Игорь Северянин - Том 2. Поэзоантракт
Квинтина II
Моя земля! любовью ты жива!Моя любовь! ты вскормлена землею!Ты каждый год по-вешнему нова!Сверкающие утренней зареюПою тебе хвалебные слова!
О, что за власть имеют те слова,Которые излучены зарею!Земная жизнь! да будь всегда жива!Земная страсть! да будь всегда нова!Бессмертно будь, рожденное землею!
Я создан сам цветущею землею,И только ею грудь моя жива.Я вдохновляюсь юною зарею,Шепчу в восторге нежные слова.Так: жизнь земли всегда душе нова.
И ты, моя любимая, нова,Когда щебечешь чарные слова,Дарованные млеющей землею.К тебе любовь бессмертная жива,Она сияет майскою зарею.
О, наслаждайтесь красочной зареюИ славословьте жизнь: она нова!Творите вдохновенные слова!И пусть планета, что зовут Землею,Пребудет ввек прекрасна и жива!
Квинтина III
Я здесь один, совсем один —В том смысле, что интеллигентаНи одного здесь нет. ВершинСосновый говор. Речки лентаЗеркальная в кудрях долин.
Отрадны шелесты долинИ влажная влекуща лента.Среди людей я все ж один,И, право, тоньше шум вершинДля слуха грез интеллигента.
Искусство — для интеллигента:Среди невест лишь он одинЖдет, чтобы даже кинолентаСтруила аромат долин,И свято любит свет вершин.
Стремитесь к холоду вершин,Привыкшие к теплу долин,Беря пример с интеллигента.Пусть из ползучих ни одинНе падает, виясь, как лента.
Милей всех лент — любимой лента,Она превыше всех вершин.Внемлите, жители долин,Всей гамме чувств интеллигента:Взлет — смысл единственный один!
Квинтина IV
Любовь приходит по вечерам,А на рассвете она уходит.Восходит солнце, и по горам,И по долинам лучисто бродит,Лучи наводит то здесь, то там.
Мир оживает то здесь, то там,И кто-то светлый по миру бродит,Утрами бродит, а к вечерамШлет поцелуи лесам, горамИ, миротворя весь мир, уходит.
Уходят горы, и век уходит.И что звучало по вечерам,Забыто к утру. Лишь память бродит,Как привиденье, то здесь, то там,Да волны моря бегут к горам.
Нам надоели низы — к горамМы устремились: ведь солнце там!А вечерами оно уходит…Тогда — обратно: по вечерамУходит Ясность, и Нежность бродит.
Пока мы юны, пока в нас бродитКровь огневая, спешим к горам:Любовь и Солнце мы встретим там!Пусть на закате оно уходит,Она приходит по вечерам…
Лэ I
О вы, белосиреневые сны,Объятые вервэновой печалью!О, абрис абрикосовой весны!О, личико, окутанное шальюЛимонною, ажурною, кисейною!О, женщина с душой вервэновейною,Приснившаяся в оттепель февралью!..
Приснившееся в оттепель февралью —В моем коттэдже у кривой сосны —Лицо под фиолетовой вуалью,Лицо, глаза которого грустныИ, как вуаль, немного фиолетовы,Я знал тебя, и, может быть, от этогоМне многие туманности ясны…
Мне многие туманности ясны,Они влекут недостижимой далью…Ах, все наливки для меня вкусны,Но предпочту кизилью и миндалью;От них мои мечты ажурно кружатся,То ярко грозоносятся, то вьюжатся,Как ты, рояль с надавленной педалью…
О ты, рояль с надавленной педальюИ с запахом вервэновой волны,Ты озарял квартиру генеральюСозвучьями, текущими с луны…Улыбки уст твоих клавиатурные…Ее лица черты колоратурныеНа фоне бирюзовой тишины…
На фоне бирюзовой тишиныЯ помню краску губ ее коралью,Ее волос взволнованные льныИ всю ее фигуру феодалью…Мы не были как будто влюблены,А может быть — немного: ведь под альюЕе слова чуть видны, чуть слышны…
Ее слова чуть видны, чуть слышны,Заглушены поющею рояльюИ шумом голосов заглушены,Они влекут мечтанно к изначалью —И я переношу свои страданияВ великолепный хаос мироздания,Создавший и холеру, и… Италию!
