Дмитрий Бак - Сто поэтов начала столетия
Незаменимый друг, творец стихов – ушел навсегда. И вот оказалось, что именно его имя и слово лучше всего способны описать метафизику здешней жизни. Ни малейшего оттенка ереси или гордыни: вечное явилось Лиснянской во всей конкретности человеческого облика ушедшего собеседника.
Ты всегда говорил мне: – Молись и верь! –И талдычил, как на беду:– Всё, что надо мне, чувствую, будто зверь, –И нашла я тебя в саду.Ты бесшумно ушел, как уходит лев,Не желая почить в норе.И нашла я тебя между двух дерев,Я нашла на снежном дворе…
Вот и слово найдено! Добровольное уединение горожанки на лоне подмосковной природы обрело логичную завершенность и полноту как раз в тот момент, когда ежедневное счастье спасительного и неторопливого разговора с природой обернулось ужасом и горем неизбывной потери и жертвы. Только в утрате – шанс не сфальшивить, сохранить голос:
Я вспоминаю тебя по любому поводу.Овеществленная память ныряет под воду
Рыбой, владеющей разнообразными жанрами, –Пляшущей всем животом и поющей жабрами,
Ищущей музыку между корягой и перлами,Пишущей по серебру разноблесткими перьями,
Дышащей былью и болью минутного вымысла,Где твоя свежая смерть в песню подводную выросла.
Только бы слышать и слушать эту подводную песнь,только бы слышать!
БиблиографияМузыка и берег. СПб.: Пушкинский фонд, 2000. 59 с.
Голоса // Арион. 2000. № 1.
Пред окном с пчелиной позолотой // Новый мир. 2000. № 3.
Скворешник // Знамя. 2000. № 6.
В заповедном лесу // Дружба народов. 2000. № 8.
При свете снега. СПб.: Пушкинский фонд, 2001. 43 с.
Голоса // Арион. 2001. № 1.
Глухая благодать // Новый мир. 2001. № 1.
Стихи // Звезда. 2001. № 3.
При свете снега // Дружба народов. 2001. № 4.
Гимн // Знамя. 2001. № 9.
В пригороде Содома. М.: О.Г.И., 2002.
Вдали от моря // Арион. 2002. № 1.
В пригороде Содома // Новый мир. 2002. № 1.
Старое зеркало // Знамя. 2002. № 4.
Стихотворения: Из новой книги «В пригороде Содома» (2001–2002) // Вестник Европы. 2002. № 5.
Тихие дни и тихие вечера // Дружба народов. 2002. № 5.
За ближним забором // Знамя. 2002. № 9.
Одинокий дар. М.: ОГИ, 2003.
День последнего жасмина // Новый мир. 2003. № 1.
Опыт неведенья // Арион. 2003. № 3.
Сорок дней // Знамя. 2003. № 9.
Без тебя // Новый мир. 2003. № 10.
А память взрастает на пепле печали… // Дружба народов. 2003. № 12.
Августовский дождь // Континент. 2003. № 117.
Иерусалимская тетрадь. М.: ОГИ, 2004.
Без тебя: Стихи 2003 года. М.: Русский путь, 2004.
Голоса // Арион. 2004. № 2.
Воздушные виадуки // Знамя. 2004. № 3.
Сверчок. Стихи // Новый мир. 2004. № 3.
Где крестиком миндальный воздух вышит… // Знамя. 2004. № 9.
Над солью вод: Из иерусалимской тетради // Новый мир. 2004. № 10.
Горит душа. Стихи // Дружба народов. 2004. № 12.
Эхо. М.: Время, 2005. (Поэтическая библиотека).
Голоса // Арион. 2005. № 2.
Бредут паломники, гуляют куропатки… // Знамя. 2005. № 7.
Идут как волны годы и стихи… // Дружба народов. 2005. № 8.
Призрачен век и дом // Новый мир. 2005. № 9.
В затмении лет // Континент. 2005. № 126.
Простая почта // Арион. 2006. № 4.
На втором крыле // Новый мир. 2006. № 5.
Поэзия // День и ночь. 2006. № 7–8.
На что вам знать, березы, как бытую… // Дружба народов. 2006. № 8.
Сны старой Евы // Знамя. 2006. № 10.
На четыре стороны света // Новый мир. 2006. № 10.
Сны старой Евы. М.: ОГИ, 2007.
Голоса // Арион. 2007. № 2.
Импровизация // Новый мир. 2007. № 2.
Житье-бытье // Дружба народов. 2007. № 5.
Архивы // Знамя. 2007. № 6.
Перевернутый мир // Новый мир. 2007. № 11.
Птичьи права. М.: АСТ, 2008. 316 с.
Стихотворения // Арион. 2008. № 3.
Проём // Знамя. 2008. № 4.
Поздний гость // Новый мир. 2008. № 5.
Деревья думали иначе // Дружба народов. 2009. № 1.
Рассеяннее света // Знамя. 2009. № 1.
Звук и камень // Новый мир», 2009. № 1.
