Майкл Палмер - Сотрудничество поэзии

В наличии быстро остывающее вино (в самом деле вино), которого не найти в лавках окрестностей, оно называется «Саперави», и есть ощущение прошивающего насквозь мир электричества. Ткни пальцем в воздух и палец обуглится, но одновременно с этим где-то возникнут стены, деревья и Бог.

Такие были годы. Каждый день изменял не день, а эпоху, которая, надо думать, когда-то наступит (некоторые из них нам удалось пережить, оставшись в живых). Где-то на нижних этажах отеля агонизировала «Березка» (оттуда коньяк). Это именно Майкл сказал на встрече с любителями словесности на каком-то верхнем этаже бывшего Союза писателей (до сожжения дотла последнего), где тогда располагались редакция журнала «Искусство Петербурга» и издательство «Северо-Запад».

Зал, собравший в своих стенах как «патриотов» и «не особо патриотов», сумасшедших и не очень, голодных и сытых, словом всех, кто по-«петербургски» верил в «Гумилева» и «желтизну правительственных зданий», был настроен скептически к американским коллегам, а заодно и к русским поэтам, которые были с ними.

Кто-то, бравируя независимостью, хмелем и возрастом звонко прокатил тираду: «Ну вот, цензуры нет, теперь мы… — я не помню точно, что именно „мы“… — свободны и вы, наконец, поймете, — говорящий, скорее всего, имел в виду молчаливо стоявшего Палмера, — что такое… духовность!»

На что Палмер тихо, проникая шум восторга сказал:

— Полагаю, вы еще не встречались с «цензурой рынка».

Все тот же 1989-й. В ответ Майкл услышал честный в своей снисходительной иронии и потому совершенно открытый смех.

Майкл Палмер

Стихи, эссе

Голос. Видишь этот пурпурный оттенок, окрасивший небо?

Другой Голос. Я бы сказал багряный, скорее багряный.

Г. А есть какая-то разница?

Д. Г. В одном больше розового.

Г. В каком?

Д. Г. В каком — что?

Г. В каком больше розового?

Д. Г. Вообще-то, не знаю.

Г. Но тогда как ты можешь…

Д. Г. Звучит подходящим образом.

Г. Ты всегда полагаешься на звук?

Д. Г. Звук?

Г. Ну да, звук…

Д. Г. Что это значит: «Полагаешься на звук»?

Г. Я хочу сказать, иногда это начинается со звуков — ничего больше. Ты следуешь за ними, ты…

Д. Г. Музыкальных звуков?

Г. Нет, менее организованных.

Д. Г. Как те, что сейчас нас окружают?

Г. Нет, как те звуки, которые сейчас нас не окружают.

Д. Г. Звуки, которые ты не можешь слышать?

Г. Звуки, которые ты не можешь слышать.

Д. Г. Ты слышишь звуки, которые ты не можешь слышать?

Г. Нет.

Д. Г. Нет?

Г. Они до слышания.

Д. Г. До слышания?

Г. Слышание — это внимание. До внимания.

Д. Г. Багряный: «Нежно-пурпурный, фиолетовый или сиреневый цвет».

Г. Пурпурный: «Разновидность оттенка между синим и красным; один из цветов, обычно называемых фиолетовым, сиреневым, багряным и т. д.».

Д. Г. То же самое и не то.

Г. То же самое или не то же самое.

Д. Г. То же самое как не то же самое.

Г. Не то же самое.

Д. Г. То же самое не есть то же самое.

Г. Форма заполнена в тридцать шесть.

Д. Г. Фуксин.

Перевод Александра Скидана

…имени Чоранаи Анхеля

истлевших письменами«цветущих полей бурьяна»

Все эти слова мы в свое время применяли к вещам, но теперь их оставили, чтобы опять приблизиться к знанию вещей. Так, в горах я открыл для себя последнее дерево или литеру А. То, что было мне сказано, было кратко вполне: «Я окружен никчемностью синевы, летящей по сторонам в поля горькой полыни, васильков и пустырника. Если в пальцах растереть любую из трав, запах впитается в кожу, но частиц не увидишь. Таков и язык, который тебе не понять». Раскрывая лучи алфавитного дерева, я уносил один за другим их по склону, вниз, к нашему дому, добавляя к огню. Позднее на углях мы пекли золотую кефаль, приправленную маслом, перцем, солью и орегано.

