Рабиндранат Тагор - ...Это не сон! (сборник)
Зная, что Ромеш не может сразу ответить на подобные шутки Окхоя, Хемнолини считала своей обязанностью брать Ромеша под защиту. Так же поступила она и сейчас и, не выдавая своего негодования, смеясь ответила:
– Если так, то в тюрьмах, должно быть, очень много Окхоев.
– Нет, вы только посмотрите на нее! – заметил Окхой. – Хочешь дать человеку дружеский совет, а на тебя сердятся. Если на то пошло, я расскажу вам сейчас целую историю. Вы, конечно, знаете, что моя младшая сестренка, Шорот, ходит в женскую школу. Так вот, вчера вечером она приходит и говорит мне: «Знаешь, дада, жена вашего Ромеша учится у нас в школе». – «Глупенькая, – возражаю я, – ты думаешь, нет других Ромешей на свете?» – «Кто бы этот человек ни был, он очень жесток к своей жене, – заявляет Шорот. – На праздники почти все девочки уезжают домой, а он оставил свою жену в пансионе. Бедняжка все глаза выплакала». Тогда-то мне и пришло в голову, что это не дело: ведь другие могут ошибиться так же, как Шорот.
Оннода-бабу весело рассмеялся:
– Ты просто сумасшедший, Окхой! Как можно говорить такие глупости! С какой стати наш Ромеш должен менять имя только потому, что какой-то другой Ромеш жестоко обошелся со своей женой.
Ромеш вдруг побледнел и, встав из-за стола, вышел из комнаты.
– Что с вами, Ромеш-бабу? Уж не рассердились ли вы. Не подумайте, что я вас в чем-то подозреваю! – крикнул Окхой и кинулся вслед за Ромешем.
– Что это они в самом деле? – воскликнул Оннода-бабу.
Хемнолини внезапно разрыдалась.
– В чем дело, Хем? Почему ты плачешь? – встревоженно спросил Оннода-бабу.
– Отец! Окхой-бабу ужасно несправедлив, – выговорила наконец она прерывающимся от слез голосом. – Как он смеет так оскорблять в нашем доме достойного человека?
– Ну, Окхой просто пошутил. Ромешу не стоило принимать это так близко к сердцу.
– Я не терплю подобных шуток, – ответила Хем и убежала наверх.
Приехав в Калькутту, Ромеш приложил немало усилий, чтобы найти мужа Комолы. Наконец с большим трудом ему удалось разыскать местечко под названием Дхобапукур, где жил Тариничорон, дядя девушки. Ромеш написал ему.
Утром, на следующий день после описанного случая, он получил ответ на свое письмо. Тариничорон писал, что после того ужасного несчастья не получал никаких известий о Нолинакхо, муже племянницы. Нолинакхо был врачом в Рангпуре. Тариничорон и там справлялся, но ему ответили, что пока ничего не известно. Откуда Нолинакхо родом, Тариничорон не знал.
Теперь Ромешу окончательно пришлось расстаться с надеждой, что муж Комолы жив.
С той же почтой он получил много других писем: это были поздравления от друзей по случаю свадьбы. Одни требовали, чтобы он устроил праздничный обед, другие шутливо упрекали за то, что Ромеш так долго держал все в секрете.
В это время слуга Онноды-бабу принес записку. Сердце Ромеша забилось, когда он узнал почерк Хемнолини.
«Слова Окхоя заронили в ней подозрение, и, чтобы рассеять его, она решилась написать мне», – подумал Ромеш.
Записка была совсем коротенькая:
«Вчера Окхой-бабу очень нехорошо поступил с вами. Я думала, что вы зайдете к нам сегодня утром. Почему же вы не пришли? Зачем так серьезно относиться к тому, что говорит Окхой-бабу? Вы же знаете, я не верю ни одному его слову. Обязательно приходите сегодня пораньше, – я не буду заниматься вышиванием».
В этих немногих словах Ромеш угадал боль, которая терзала любящее, полное всепрощения сердце Хемнолини, и глаза его наполнились слезами.
Ромеш понял, что со вчерашнего вечера Хемнолини со страстным нетерпением ожидает его прихода. Прошла ночь, миновало утро, а он все не шел, и тогда, не в силах больше ждать, она написала эту записку.
Ромеш еще накануне думал о том, что необходимо без промедления открыть Хемнолини все. Но после вчерашнего происшествия сделать это признание было очень трудно: ведь теперь всякий может подумать, что Ромеш старается увильнуть от ответственности за свои поступки. К тому же для него была невыносима мысль, что тогда Окхой будет чувствовать себя победителем. «Окхой действительно считает мужем Комолы какого-то другого Ромеша, – продолжал рассуждать юноша, – иначе он ни за что бы не ограничился одними намеками, а устроил шум на весь город. Поэтому надо немедленно что-то придумать».