Создавший и холеру, и Италию,Тебе мои моленья не нужны…Мне хочется обнять ее за талию:Ее глаза зовущие нежны;В них ласковость улыбчиво прищурена,Им фимиамов множество воскурено… —О вы, белосиреневые сны!..
О вы, белосиреневые сны,Приснившиеся в оттепель февралью!Мне многие туманности ясны,И — ты, рояль с надавленной педалью…На фоне бирюзовой тишиныЕе слова чуть видны, чуть слышныСоздавшему холеру и Италию…
Berceuse сирени
Когда сиреневое море, свой горизонт офиолетив,Задремлет, в зеркале вечернем луну лимонно отразив,Я задаю вопрос природе, но, ничего мне не ответив,В оцепененьи сна блистает, и этот сон ее красив.
Ночь, белой лилией провеяв, взлетает, точно белый лебедь,И исчезает белой феей, так по-весеннему бела,Что жаждут жалкую планету своею музыкой онебить,Бряцая золотом восхода, румяные колокола.
Все эти краски ароматов, всю филигранность настроенийЯ ощущаю белой ночью у моря, спящего в стекле,Когда, не утопая, тонет лимон луны в его сирениИ, от себя изнемогая, сирень всех нежит на земле.
1918 — VI
Последние зеленые листки…
На эстляндском ли берегу, восемнадцатого ноября,У Балтийского в сизый цвет моря выкрашенного,Над вершинами гор и скал — я над крышами иду, паря,В бездну тучи летят песка, шагом выкрошенного.
Что за пламенная мечта, увлекающая, словно даль,Овладела опять душой? чего выскочившаяИ вспорхнувшая снова ввысь, возжелала ты, птица-печаль,В это утро, как малахит, все заиндевевшее?
Цель бесцельных моих шагов — не зеленые ли вы, листки,Уцелевшие от костлявой, — сочувствующие, —Той, что осенью все зовут, покровительницы чар тоски,Той, чьи кисти — шалобольные, безумствующие?…
1918 — XI
Пора безжизния
Кончается октябрь, бесснежный и туманный.Один день — изморозь. Тепло и дождь — другой.Безлистый лес уснул гнилой и безуханный,Бесцветный и пустой, скелетный и нагой.
На море с каждым днем все реже полотенца:Ведь Осень, говорят, неряха из нерях…И ходят две сестры — она и Инфлюэнца,Две девы старые, — и топчутся в дверях.
Из скромных домиков их гонят: кто — дубиной,Кто — жаркой банею, кто — ватным армяком;Кто подогадливей, их просто гонит хиной,Легко тягающейся с крепким тумаком…
Пора безжизния!.. И даже ты, телега,Не то ты ленишься, не то утомлена…Нам грязь наскучила. Мы чистого ждем снега.В грязи испачкала лицо свое луна…
1918 — Х
Предвешняя элегия
Не знаю — буду ли я живК весне и вкрадчивой, и нежной;Пойду ли вновь с мечтой элежнойК полянам, песнь о них сложив.
Не знаю — станет ли сиреньМеня дурманить вновь фиолью,Какою занеможет больюМоя душа в весенний день.
Не знаю — буду ли я знать,Что значит упиваться маем,Туберкулезом злым ломаем,И, умирая, жить желать.
1918 — XII
Это явь или грёза?
Сон мой был или не был? что мне снилось, что снилось? только море и небо,Только липы и поле! это явь или греза? сон мой был или не был?
Я здесь жил или не жил? ты была ли со мною? здесь тебя ли я нежил?Что-то все по-другому… Будто то, да не то же… Я здесь жил или не жил?
Та же самая дача… Те же самые окна… В них смотрела ты, плача…А потом улыбалась… А потом… Да, конечно: та же самая дача!..
Значит, «Тост безответный» здесь написан, не правда ль? И обложкой приветной,Все сомненья рассеяв, убедил меня в яви милый «Тост безответный».
1918 — IV
