Илья Авраменко - Песня Победы. Стихотворения

Сергей Давыдов

Любовь

Она сейчас лишь в полной силе —ее начало в мелочах.Меня и в ясли здесь носили,водили за руку в очаг.

Мы здесь дрались на звонких палках,и стекла били заодно,и собирали медь на свалках,чтоб лишний раз сходить в кино.

Любовь... теперь краснеешь даже(от злой солидности спесив),любил я больше Эрмитажанаш рыже-голубой залив!

Босых, летящих пяток вспышкии ветер брызг до облаков.Любовь...Я был еще мальчишкой,жил в мире грез и синяков.

Еще не ведал силы властнойи удивился ей потом,когда на стол с обивкой краснойзалез безрукий управдом.

Он громко всхлипнул:— Все же надоИз Ленинграда уезжать... —Зима угрюмая,блокадаи умирающая мать...

Визжали в небе бомбовозы.Любовь.Ее я понял вдруг,когда к щекам примерзли слезыв теплушке, мчавшейся на юг.

Потом, как будто солью к ране,ты боль горячую осиль,едва увидишь на экранеАдмиралтейский тонкий шпиль.

Потом, солдатом в сорок пятом,в ознобе тяжком и в бредуя все кричал, кричал солдатам,что в город свой не попаду...

И вот стою, любуясь шпилем,плывет, плывет кораблик вдаль.Любовь теперь в надежной силе:она — как песня и как сталь!

Осень на Пискаревском кладбище

Проливная пора в зените,дачный леспочернел и гол.Стынет памятник.На гранитегоревые слова Берггольц.По аллеям листва бегом...Память в камне,печаль в металле,машет вечным крылом огонь...

Ленинградец душой и родом,болен я Сорок первым годом.Пискаревка во мне живет.Здесь лежит половина городаи не знает, что дождь идет.

Память к ним пролегла сквозная,словно просекачерез жизнь.Больше всех на свете,я знаю,город мой ненавидел фашизм.Наши матери,наши детипревратились в эти холмы.Больше всех,больше всех на светемы фашизм ненавидим,мы!

Ленинградец душой и родом,болен я Сорок первым годом.Пискаревка во мне живет.Здесь лежит половина городаи не знает, что дождь идет...

Иван Демьянов

В Пулкове

Фундамент лег по котлованам дзотов,Засыпан щебнем и золой окоп...Давно уже на Пулковских высотахСменил зенитку зоркий телескоп.А мне, в просторе ночи необъятном,На шлеме выплывающей луныМерещатся чернеющие пятнаПробоинами грозных лет войны!..Я мог бы их увидеть по-иному,Но в памяти живет жестокий бой...Вселенную для взора астрономаОткрыли мы солдатскою рукой!

У Египетских ворот

Здесь озверелый вражеский солдатНа нашу песню поднял автомат...Но Пушкин от горячего свинцаНе отвернул сурового лица.

Гремел бронею сорок пятый год,В бою огнем дышал орудий русских.За подлостьУ Египетских ворот —Нам заплатил наш врагУ Бранденбургских!

Михаил Дудин

Соловьи

О мертвых мы поговорим потом.Смерть на войне обычна и сурова.

И все-таки мы воздух ловим ртомПри гибели товарищей. Ни словаНе говорим. Не поднимая глаз,В сырой земле выкапываем яму.Мир груб и прост. Сердца сгорели. В насОстался только пепел, да упрямоОбветренные скулы сведены.

Трехсотпятидесятый день войны.

Еще рассвет по листьям не дрожал,И для острастки били пулеметы...Вот это место. Здесь он умирал —Товарищ мой из пулеметной роты.

Тут бесполезно было звать врачей,Не дотянул бы он и до рассвета.Он не нуждался в помощи ничьей.Он умирал. И, понимая это,

Смотрел на нас, и молча ждал конца,И как-то улыбался неумело.Загар сначала отошел с лица,Потом оно, темнея, каменело.