Но тут пришло еще одно письмо. Оно было от начальницы школы, где училась Комола. Она писала, что не считает себя вправе оставлять Комолу на праздники в пансионе, так как девушка в отчаянии. Со следующей субботы начинаются каникулы, и Ромешу совершенно необходимо взять жену на это время домой.
Взять к себе Комолу в следующую субботу! А в воскресенье его свадьба!
Неожиданно в комнату вошел Окхой.
– Ромеш-бабу, вы должны меня простить, – заговорил он. – Знай я, что вы рассердитесь на столь безобидную шутку, я бы и слова не вымолвил. Но обычно люди сердятся, лишь когда в шутке есть доля правды, какие же у вас были основания так возмущаться моими словами? Оннода-бабу со вчерашнего дня не перестает ругать меня, а Хемнолини даже разговаривать со мной не желает. Когда я сегодня утром зашел к ним, она сразу же вышла из комнаты. Ну скажите, что я сделал плохого?
– Мы все это обсудим в другое время, – ответил Ромеш. – А сейчас, простите, я очень занят!
– А, понимаю, приготовления к свадьбе, ведь времени осталось совсем мало! Тогда я не буду отрывать вас от приятных забот. До свиданья. – И Окхой скрылся.
Ромеш отправился в дом к Онноде-бабу. Войдя, он сразу увидел Хемнолини. Уверенная, что он придет рано утром, она давно приготовилась к встрече: сложенное и завернутое в платок вышивание она положила на стол, рядом стоял гармониум. Девушка предполагала заняться с Ромешем музыкой, как это бывало обычно, но втайне надеялась услышать и другую музыку – ту, которая звучит в сердцах одних влюбленных и слышна только им.
Хемнолини встретила Ромеша с сияющим лицом, но ее улыбка тотчас угасла, так как Ромеш прежде всего спросил, где Оннода-бабу.
– Отец в кабинете, – ответила она. – Он вам очень нужен? Может быть, подождете? Папа скоро спустится к чаю.
– У меня к нему неотложное дело. Я не могу ждать.
– Тогда идите, он у себя.
Ромеш ушел.
«Неотложное дело»! В этом мире дела не терпят промедления, лишь любовь должна терпеливо ждать своего часа у дверей.
Казалось, в эту минуту ясный осенний день со вздохом притворил золотую дверцу своей сокровищницы радостей.
Хемнолини отодвинула кресло от гармониума и, пересев к столу, взялась за вышивание. Но у нее было такое чувство, будто игла прокалывала не материю, а вонзалась ей прямо в сердце.
Много времени, однако, требует неотложное дело Ромеша! Оно, как раджа, делает все, что пожелает, а любовь – она всего лишь нищая у порога!
Глава 14
Когда Ромеш вошел к Онноде-бабу, старик дремал в кресле, прикрыв лицо газетой. От вежливого покашливания Ромеша он тотчас проснулся и, протянув ему газету, воскликнул:
– Ты читал, Ромеш, сколько людей погибло на этот раз от холеры?
Но Ромеш, словно не слыша вопроса, сказал:
– Свадьбу придется отложить на несколько дней. У меня срочное дело.
Эти слова заставили Онноду-бабу моментально забыть о жертвах холеры. Некоторое время он молча смотрел на Ромеша, затем проговорил:
– Что ты, Ромеш! Ведь приглашения уже разосланы.
– Можно сегодня же известить всех приглашенных, что свадьба откладывается на следующее воскресенье.
– Ты меня поражаешь, Ромеш! Это же не судебный процесс, который можно откладывать на любой срок и назначать, когда вздумается! Хотел бы я знать, что за срочное у тебя дело?
– Оно действительно очень важное и не терпит промедления.
– Не терпит промедления! – И Оннода-бабу упал в кресло, как сломленное ветром банановое дерево. – Замечательно, великолепно! – продолжал он. – Впрочем, поступай как знаешь. Захотел отменить – отменяй! Если меня спросят, я отвечу, что понятия ни о чем не имею, что все знает жених и он один может объяснить, почему свадьба отложена и когда ему будет угодно ее назначить.
Ромеш сидел молча, опустив голову.
– А Хемнолини ты сказал? – спросил Оннода-бабу.
– Нет, она еще ничего не знает.
– Ей все же не мешало бы знать, свадьба ведь не только твоя.
– Я решил сказать ей после того, как переговорю с вами.
– Хем! – крикнул Оннода-бабу.
– В чем дело, отец? – спросила девушка, входя в комнату.
– Ромеш говорит, что у него какое-то важное дело и ему неудобно устраивать сейчас свадьбу.
Хемнолини мгновенно побледнела и пристально взглянула на Ромеша. Юноша виновато молчал. Он не ожидал, что это известие будет преподнесено Хемнолини в такой форме. Всем своим измученным сердцем Ромеш прекрасно понимал, как глубоко должно ранить Хемнолини это неприятное сообщение, переданное притом столь неожиданно и грубо. Но выпущенную стрелу не вернешь, и Ромеш ясно видел, что эта злая стрела вонзилась прямо в сердце Хемнолини.
