Игорь Северянин - Том 2. Поэзоантракт
Лэ IV
Нет табаку, нет хлеба, нет вина, —Так что же есть тогда на этом свете?!Чье нераденье, леность, чья винаПоймали нас в невидимые сети?Надолго ль это? близок ли исход?Как будет реагировать народ? —Вопросы, что тоскуют об ответе.
Вопросы, что тоскуют об ответе,И даль, что за туманом не видна…Не знаю, как в народе, но в поэтеВздрожала раздраженная струна:Цари водили войны из-за злата,Губя народ, а нам теперь расплатаЗа их проступки мстительно дана?!
За их проступки мстительно данаНам эта жизнь лишь с грезой о кларете…А мы молчим, хотя и нам яснаВся низость их, и ропщем, точно дети…Но где же возмущенье? где протест?И отчего несем мы чуждый крестНи день, ни год — а несколько столетий?!
Ни день, ни год, а несколько столетийМы спины гнем. Но близкая волнаСиянья наших мыслей, — тут ни плети,Ни аресты, ни пытка, что страшнаЛишь малодушным, больше не помогут:Мы уничтожим произвола догмат, —Нам молодость; смерть старым суждена.
Нам молодость. Смерть старым суждена.Художник на холсте, поэт в сонете,В кантате композитор, кем звучнаИскусства гамма, репортер в газете,Солдат в походе — все, кому нежнаТакая мысль, докажут пусть все этиСвою любовь к издельям из зерна.
Свою любовь к издельям из зернаДокажет пусть Зизи в кабриолете:Она всем угнетаемым верна,Так пусть найдет кинжальчик на колетеИ бросит на подмогу бедняку,Чтоб он убил в душе своей тоскуИ радость в новом утвердил завете.
Так радость в новом утвердил заветеИ стар, и мал: муж, отрок и жена.Пусть в опере, и в драме, и в балетеСвобода будет впредь закреплена:Пускай искусство воспоет свободу,И следующий вопль наш канет в воду:«Нет табаку, нет хлеба, нет вина!»
Нет табаку, нет хлеба, нет вина —Вопросы, что тоскуют об ответе.За «их» поступки мстительно дана, —Ни день, ни год, а целый ряд столетий, —Нам молодость. Смерть старым суждена!Свою любовь к издельям из зернаПусть радость в новом утвердит завете.
Лэ V
Они придут — ни эти и не те,Те, что живут теперь и прежде жили,А новые, кто предан Чистоте,С лазурью в каждой вене, в каждой жиле.Безвраждные, не знающие смут,Незлобиво-прекрасные, — придут,Чтоб мы при них глаза свои смежили.
Чтоб мы при них глаза свои смежилиИ отошли, погрязшие в тщете,В свой смертный сон, чтоб больше не вражилиВ уродстве, зле, грязи и нищете.Мы им уступим место на планете,И наши торжествующие детиВозгрянут гимн добру и красоте.
Возгрянут гимн добру и красоте,Зло победят единодушно илиНе будут вовсе жить, в своей мечтеУзревшие лазоревые были.Пленительным и легким станет труд,Все лучшее себе они возьмутИ забожат, как деды не божили.
И забожат, как деды не божили,Грядущие, со взором, к высотеНаправленным, с которым подружилиЛуна и звезды в светлой темноте.Они отвергнут спецное гурманство,Они воздвигнут культ вегетарьянстваИ будут жить в священной простоте.
И будут жить в священной простоте,Служа не зверской, дерзкой, мерзкой силе;А духу своему, петь о Христе,О том, как мы Исуса поносилиВ своей бесчеловечной пустоте,Петь о Его расхолмленной могиле,Петь о Христовом подвижном кресте.
Петь о Христовом подвижном крестеМогли б и мы, пока еще мы былиБезгрешными, пока на животеНе ползали и не глотали пыли.Но нет: мы тьме сиянье предпочли,Погрязли в злобной тине и пыли,О том, кем быть могли, мы позабыли.
О том, кем быть могли, мы позабыли,Предавшись сладострастью, клеветеИ всем земным грехам, — мы утаилиВ себе наш дух, в своей неправоте.Пусть нас, разнузданных, без устрашенья,Простить за деянья и прегрешеньяОни придут — ни эти и не те.
Они придут — не эти и не те,Чтоб мы при них глаза свои смежили,Возгрянут гимн добру и красотеИ забожат, как деды не божили.И будут жить в священной простоте,Петь о Христовом подвижном кресте,О том, кем быть могли, мы позабыли.
Финал («Кончается одиннадцатый том…»)
Кончается одиннадцатый томМоих стихов, поющих о бывалом,О невозвратном, сказочном, о том,Что пронеслось крылатым карнавалом.
Не возвратить утраченных усладВ любви, в искусстве, в solrée, в ликерах, —Во всем, во всем!.. Заплачьте, и назадСмотрите все с отчаяньем во взорах.
Пусть это все — игрушки, пустяки,Никчемное, ненужное, пустое!..Что до того! Дни были так легки,И в них таилось нечто дорогое!
Любили мы любовь и пикники,И души вин и женщин тонко знали,Вначале повстречали нас венки,И поношенье хамское — в финале.
Мы смели жить! мы смели отдаватьЧаруйный долг великолепной моде,Не утомясь, молитвенно мечтатьО равенстве, о братстве, о свободе.
Вам, «новым», вам, «идейным», не понятьАжурности «ненужного» былого:На ваших лбах — бездарности печатьИ на устах — слух режущее слово!..
Конечно, я для вас — «аристократ»,Которого презреть должна Рассея…Поэт, как Дант, мыслитель, как Сократ, —Не я ль достиг в искусстве апогея?
Но будет день — и в русской головеЗабродят снова мысли золотые,И памятник воздвигнет мне в МосквеИзжив «Рассею», вечная Россия!
Примечания
1
Падеграс, танец (фр.)
2
Пилюли (фр.)
3
Честь этого обозначения принадлежит кубо-футуристам.
4
Gris-perle (gris de perle) — Жемчужно-серый (фр.)
5
Простонародное произношение. — Прим. И. Северянина.
6
В декадентском стиле (фр.)
7
Кутила, весельчак, человек беспечного склада (фр.)
