Евгений Абросимов - Стихи остаются в строю
На выставке
Шли над страной дождя косыеИ вереницы хмурых лет.«Россия, нищая Россия», —Так в скорби написал поэт.
Бумагу слезы застилали,Сжимали пальцы карандаш…Тогда художники писалиПечальный, горестный пейзаж.Река… Церквушка… Деревушка…И на горе — дворянский дом.На первом плане — побирушка,Разутый пахарь — на втором.
Но отшумели непогоды,В туман ушли былые годы…Москва во всей своей красеЗа далью утренней лучится,По Ярославскому шоссеНа выставку троллейбус мчится.И нам видна издалекаВзлетающая в облакаЭмблема выставки и башенИ арок солнечная тень.И, вспоминая день вчерашний,Мы в нынешний вступаем день.
Земля родная перед нами:Вдохнем Таджикистана зной,Пройдем киргизскими степями,Высокогорными садами,Полями Грузии родной.Увидим новые аулыВ степной казахской стороне,Со звонкою домброю Джамбула,Певца седого на коне.
Смотри!Смотри во все концы.Вот здесь из Мурманска — малина,Из Заполярья — огурцы,А это — дыня Сахалина.
И это явь: он нам не снится —Необозримый сад садов,Мы видим россыпи пшеницы,Налив мичуринских плодов.Висят туркменские ковры,Столетья краску с них не смоют.Лежит богатство трудовое,Неисчислимые дары…
Павел Винтман[1]
Возвращение
Если вспомнить час прощанья…Облака скользили к югу,Вспышки молний освещалиКаждый куст и каждый угол;От грозы и от печалиЛегким холодом тянуло,Наши руки повстречались,Ты в глаза мне заглянула.И казалось: нам расстаться —Как горе сойтись с горою.Ты сказала:— ВозвращатьсяБудешь, верю я, героем.
Это будет рано утромПосле боя, после счастья.Я войду и сброшу куртку —Двери настежь, сердце настежь.В поцелуе сердце настежь.Ты с испугом:— Смотрят люди!— Ну и пусть. Теперь не страшно:Победителей не судят.
1939 год
Весенняя сорвала буряПовестки серенький листок.Забудет девушка, забудет, —Уехал парень на Восток.
Друзья прощаются внезапно. Сырая ночь. Вокзал. Вагон. А это значит — снова Запад Огнем и кровью обагрен.
Да будет вечно перед нами,Как данный в юности обет,Год, полыхающий как пламя,Разлук, походов и побед.
Василий Горбатенков
Из окна вагона
Не пойму я, что это такоеСнова пробуждается во мне.Пролетели станцию Красное,Сонные поселки в стороне.
Мечутся, толпятся, исчезая,Искры в хороводе золотом.Сторона ль, сторонушка родная,Ты ли промелькнула за окном?
Кочки, дым летучий над болотом,Огонек далекий у куста.Домик за днепровским поворотом,Ветхая часовня без креста…
С горем неразлучное соседство,Ветром его, что ли, занесло!..Бедное, неприбранное детство,Скудное пастушье ремесло!..
С полки сняв поблекшую травинку,Мну в зубах, по-юношески рад,Вспоминая каждую тропинку,Где ходил пятнадцать лет назад.
Ни о чем сейчас не беспокоюсь.Пляшет искр сверкающий поток.В ночь летит запыхавшийся поездЧерез две границы на восток.
1939
На берегу Днепра
Когда дрожит последний луч за лесом,И ты проходишь берегом реки,И видишь, как под ивовым навесомВолна ломает тихо тростники,
Стремишься все разведать по истокамВ летящем синем зеркале Днепра.И жизнь встает в значении высоком, —Что так же вся в течении быстра.
1939
Захар Городисский
Последнее…
Я тебе посвятил много пламенных строк,Ты же письма писать мне не хочешь…Ну, так знай, я могу и к себе быть жестокИ порву свое сердце на клочья…Хватит сил у меня твой портрет разорвать,Сжечь все письма твои дорогие,И без жалости их навсегда променять,Навсегда променять на другие…А при встрече, не глядя, я мимо пройду,Если б даже я сердце дрожало…Потому что весной в сорок третьем годуТы мне письма писать перестала.
1943
«И если мне смерть повстречается близко…»
И если мне смерть повстречается близко,Уложит с собою в кровать,Ты скажешь друзьям, что Захар ГородисскийНикогда не привык отступать.Что я, нахлебавшись смертельного ветра,Упал не назад, а вперед,Чтоб лишних сто семьдесят два сантиметраВошли в завоеванный счет.
Август 1943 г. Госпиталь 3656
Написано за три дня до смерти
Григорий Гридов
Родная сторона
(Песня)
Ночью было это,С фронта шел солдат,На борьбу с кадетомШел из-под Карпат…Время грозовоеВсе в пути смело…Шел он и в родноеЗавернул село.
Страдать осталось нам немного, Гляди, за взгорьями она — Широкая дорога, Родная сторона…
Покосилась хата…Горе — впереди.Сердце у солдатаДрогнуло в груди.В небе ворон кружит, —Знает, чья вина:Не встречает мужаВерная жена.
Опять в груди его тревога, Как ночь, черна и холодна… Широкая дорога, Родная сторона…
Видит на погосте —Молодой курган.Рассказали гостю:Надругался пая…Не снесла Алена,Стал ей свет не люб:Ночью бабы с кленаСняли теплый труп.
На миг у старого порога Солдата сгорбилась спина… Широкая дорога, Родная сторона…
Встал с земли неловко…Сердцу горячо…Он свою винтовкуВскинул на плечо…— Эх! — глаза сверкнули. —Подведем мы счет:От батрацкой пулиБарин не уйдет!..
Сказал он людям: — Братцы, трогай! Судьба у всех у нас одна — Широкая дорога, Родная сторона…
Шляхом, без опаски,С песней шел солдат,Вел к НовочеркасскуБоевой отряд…Шел зарей туманнойСолнышко встречать, —Шел у атамановВолю отбирать…
Страдать осталось нам немного, Гляди, за взгорьями она — Широкая дорога, Родная сторона…
Владислав Занадворов
Походный рюкзак
Над моей кроватьюВсе годы висит неизменноПобуревший на солнце,Потертый походный рюкзак.В нем хранятся консервы,Одежды запасная смена,В боковом отделенье —Завернутый в кальку табак.
Может, завтрашней ночьюПрибудет приказ управления,И, с тобой не простившись,Рюкзак я поспешно сниму…От ночлега к ночлегу —Лишь только дорога оленьяДа в мерцании сполоховБерег, бегущий во тьму.
Мы изведали в жизниТак много бессрочных прощаний,Что умеем разлукуС улыбкой спокойной встречать;Но ни разу тебеНе писал я своих завещаний;Да, по совести, что яИ мог бы тебе завещать?
Разве только чтоб рукописьБережно спрятала в ящик,И прикрыла газетойНеоконченный лист чертежа,Да, меня вспоминая,Склонялась над мальчиком спящим,И отцом бы и материюСразу для сына служа.
Но я знаю тебя:Ты и рукопись бережно спрячешь,От людей постороннихПрикроешь ревниво чертеж,И, письма дожидаясь,Украдкой над сыном поплачешь,Раз по десять, босая,Ты за ночь к нему подойдешь.
В беспрерывных походахНам легче шагать под метелью,Коль на горных вершинахОгни путевые видны.А рюкзак для тогоИ висит у меня над постелью,Чтобы сын в свое времяЗабрал бы его со стены.
Последнее письмо
