Юрий Колкер - Кентавромахия

На эти воды и дворцы.

11 апреля 1972

* * *

От катера идёт волна крутая

И, у ступеней взмыв наискосок,

Алмазным ливнем рушится у ног —

И это, в сущности, вода простая.

Но так катастрофически черна

Река в своей оскомине летейской,

Что кажется: наколота волна,

Как бабочка, на шпиль Адмиралтейский.

17 мая 1971

ДВОЙНОЕ ЗРЕНИЕ

1

Опять не ты мне снилась, а другая.

Едва рассвет забрезжил на стене,

Проснулся я на смятой простыне,

От слез мальчишеских изнемогая.

А та, что мне увиделась во сне,

Спокойная, как прежде дорогая,

Вошла, как бы рукой отодвигая

Завесу лет — и улыбнулась мне.

Нам прошлое нельзя переиначить!

До спазмы воздух удержав в груди,

Я ей шепнуть пытался: уходи...

Но промолчал — и день слезами начат.

Слеза к слезе, весенние дожди.

И прошлое маячит впереди.

17 апреля 1971

2

В моем мальчишеском последнем сне

Не ты, любимая, приснилась мне.

Не ты, не ты мне снилась, а другая.

Под утро я, от слез изнемогая,

На скомканной проснулся простыне.

И был рассвет, недобрый, склеротичный,

С чахоточною бледностью, пустой:

Не охра, нет, и не желток яичный,

А чай, казалось, вылит был спитой

С соседней крыши на забор кирпичный.

Я вышел из дому. Чернел канал

В своей рубашке, скроенной на вырост,

Деревья жадно впитывали сырость,

И ветер крылья в воду окунал.

Да, был рассвет, и стало ясно мне:

Прошла по кромке еле уловимой,

Не ты, а тень утраченной любимой

В моей мальчишеском последнем сне.

18 апреля — 10 мая 1971

* * *

Г. С.

Ты живёшь в Петербурге, где воды слышны,

Где воздушные своды ясны.

В них прозрачные сумерки вносит весна,

Словно снадобья просит от сна.

Ты живёшь на Фонтанке, над чёрной водой,

Под высокой покорной звездой.

Не проникли в твой сумрак ни тленье, ни вздох

И не кровосмешенье эпох,

Там закат неразлучен с рассветом: июнь

Сопричастен поэтам и юн.

Там, где чёрная катится с плеском вода,

Где и прочих чудес — хоть куда:

Невозвратного века невзятым постом —

Летний сад за горбатым мостом.

Мы подсушаем звуки мазурки вдвоем

В эту ночь, в Петербурге твоём.

2 мая 1971

* * *

Как невская вода у берегов черна!

Так память о недавних поколеньях

Пугает и манит, прекрасна и страшна.

А мы сидим на каменных ступенях

И неглубокого не различаем дна.

Любуясь, как валы, сбегаясь с двух сторон,

На камне схлестываются попарно,

Ты говорила мне: — Тосканы грустный сон,

Такими чудятся мне воды Арно,

Когда он лигурийским ветром возмущён.

Я возражал: — Их оживит весна,

Смотри, вот-вот нагрянет сверхурочно

Другая живопись: смешки, полутона,

Весь Боттичелли твой — с волной цветочной,

Пленительной... ну что ты так грустна?

18 мая 1971

* * *

Такой внимательный и хрупкий,

Чуть приглушённый, деловой

Был голос в телефонной трубке —

И твой и, кажется, не твой.

К нему примешивались странно,

Не к месту улучив момент,

Потрескивания мембраны,

Пространства аккомпанемент.

И лишь когда его нарушил

Гудков однообразный строй,

Я понял: я тебя не слушал,

Я слушал только голос твой.

19 мая 1971

* * *

Были ветром подхвачены сзади

Эти чудные локоны, чтоб

Завитками каштановых прядей

Опуститься на щеки и лоб.

Так легли они крупно и броско

На веселые ямочки щек,

Что и сам Боттичелли прическу

Написать бы смелее не смог.

23 мая 1971

* * *

Гляди, такая тишина!

На глади озера — ни складки,

И камышинка лишена

Своих покачиваний сладких.

