Стебель травы. Антология переводов поэзии и прозы - Антология
Это – моя шапка,
это – мое пальто,
это – моя бритва
в холстяном мешке.
Консервная банка:
моя тарелка, мой кубок,
на ее блестящей жести
я нацарапал свои инициалы.
Я нацарапал их вот этим
драгоценным гвоздем,
который всегда прячу
от завистливых глаз.
В сумке для хлеба —
пара шерстяных носков
и еще кое-что, о чем
я не скажу никому,
на что я кладу по ночам
свою голову.
Папка для бумаг
лежит между мной и землей.
Графитовый стержень
мне особенно дорог:
днем он записывает стихи,
которые я придумал ночью.
Это – мой блокнот,
это – моя плащ-палатка,
это – мое полотенце,
это – моя иголка и нитки.
Оптика
Когда ослабевает зрение
мы подходим почти вплотную,
чтобы разглядеть лица друзей.
Мы надеваем очки,
пользуемся контактными линзами
и с удивлением замечаем
совсем близко
грязь
под ногтями наших врагов.
Арьергард
Вставай, вставай!
Не время рассиживаться,
известие пришло до рассвета.
Пора собираться в дорогу, как другие.
Они оставляют пустые дома и спящие улицы
под защитой луны. Разве защитит их луна?
Когда мы пишем слова – безмолвие водит нашей рукой.
Влага испаряется из каналов,
и дорожные указатели вращаются, как флюгера.
Когда мы вспоминали о дорожных знаках любви,
узнаваемой в поверхности воды и в веянье снега!
Пойдем, пока мы не слепы!
Послание дождя
Слова, обращенные ко мне,
барабанят по шиферным и по кирпичным крышам
от дождя к дождю,
волочась,
как застаревшая болезнь,
контрабандный товар,
который не хочется иметь при себе —
С той стороны окна – звучащий подоконник,
пляшущие буквы соединяются в слова,
дождь говорит
на языке, который
понятен только мне —
Пораженный, я вслушиваюсь в его бормотание,
в котором отчетливо различаю
возгласы отчаянья,
проклятья, жалобы
и бесконечные упреки.
Всё это раздражает меня,
так как я не чувствую за собой никакой вины.
Тогда я громко говорю,
что не боюсь дождя,
что мне не страшны его угрозы
и, что в скором времени
я выйду на улицу, и мы поговорим с ним начистоту.
Эй!
Где загораются огни
прохожу я никем не видимый.
Ты ничего не узнаешь обо мне из писем
и в стихах меня – нет.
В последний раз бьют часы
для вас, для всех.
Ты больше не встретишь меня,
пока я не позову.
Присутствие
В различные дни встречаемые мною
тополя Леопольдштрассе,
всегда осенние,
всегда в паутине тумана и солнца
или в паутине дождя.
Где ты, когда идешь со мной рядом?
Всё та же паутина прошлых времен
прежде и в будущем:
жизнь в пещерах,
эпоха троглодитов,
горький привкус колонн Гелиогабала
или отеля святого Морица.
Древние пещеры, бараки,
где начиналось наше счастье,
наше бедное счастье.
Пожатие твоей руки, которая мне отвечает,
архипелаг, цепь островов, наконец, песчаная отмель,
неуловимые очертания
сладости единения.
(Но ты ведь – в моей крови,
как эти камни возле садовой ограды,
как эти пожилые мужчины, отдыхающие на скамейках,
как шум трамвая, проходящего мимо,
как анемоны,
изнемогающие от тяжести капель
и влажности твоих губ —)
И снова эта паутина, которая нас опутывает,
невозможность присутствия,
умирающая любовь,
доказывающая случайность наших встреч,
поредевшая листва на тополях,
напоминающая о муниципалитете,
осень в канавах
и ответы на все вопросы любви.
Конец августа
Животами кверху плавают мертвые рыбы
между ряской и прибрежными камышами.
У ворон есть крылья, поэтому они не боятся смерти.
Порой мне кажется, что Бог
благоволит лишь к крошечной улитке.
Он мастерит ей дом. Нас он не любит.
Белые облака пыли тянутся вечером за автобусом,
везущим футбольную команду с соревнований домой.
Месяц запутался в ивовых кустах
в обнимку с вечерней звездой.
Бессмертие, ты где-то рядом, в межкрылье
летучих мышей,
в ярком свете прожекторов,
спускающихся с холма.
Предзимье
Забудь
о теплом молоке,
о первом снеге.
Формуляры не могут больше ждать.
Травяной газон – в бугорках кошачьих могил.
Моя дочь с нетерпением ждет зимы:
еще немного и она вырастет из своих коньков.
Почтовый ящик на входной двери стал вдруг
слишком велик.
По утрам я беру уроки игры на фортепьяно,
учиться музыке никогда не бывает поздно.
Улыбающийся крестьянин
идет по снегу, оставляя следы.
Рабочий кабинет
Ни одну из этих книг я уже не прочту.
Мне вспоминаются
письменный стол из бревен, оплетенных соломой,
книжные полки из необожженного кирпича.
Боль остается, даже когда образы уходят.
Я хотел бы закончить свою старость
в зеленых сумерках вина,
без разговоров. Есть из оловянных тарелок.
Взгляни на мой стол! Там, в тени —
желтеет старая карта Португалии.
