестры Гайаваты!Умертвил я Мише-Наму, —Помогите же мне выйтиПоскорее на свободу,Рвите клювами, когтямиБок широкий Мише-Намы,И отныне и вовекиПрославлять вас будут люди,Называть, как я вас назвал!»
Дикой, шумной стаей чайкиПринялися за работу,Быстро щели проклевалиМеж широких ребер Намы,И от смерти в чреве Намы,От погибели, от плена,От могилы под водоюБыл избавлен Гайавата.
Возле самого вигвамаСтал на берег Гайавата;Тотчас крикнул он Нокомис,Вызвал старую НокомисПосмотреть на Мише-Наму:Мертвый он лежал у моря,И его клевали чайки.
«Умертвил я Мише-Наму,Победил его! – сказал он. —Вон над ним уж вьются чайки.То друзья мои, Нокомис!Не гони их прочь, не трогай:Я от смерти в чреве НамыБыл сейчас избавлен ими.Пусть они свой пир окончат,Пусть зобы наполнят пищей;А когда, с заходом солнца,Улетят они на гнезда,Принеси котлы и чаши,Заготовь к зиме нам жиру».
И Нокомис до закатаПросидела на прибрежье.Вот и месяц, солнце ночи,Встал над тихою водою,Вот и чайки с шумным криком,Кончив пир свой, поднялися,Полетели к отдаленнымОстровам на Гитчи-Гюми,И сквозь зарево закатаДолго их мелькали крылья.
Мирным сном спал Гайавата;А Нокомис терпеливоПринялася за работуИ трудилась в лунном светеДо зари, пока не сталоНебо красным на востоке.А когда сменило солнцеБледный месяц, – с отдаленныхОстровов на Гитчи-ГюмиВоротились стаи чаек,С криком кинулись на пищу.
Трое суток, чередуясьС престарелою Нокомис,Чайки жир срывали с Намы.Наконец меж голых реберВолны начали плескаться,Чайки скрылись, улетели,И остались на прибрежьеТолько кости Мише-Намы.
ГАЙАВАТА И ЖЕМЧУЖНОЕ ПЕРО