Перевод Аркадия Драгомощенко

Послушай — но кто сейчас слушает?Это 2067, кто слушает?

Это вчерашний день слушаетСправедливый и ночь, прошедшая ночь

или следующая, под лампой своею,ее стекающий свет, крошечная дуга,

день быстроисчезнувший, вот кто говоритиз будуще-прошлого,

говорит в рокочущихи залитых водою улицах,

прозрачная ночь, тотулей из сотканного стекла,

где пойман ныряльщик внутри?А химик на своей скамье

за работой над проблемой ржавчины,проблемой памяти,

проблемой кадмиевой пыли,проблемой будуще-прошлого.

Он думает, В жидкости растворяются вещи,Зрил я ныряльщика в улье

из сотканного стекла, облако, филигрань.Кто говорит кто слушает кто слышит иль видит?

Итак обещание счастья?он лягушку спросилзатем проглотил лягушкуИ гудение памяти?

он страницу спросилперед тем как страницу сжечьИ ночью скользящие звездывне ночи самой

Скоро настоящее прибудетдолгий завершив вояж

из Грядуще-Прошлого в Сейчасбесконечно утомленное ночевками                                        в дешевеньких мотелях

за далекими туманностямиБудет ли опять толпа

из политиков и знаменитостейвозникающих по случаю

или сгрудятся они вне поля зренияв смятении и страхе

Ну что же руби канат, пыльный призрак.Время уходить, время не видеть

звездные карты и книги инструкций,смарт-карты и поющие чайнички.

Помнишь ту поддельную карту Москвычто они раздавали всегда?

Помнишь певца на ходуляхв тумане Каменного Моста

гневающегося на Бога и наготу?Растение посвященное Артемиде,

гребень брошен за ним?И Дом Повешенного Человека

пропахший шалфеем и мятой?А ты не знал, что Козерог восходит?

Итак бери своих сов любимых и козролики, и айда.

Перевод Владимира Аристова

Книга исполненная темных картинили то было стихотворениеобнаруженное в книгепервая строка которой гласит

«Книга исполненная темных картин»темных как река Эросаили туманы ТворенияКто ж заметит

среди таких образовесли мы смешаемдыхание, войдемдруг в друга

с болью и наслаждением перемешаннымикак в книге исполненной темных картинтемных как греза о переводеили туманы Творения

В затемненной комнате ониговорят, выступая, как один, противрелигии слова, противпророческого, возвышенного,орфического зова. Этостранный разговор, происходящий к тому жепосле долгих часов занятийлюбовью, с полудня по сию пору, в этоих второе свидание, шторызадернуты, чтобы снаружи не проникалискусственный свет. Сидяна кровати, спинойк нему, она курит.Неясно, верят ли онив то, что говорят.

Перевод Александра Скидана

Контрпоэтика и современная практика

Первое: Истоки (множественное число)

Итак, первое мое выступление посвящено истокам. Последние пару лет я попытался размышлять об этом чуть более систематично, прежде всего потому, что в моем случае картина настолько беспорядочна, настолько разнородна и многообразна, что стала интересовать меня некоторым образом больше, чем могла бы заинтересовать картина четкая и однозначная — что, полагаю, кое-что говорит о моей собственной эстетике. Как бы то ни было, я начал размышлять об этих истоках как с точки зрения различных культур, к которым я склонен отсылать или от которых отталкиваюсь в своей работе, так и наряду с этим моего собственного отождествления с чем-то, что, сильно огрубляя, можно назвать контрпоэтикой. Само собой, стоит только выдвинуть контрпоэтику, как она тотчас становится официальной и, следовательно, перестает быть контрпоэтикой. Это иллюзия. Но в некоторых отношениях я чувствовал отождествление с поэзией определенной сложности и сопротивления — сопротивления в плане сопротивления значению в простейшем понимании, а не, разумеется, сопротивления сигнификации в понимании более широком. Сопротивления, скажем так, предписанному значению. Сопротивления политическим предписаниям культуры, как они представлены в конвенциональных схемах повествовательности, конвенциональных схемах эмоциональности и так далее.