Неправильный венок // Арион. 2009. № 3.
Столько и спрошено // Знамя. 2009. № 9.
Небесные стропы // Новый мир. 2010. № 2.
Три стихотворения // Знамя. 2010. № 8.
В эту субботу (Стороны света) // Интерпоэзия. 2011. № 3.
Из воска // Знамя. 2011. № 8.
Эхо волны // Новый мир. 2012. № 3.
Царица печали // Знамя. 2012. № 4.
Цветные виденья. М.: Эксмо, 2011.
Гром и молния. М.: ОГИ, 2013. 168 с.
Вдали от себя. СПб.: Издательская группа «Лениздат», «Команда А», 2013. 192 с. (Поэт).
Станислав Львовский
или
«Трется душа о косточки, вылетает рывком…»
О стихах Станислава Львовского не только сказано, но написано и даже процитировано если не все возможное, то многое, слишком многое – и это настораживает. Поэт, однако, чутко прислушивается к голосу дружественных толкователей: еще не завершив фразу, которая толкуется, прорабатывает новые смысловые горизонты не в соответствии с органикой внутреннего зрения, но вслед за прозвучавшим сторонним призывом к действию. Понимание и интерпретация сплошь и рядом опережают восприятие и переживание. Из этой гремучей смеси органичного и наносного нередко и состоит стихотворение Львовского:
в начале одногопоэтического вечерана сценувышла дама‹…›сказала: N – единственныйсовременный поэтподнимающий в своих стихахтему родины
я сидел в первом ряду‹…›и думал, что каждыйкто поднимает в своих стихахтему родины(вот как я сейчас)в этот самый моментначинает мыкатьтяжелую сыроватую долюкакого-нибудь из центральныхтелеканаловпревращается в белогокролика на очередной фокус-группедля изучения предпочтенийцелевой аудитории‹…›о родинекоторая в это время годався состоитиз запаха нищеты в метроутренней темнотывыпусков новостейи коричневатого снегазастревающего в ребристыхподошвах ботинок
Поэт-зритель соображает: так, а что нынче значит писать «стихи о родине»? Ответ ясен: это значит – рисковать увязнуть в трясине готовых штампов про «родимые просторы», таков фальшивый социальный заказ. На самом деле, думает наш герой, – родина совсем не такова, не благостна, но «состоит из запаха нищеты» и так далее. Но ведь и неблагостная родина, переполненная до краев насильем и тьмой, – столь же готовая и навязшая в зубах картинка, как и отрадное зрелище святорусского благорастворения воздухов! Обе картинки одинаково правдивы и вместе с тем фальшивы по причине заведомой ангажированности, адресованности разным, но вполне определенным «фокус-группам».
За Львовского тонкие, но однозвучные аналитики уже все досказали, все разложили по полочкам: его поэзия рождается через травму распада (преимущественно постсоветского), поэт особенно чуток к превращенным формам насилия, перекочевавшим из тоталитарного социума в посттоталитарный – тут особенно важна детская, инфантильная жестокость. С формальной стороны его стихи отличает прием увеличенных интервалов между словами (что создает дополнительные к обычным стиховым ритмические созвучия пауз), на уровне мотивов – также выделяется один постоянный ход, когда пишущий словно бы ощущает себя живущим внутри бесконечно длящегося кинофильма. Что ж, все подмечено верно, детской остраненности в стихах Львовского сколько угодно, равно как и зияющих пробелов между словами:
вот и сердце сталосухим и холоднымосенью то что казалось солнцемумирает куда-то где нетни тебя ни меняни сестер ни братьевни петушка с курочкойни лисы ни волка
Поэт «послушно» применяет все эти не то кем-то усмотренные, не то предписанные приемы, на все лады их варьирует. Все свои находки Львовский эксплуатирует столь настойчиво, что (если понимать их в духе вышеописанных однозвучных критических толкований) они стремительно автоматизируются, утратят всякую новизну. Возьмем пресловутый «кинематографизм»: он у Львовского был бы вполне навязчив, если бы не имел прямо противоположного смысла, по сравнению с приписанным «понимающими» критиками.
Напечатано: параллели с кино означают неестественность жизни, вызванную социальными причинами, требующую борьбы и преодоления, поскольку внешнее воздействие до предела упростило повседневность, свело ее к монтажному ряду клишированных положений низкопробного кино.
Следует читать: кинопараллели в стихах Львовского не имеют ничего общего с монтажом. Это, наоборот, нарочито длинные мизанкадры, отсылающие к понятию «запечатленного времени» (по Андрею Тарковскому). Всякое субъективное переживание времени ведет к отчуждению от мира, и причины этого времени коренятся не в социальной несправедливости, но в самой структуре человеческого сознания. Вот, в очередном стихотворении привычно наткнувшись на киношную аналогию:
похоже на то как если бы я оказался внутривторостепенного эпизода какого-нибудь кино, –
вдруг понимаешь, что это не второстепенное кино, но второстепенный эпизод, и именно из таковых состоит вся жизнь без остатка.