Пока надумала волна

Вздремнуть, усталая, как прачка,

И белым трепетом полна

Луны холодная горячка —

На середину заплыви,

Ляг на спину и слушай слепо,

Как изначальный гимн любви

Струит таинственное небо.

Раскинься, медленно дыши,

Лежи и слушай без движенья,

Как ослабляется души

Поверхностное натяженье.

23 мая 1971

* * *

Когда душа обнажена

И жадно ищет совершенства,

Когда печаль разрешена

Как соучастница блаженства,

Не жду от жизни ничего,

Не нужно чуда никакого —

Мне не хватает одного

Тобою сказанного слова.

Ты угадай, остановись

На полувздохе, полуслове,

Где б ни была, и улыбнись,

Себя поймав на этом зове.

15 апреля 1972

* * *

Я научился тишине,

Приливам и отливам,

Поверил медленной волне,

Её словам ленивым.

И вот, подробны, как в кино,

И будто мне послушны

Река и город заодно

Притихли простодушно.

Внимательный парит покой

На белых мягких крыльях,

Пока над медленной рекой

Дробится день на шпилях.

И ночь в сорочку тишины

Тончайшую одета,

И до локтей засучены

Закаты и рассветы.

10 июня 1971

ИСПОВЕДЬ ГРАФОМАНА

Scribeo ergo sum

Мне кажется, что я проник

В страну, прекраснейшую в мире:

Я брошен в окруженьи книг

Один в двухкомнатной квартире.

Всё улеглось во мне. Блажен,

Кто пишет: лёгкий слог привычен

Моей руке, дающей крен,

И разуму небезразличен.

Я счастлив. Видно, оттого

Не помышляю о досуге,

И мне не нужно никого

Ни в собеседники, ни в други.

Нехитрых радостей моих

Полным полно на целом свете,

И все они — единый стих,

То в памяти, то на примете.

Июнь прекрасен. Моросит.

На улицах светло и сыро.

В пространстве мировом висит

Сама собой моя квартира.

Когда под вечер сплетены

Деревья в чёткие эстампы,

Великий праздник тишины

Идёт, в мои вплетаясь ямбы.

14 июня 1971

* * *

Поэзия — это разврат:

Поэзия — это возврат

Того, в чём судьба отказала,

И перечнем сладких потерь

Она усыпила, поверь,

Опутала нас и связала.

26 марта 1972

* * *

Дурачиться! Хочу дурачиться!

В реестрах у судьбы не значиться.

Что разум твой? Одно название.

Не отвернись, моё призвание!

Из качества ведёт в количество

Ребячливость, её величество.

Под ручку с ней — моё дурачество,

Серьезнейшее в мире качество.

22-23 июля 1972

* * *

Не относись ко мне серьёзно.

Известно всем: стихи — игра,

И мне раскаиваться поздно

И отступаться не пора.

Я б, верно, умер от безделья

Или состарился в тоске,

Когда бы не было веселья

И наслаждения в стихе.

Назло серьёзности житейской,

Себя не ставя ни во что,

Я этот вздор эпикурейский

Не променяю ни на что.

29 апреля 1972

* * *

Вот щепотка истины моей.

Пусть она пока во тьме таится.

Может быть, кому-то пригодится

Вроде телепатии твоей.

Истина ко мне добра была.

Уживалась, полная терпенья,

С чайником, нагретым до кипенья,

С хламом на поверхности стола.

Слово этой истины темно.

Амулет от подлости и злобы,

Всё-таки оно явилось, чтобы

Стать посевом, если суждено.

5 сентября 1972

ДОПОЛНЕНИЯ

ДНЕВНИКИ ШАЛОПАЯ

...пространством и временем полный...

(1)

Дороги, дороги, дороги,

Ночной станционный фонарь...

Попробуй в высокой эклоге

Воспеть паровозную гарь!

Попробуй забыть на минуту

О городе призрачном том,

Где чайка, ревнуя к уюту,

Висит над Литейным мостом.

Мы едем в товарном вагоне,

Сидим в непролазной грязи,

А время — улитка на склоне,

Улитка на склоне Фудзи.

Нас холод изводит ночами,

А днем донимает жара,

И зябко поводят плечами

Над нами косые ветра.

В скитаниях, с детства манящих,

Как вахту, несем канитель.

Небрежно сколоченный ящик

Заменит нам стол и постель.

Хоть это и странно, а все же