Александр Блок - Сборник стихов
1915
Скифы
Мильоны – вас. Нас – тьмы, и тьмы, и тьмы.Попробуйте, сразитесь с нами!Да, скифы – мы! Да, азиаты – мы,С раскосыми и жадными очами!
Для вас – века, для нас – единый час.Мы, как послушные холопы,Держали щит меж двух враждебных расМонголов и Европы!
Века, века ваш старый горн ковалИ заглушал грома, лавины,И дикой сказкой был для вас провалИ Лиссабона, и Мессины!
Вы сотни лет глядели на ВостокКопя и плавя наши перлы,И вы, глумясь, считали только срок,Когда наставить пушек жерла!
Вот – срок настал. Крылами бьет беда,И каждый день обиды множит,И день придет – не будет и следаОт ваших Пестумов, быть может!
О, старый мир! Пока ты не погиб,Пока томишься мукой сладкой,Остановись, премудрый, как Эдип,Пред Сфинксом с древнею загадкой!
Россия – Сфинкс. Ликуя и скорбя,И обливаясь черной кровью,Она глядит, глядит, глядит в тебяИ с ненавистью, и с любовью!…
Да, так любить, как любит наша кровь,Никто из вас давно не любит!Забыли вы, что в мире есть любовь,Которая и жжет, и губит!
Мы любим все – и жар холодных числ,И дар божественных видений,Нам внятно всё – и острый галльский смысл,И сумрачный германский гений…
Мы помним всё – парижских улиц ад,И венецьянские прохлады,Лимонных рощ далекий аромат,И Кельна дымные громады…
Мы любим плоть – и вкус ее, и цвет,И душный, смертный плоти запах…Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелетВ тяжелых, нежных наших лапах?
Привыкли мы, хватая под уздцыИграющих коней ретивых,Ломать коням тяжелые крестцы,И усмирять рабынь строптивых…
Придите к нам! От ужасов войныПридите в мирные обьятья!Пока не поздно – старый меч в ножны,Товарищи! Мы станем – братья!
А если нет – нам нечего терять,И нам доступно вероломство!Века, века вас будет проклинатьБольное позднее потомство!
Мы широко по дебрям и лесамПеред Европою пригожейРасступимся! Мы обернемся к вамСвоею азиатской рожей!
Идите все, идите на Урал!Мы очищаем место боюСтальных машин, где дышит интеграл,С монгольской дикою ордою!
Но сами мы – отныне вам не щит,Отныне в бой не вступим сами,Мы поглядим, как смертный бой кипит,Своими узкими глазами.
Не сдвинемся, когда свирепый гуннВ карманах трупов будет шарить,Жечь города, и в церковь гнать табун,И мясо белых братьев жарить!…
В последний раз – опомнись, старый мир!На братский пир труда и мира,В последний раз на светлый братский пирСзывает варварская лира!
1918
«Его встречали повсюду…»
Его встречали повсюдуНа улицах в сонные дни.Он шел и нес свое чудо,Спотыкаясь в морозной тени.
Входил в свою тихую келью,Зажигал последний свет,Ставил лампаду весельюИ пышный лилий букет.
Ему дивились со смехом,Говорили, что он чудак.Он думал о шубке с мехомИ опять скрывался во мрак.
Однажды его проводили,Он весел и счастлив был,А утром в гроб уложили,И священник тихо служил.
1902
Незнакомка
По вечерам над ресторанамиГорячий воздух дик и глух,И правит окриками пьянымиВесенний и тлетворный дух.
Вдали над пылью переулочной,Над скукой загородных дач,Чуть золотится крендель булочной,И раздается детский плач.
И каждый вечер, за шлагбаумами,Заламывая котелки,Среди канав гуляют с дамамиИспытанные остряки.
Над озером скрипят уключиныИ раздается женский визг,А в небе, ко всему приученныйБесмысленно кривится диск.
И каждый вечер друг единственныйВ моем стакане отраженИ влагой терпкой и таинственнойКак я, смирен и оглушен.
А рядом у соседних столиковЛакеи сонные торчат,И пьяницы с глазами кроликов«In vino veritas!» кричат.
И каждый вечер, в час назначенный(Иль это только снится мне?),Девичий стан, шелками схваченный,В туманном движется окне.
И медленно, пройдя меж пьяными,Всегда без спутников, однаДыша духами и туманами,Она садится у окна.
И веют древними поверьямиЕе упругие шелка,И шляпа с траурными перьями,И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный,Смотрю за темную вуаль,И вижу берег очарованныйИ очарованную даль.
Глухие тайны мне поручены,Мне чье-то солнце вручено,И все души моей излучиныПронзило терпкое вино.
