Генри Уодсуорт Лонгфелло - Песни о неграх

Генри Уодсуорта Лонгфелло

ПЕСНИ О НЕГРАХ

К ВИЛЬЯМУ ЧАННИНГУ

Когда из книги мне звучалТвой голос величаво, строго,Я сердцем трепетным взывал:«Хвала тебе, служитель бога!»

Хвала! Твоя святая речьНемолчно пусть звучит народу!Твои слова – разящий мечВ священной битве за свободу.

Не прерывай свой грозный клич,Покуда ложь – законом века,Пока здесь цепь, клеймо и бичПозорят званье человека!

Во глубине твоей душиГосподень голос непрестанноЗовет тебя: «Пророк! пиши!» —Как на Патмос – Иоанна.

Пиши кровавые делаИ возвести день скорби слезной,День гнева над пучиной зла,Апокалипсис этот грозный!

СОН НЕВОЛЬНИКА

Истомленный, на рисовой ниве он спал.   Грудь открытую жег ему зной;Серп остался в руке, – и в горячем песке   Он курчавой тонул головой.Под туманом и тенью глубокого сна   Снова видел он край свой родной.

Тихо царственный Нигер катился пред ним,   Уходя в безграничный простор.Он царем был опять, и на пальмах родных   Отдыхал средь полей его взор.И, звеня и гремя, опускалися в дол   Караваны с сияющих гор.

И опять черноокой царице своей   С нежной лаской глядел он в глаза,И детей обнимал, – и опять услыхал   И родных и друзей голоса.Тихо дрогнули сонные веки его, —   И с лица покатилась слеза.

И на борзом коне вдоль реки он скакал   По знакомым, родным берегам…В серебре повода, – золотая узда…   Громкий топот звучал по полямСредь глухой тишины, – и стучали ножны   Длинной сабли коню по бокам

Впереди, словно красный кровавый платок,   Яркокрылый фламинго летел;Вслед за ним он до ночи скакал по лугам,   Где кругом тамаринд зеленел.Показалися хижины кафров, – и вот   Океан перед ним засинел.

Ночью слышал он рев, и рыкание льва,   И гиены пронзительный вой;Слышал он, как в пустынной реке бегемот   Мял тростник своей тяжкой стопой…И над сонным пронесся торжественный гул,   Словно радостный клик боевой.

Мириадой немолчных своих языков   О свободе гласили леса;Кличем воли в дыханье пустыни неслись   И земли и небес голоса…И улыбка и трепет прошли по лицу,   И смежилися крепче глаза.

Он не чувствовал зноя; не слышал, как бич   Провизжал у него над спиной…Царство сна озарила сиянием смерть,   И на ниве остался – немойИ безжизненный труп: перетертая цепь,   Сокрушенная вольной душой.

НЕВОЛЬНИК В ПРОКЛЯТОМ БОЛОТЕ

В Проклятом Болоте, в трущобе лесной,   Бежавший невольник лежал.Он видел – костер зажигали ночной;Он слышал собак, за ним рыскавших, вой   И топот коней различал.

Где светятся искры блудящих огней   В болотной траве, по кустам,Где лепится мох у древесных корнейИ лозы – все в пятнах, как кожа у змей, —   Ползут по кедровым стволам;

Куда человек заглянуть бы не смел,   Где в зыбкой трясине кругомУвлаженный дерн под ногами скрипел, —В колючей и вязкой траве он засел,   Как зверь в логовище своем.

Несчастный старик, истомленный, больной,   Лицо все в глубоких рубцах,Как в клеймах позорных. Одеждой худойНе мог он прикрыть и позор свой другой —   Следы от бича на плечах.

Светло и прекрасно на свете всему,   Свобода и радость есть всем!Вот векша скакнула, вот в сонную тьмуПеснь вольная птиц донеслася к нему.   А он неподвижен и нем!

Рассвета не видел он в жизненной мгле,   В неволе, в цепях, под бичом…Как Каин, проклятье он нес на челе,Безвыходным рабством придавлен к земле,Как колос тяжелым цепом!

СВИДЕТЕЛИ

В пучинах глубокого моря,Схоронены в зыбких песках,Лежат, позабытые всеми,Людские скелеты в цепях.

В глуби, где под вечным волненьемНедвижимо воды легли,Со всем своим людом и грузомНедвижно стоят корабли.

Над морем шумящие буриНе хлещут их черных боков.И в тех кораблях – всё скелетыВ тяжелых запястьях оков.

То бедных невольников кости!Белея средь пагубной тьмы,Из темных валов они громкоВзывают: «Свидетели мы!»

Есть рынки на нашей просторнойЗемле, где людей продают:Ярмо им вздевают на шею,И ноги им в цепи куют.

Без гроба валяются трупыВ пустыне, на снедь коршунам;Убийства мерещатся детям,Мешая им спать по ночам.

Корысть ненасытная, похоть,Кичливый, бесстыдный порок,Кровавые мысли, злодейства,Мутящие жизни поток!

Несется вам клик обвиненьяИз этой неведомой тьмы.Из тайных могил своих костяВзывают: «Свидетели мы!»

КВАТРОНКА

Повесив праздно паруса,   Корабль в заливе ждал,Чтоб месяц вышел в небеса   И вздулся темный вал.

Причалив к берегу в челне,   Рабочий люд следил,Как аллигатор полз на дне   Улечься в мягкий ил.

А воздух вкруг благоухал   От трав и от цветов,Как будто рай порой дышал   На этот мир грехов.

Плантатор в шалаше своем   Задумчиво курил.Купец, прибывший с кораблем,   Окончить торг спешил.

Он молвил: «Не гостить привел   Я свой корабль в залив.Я жду, чтоб месяц лишь взошел   Да начался прилив».

В лице с предчувствием немым,   Робка и хороша,Кватронка-девушка пред ним   Стояла чуть дыша.

Большие искрились глаза;   По груди молодойСпускалась черная коса   До юбочки цветной.

Улыбки свет в лице у ней   Мерцал, так свят и тих,Как свет лампад в углу церквей   На лике у святых.

Плантатор думал: «Стар мой дом,   И проку нет в земле!»Взглянул на девушку, – потом   На деньги на столе.

В душе смущенной верх бралаТо жадность, то любовь:Он знал, чья страсть ей жизнь далаИ чья текла в ней кровь.

Но глубь души была черна:   Он не осилил зла —И деньги взял. Тут вся она   Застыла, замерла.

И жертву новую свою   Купец повел с собой,Чтоб быть ему в чужом краю   Наложницей, рабой.

ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ

Припомните еврейское сказаньеО муже том, что растерзал рукой,Как агнца, льва, – как, жалкий и слепой,Не видя света божья, истязаньяОн от врагов терпел, лишенный сил,И жернов целый день в тюрьме кружил;Как наконец на пир из заточеньяБыл приведен – сносить врагов глумленья.В отчаянье, средь пира, обнял онСтолпы громадной храмины руками —Шатнулся свод над пирными столами,И стены рухнули со всех сторон.При грохоте разрушенного зданьяСменились страшным воплем ликованья.Погиб и раб, несчастный и слепой;Но тысячи похоронил с собой!

Самсон порабощенный, ослепленныйЕсть и у нас в стране. Он сил лишен,И цепь на нем. Но – горе! если онПоднимет руки в скорби исступленной —И пошатнет, кляня свой тяжкий плен,Столпы и основанья наших стен, —И безобразной грудой рухнут сводыНад горделивой храминой свободы!

<1861>