Ну, стой и жди. Застынь. Оцепеней.Запри все чувства сразу на защелку.Вот тут и появился соловей,Несмело и томительно защелкал.

Потом сильней, входя в горячий пыл,Как будто настежь вырвавшись из плена,Как будто сразу обо всем забыл,Высвистывая тонкие колена.

Мир раскрывался. Набухал росой.Как будто бы еще едва означась.Здесь рядом с нами возникал другойВ каком-то новом сочетанье качеств.

Как время, по траншеям тек песок.К воде тянулись корни у обрыва.И ландыш, приподнявшись на носок,Заглядывал в воронку от разрыва.

Еще минута. Задымит сиреньКлубами фиолетового дыма.Она пришла обескуражить день.Она везде. Она непроходима.

Еще мгновенье. Перекосит ротОт сердце раздирающего крика...Но успокойся, посмотри: цветет,Цветет на минном поле земляника.

Лесная яблонь осыпает цвет.Пропитан воздух ландышем и мятой...А соловей свистит. Ему в ответЕще второй, еще — четвертый, пятый.

Звенят стрижи. Малиновки поют.И где-то возле, где-то рядом, рядомРаскидан настороженный уютТяжелым громыхающим снарядом.

А мир гремит на сотни верст окрест,Как будто смерти не бывало места,Шумит неумолкающий оркестр,И нет преград для этого оркестра.

Весь этот лес листом и корнем каждым,Ни капли не сочувствуя беде,С невероятной, яростною жаждойТянулся к солнцу, к жизни и к воде.

Да, это жизнь. Ее живые звенья,Ее крутой, бурлящий водоем.Мы, кажется, забыли на мгновеньеО друге умирающем своем.

Горячий луч последнего рассветаЕдва коснулся острого лица.Он умирал. И, понимая это,Смотрел на нас и молча ждал конца.

Нелепа смерть. Она глупа. Тем болеКогда он, руки разбросав свои,Сказал: «Ребята, напишите Поле:У нас сегодня пели соловьи».

И сразу канул в омут тишиныТрехсотпятидесятый день войны.

Он не дожил, не долюбил, не допил,Не доучился, книг не дочитал.Я был с ним рядом. Я в одном окопе,Как он о Поле, о тебе мечтал.

И может быть, в песке, в размытой глине,Захлебываясь в собственной крови,Скажу: «Ребята, дайте знать Ирине:У нас сегодня пели соловьи».

И полетит письмо из этих местТуда, в Москву, на Зубовский проезд.

Пусть даже так. Потом просохнут слезы,И не со мной, так с кем-нибудь вдвоемУ той поджигородовской березыТы всмотришься в зеленый водоем.

Пусть даже так. Потом родятся детиДля подвигов, для песен, для любви.Пусть их разбудят рано на рассветеТомительные наши соловьи.

Пусть им навстречу солнце зноем брызнетИ облака потянутся гуртом.Я славлю смерть во имя нашей жизни.О мертвых мы поговорим потом.

И нет безымянных солдат

Громят над землею раскаты.Идет за раскатом раскат.Лежат под землею солдаты.И нет безымянных солдат.

Солдаты в окопах шалелиИ падали в смертном бою,Но жизни своей не жалелиЗа горькую землю свою.

В родимую землю зарыты,Там самые храбрые спят.Глаза их Победой закрыты,Их подвиг прекрасен и свят.

Зарница вечерняя меркнет.В казарме стоит тишина.Солдат на вечерней поверкеВ лицо узнает старшина.

У каждого личное имя,Какое с рожденья дают.Равняясь незримо с живыми,Погибшие рядом встают.

Одна у них в жизни Присяга,И Родина тоже одна.Солдатского сердца отвагаИ верность любви отдана.

Летят из далекого края.Как ласточки, письма любви.Ты вспомни меня, дорогая,Ты имя мое назови.

Играют горнисты тревогу.Тревогу горнисты трубят.Уходят солдаты в дорогу.И нет безымянных солдат.

Снег