И перья страуса склоненныеВ моем качаются мозгу,И очи синие бездонныеЦветут на дальнем берегу.
В моей душе лежит сокровище,И ключ поручен только мне!Ты право, пьяное чудовище!Я знаю: истина в вине.
24 апреля 1906, Озерки
«Ночь, улица, фонарь, аптека…»
Ночь, улица, фонарь, аптека,Бессмысленный и тусклый свет.Живи еще хоть четверть века –Все будет так. Исхода нет.
Умрешь – начнешь опять сначалаИ повторится все, как встарь:Ночь, ледяная рябь канала,Аптека, улица, фонарь.
10 октября 1912
В углу дивана
Но в камине дозвенелиУгольки.
За окошком догорелиОгоньки.
И на вьюжном море тонутКорабли.
И над южным морем стонутЖуравли.
Верь лишь мне, ночное сердце,Я – поэт!
Я какие хочешь сказкиРасскажу
И какие хочешь маскиПриведу.
И пройдут любые тениПри огне,
Странных очерки виденийНа стене.
И любой колени склонитПред тобой…
И любой цветок уронитГолубой…
1912
«Барка жизни встала…»
Барка жизни всталаНа большой мели.Громкий крик рабочихСлышен издали.Песни и тревогаНа пустой реке.Входит кто-то сильныйВ сером армяке.Руль дощатый сдвинул,Парус распустилИ багор закинул,Грудью надавил.Тихо повернуласьКрасная корма,Побежали мимоПестрые дома.Вот они далёко,Весело плывут.Только нас с тобою,Верно, не возьмут!
Декабрь 1904
«Ветер принес издалёка…»
Ветер принес издалёкаПесни весенней намек,Где-то светло и глубокоНеба открылся клочок.
В этой бездонной лазури,В сумерках близкой весныПлакали зимние бури,Реяли звездные сны.
Робко, темно и глубокоПлакали струны мои.Ветер принес издалёкаЗвучные песни твои.
29 января 1901
Гамаюн, птица вещая
[5]
На гладях бесконечных вод,Закатом в пурпур облеченных,Она вещает и поет,Не в силах крыл поднять смятенных…Вещает иго злых татар,Вещает казней ряд кровавых,И трус, и голод, и пожар,Злодеев силу, гибель правых…Предвечным ужасом объят,Прекрасный лик горит любовью,Но вещей правдою звучатУста, запекшиеся кровью!..
23 февраля 1899
«Своими горькими слезами…»
Своими горькими слезамиНад нами плакала весна.Огонь мерцал за камышами,Дразня лихого скакуна…
Опять звала бесчеловечным,Ты, отданная мне давно!..Но ветром буйным, ветром встречнымТвое лицо опалено…
Опять – бессильно и напрасно –Ты отстранялась от огня…Но даже небо было страстно,И небо было за меня!..
И стало все равно, какиеЛобзать уста, ласкать плеча,В какие улицы глухиеГнать удалого лихача…
И все равно, чей вздох, чей шепот,-Быть может, здесь уже не ты…Лишь скакуна неровный топотКак бы с далекой высоты…
Так – сведены с ума мгновеньем –Мы отдавались вновь и вновь,Гордясь своим уничтоженьемТвоим превратностям, любовь!
Теперь, когда мне звезды ближе,Чем та неистовая ночь,Когда еще безмерно нижеТы пала, униженья дочь,
Когда один с самим собоюЯ проклинаю каждый день,-Теперь проходит предо мноюТвоя развенчанная тень…
С благоволеньем? Иль с укором?Иль ненавидя, мстя, скорбя?Иль хочешь быть мне приговором? –Не знаю: я забыл тебя.
20 ноября 1908 (осень 1910)
В ресторане
Никогда не забуду (он был, или не был,Этот вечер): пожаром зариСожжено и раздвинуто бледное небо,И на жёлтой заре – фонари.
Я сидел у окна в переполненном зале.Где-то пели смычки о любви.Я послал тебе чёрную розу в бокалеЗолотого, как нёбо, аи.
Ты взглянула. Я встретил смущённо и дерзкоВзор надменный и отдал поклон.Обратясь к кавалеру, намеренно резкоТы сказала: «И этот влюблён».
И сейчас же в ответ что-то грянули струны,Исступлённо запели смычки…Но была ты со мной всем презрением юным,Чуть заметным дрожаньем руки…
Ты рванулась движеньем испуганной птицы,Ты прошла, словно сон мой легка…И вздохнули духи, задремали ресницы,Зашептались тревожно шелка.
Но из глуби зеркал ты мне взоры бросалаИ, бросая, кричала: «Лови!..»А монисто бренчало, цыганка плясалаИ визжала заре о любви.
19 апреля 1910
