Людмила Безусенко - Лучшие застольные песни
Постой, паровоз!
Летит паровоз по долинам, по взгорьям,Летит он неведомо куда.Мальчонка назвал себя жуликом и вором,И жизнь его — вечная игра.
Постой, паровоз, не стучите, колеса,Кондуктор, нажми на тормоза.Я к маменьке родной с последним приветомХочу показаться на глаза.
Не жди меня, мама, хорошего сына,Твой сын не такой, как был вчера.Меня засосала опасная трясина,И жизнь моя — вечная игра.
А если посадят меня за решетку,В тюрьме я решетку пробью.И пусть луна светит своим продажным светом,А я все равно убегу.
А если заметит тюремная стража,Тогда я, мальчишечка, пропал.Тревога и выстрел — и вниз головоюПод стену тюремную упал.
Я буду лежать на тюремной кровати,Я буду лежать и умирать.И вы не придете, любезная мамаша,Меня перед смертью целовать.
Летит паровоз по долинам, по взгорьям,Летит он неведомо куда.Я к маменьке родной, больной и голодной,Спешу показаться на глаза.
Постой, паровоз, не стучите, колеса,Есть время заглянуть судьбе в глаза.Еще ведь не поздно сделать остановку.Кондуктор, нажми на тормоза.[81]
По тундре, по железной дороге
Это было весною, зеленеющим маем,Когда тундра надела свой зеленый наряд.Мы бежали с тобою, замочив вертухая,Чтобы нас не настигнул пистолета заряд.
Мы теперь на свободе, о которой мечтали,О которой так много в лагерях говорят.Перед нами раскрыты необъятные дали.Как теперь тебе спится, пистолета заряд?
Припев:По тундре, по железной дороге,Где мчится поезд «Воркута — Ленинград»,Мы бежали с тобою, опасаясь погони,Чтобы нас не настигнул пистолета заряд.
Лебединые стаи нам навстречу летели,Нам на юг, им на север — всем по домам.Эта тундра без края, эти редкие ели,Этот день бесконечный и вдали лагеря.
Встретит мама сыночка, зарыдает родная,Зарыдает родная — сын вернулся домой:Это Клим Ворошилов и братишка БуденныйДаровали свободу, и их любит народ.
Припев.
Дождь нам капал на лица, им — на дула наганов.Вохра нас окружила. «Руки вверх», — говорят.Но они просчитались: окруженье пробито.Кто на смерть смотрит прямо — пули брать не хотят.
Мы бежали, два друга, опасаясь тревоги,Опасаясь погони и криков солдат.Мы бежали, как волки, опасаясь погони.Когда тундра надела свой зеленый наряд.
Припев.
Ветер хлещет по лицам, свищет в дуле нагана,Лай овчарок все ближе, автоматы слышны.Я тебя не увижу, моя родная мама,Вохра нас окружила. «Руки вверх!» — и концы.
В черном северном небе ворон каркая кружит:Не бывать нам на воле — жизнь прожита зазря.Мать-старушка узнает и тихонько заплачет:У всех дети, как дети, а ее — в лагерях.
Припев.
Я сижу в уголочке и гляжу в потолочек:Пред законом виновен, а пред Богом я чист.Предо мной, как икона, вся запретная зона,А на вышке с винтовкой озверелый чекист.
Поздно ночью затихнет наш барак после шмона,Мирно спит подуставший доходяга-марксист.Предо мной, как икона, запретная зонаИ на вышке все тот же ненавистный чекист.
Припев.
Рано утром проснешься — на поверку построят,Вызывают: Васильев! И выходишь вперед.Это Клим Ворошилов и братишка БуденныйДаровали свободу — их так любит народ.
Это было весною, зеленеющим маем,Когда тундра проснулась, развернулась ковром.Мы бежали с тобою, замочив вертухая,Чтобы нас не настигнул пистолета заряд.
На Колыме, где тундра и тайга кругом
На Колыме, где тундра и тайга кругом,Среди замерзших елей и болотТебя я встретил с твоей подругою,Сидевших у костра вдвоем.
Шел крупный снег и падал на ресницы вам;Вы северным сияньем увлеклись.Я подошел к вам и руку подал,Вы встрепенулись, поднялись.
И я заметил блеск твоих прекрасных глаз,И руку подал, предложив дружить.Дала ты слово быть моею,Навеки верность сохранить.
В любви и ласках время незаметно шло;Пришла весна, и кончился твой срок.Я провожал тебя тогда на пристань —Мелькнул твой беленький платок.
С твоим отъездом началась болезнь моя,Ночами я не спал и все страдал.Я проклинаю тот день разлуки,Когда на пристани стоял.
А годы шли, тоской себя замучил я.Я встречи ждал с тобой, любовь моя!По актировке, врачей путевке,Я покидаю лагеря.
И вот я покидаю свой суровый край,А поезд все быстрее мчит на юг.И всю дорогу молю я Бога:Приди встречать меня, мой друг!
Огни Ростова поезд захватил в пути;Вагон к перрону тихо подходил.Тебя больную, совсем седую,Наш сын к вагону подводил.
Так здравствуй, поседевшая любовь моя!Пусть кружится и падает снежок.На берег Дона, на ветку клена,На твой заплаканный платок.
Этап на север. Срока огромные…
Этап на север. Срока огромные,Кого ни спросишь — у всех «указ»…Взгляни, взгляни в глаза мои суровые,Взгляни, быть может, в последний раз.
А завтра я покину Пресню,Уйду этапом на Воркуту,И под конвоем своей работой тяжкою,Быть может, смерть свою найду.
Друзья укроют мой труп бушлатиком,На холм высокий меня снесут,И похоронят душу мою жиганскую,А сами тихо запоют:
«Этап на север. Срока огромные,Кого ни спросишь — у всех „указ“…Взгляни, взгляни в глаза мои суровые,Взгляни, быть может, в последний раз…»
Не знаю я, когда тебе, любимая,О том напишет товарищ мой,Не плачь, не плачь, подруга моя милая!Я не вернусь уже домой.
А ты, сидя у подоконника,Платком батистовым слезу утрешь.Не плачь, не плачь, любимая, хорошая,Ты друга жизни еще найдешь.
А дети малые, судьбой оплаканы,Той же дорогой пойдут искать меня;Не страшны им срока огромные,Не страшны им и лагеря.
Этап на север. Срока огромные,Кого ни спросишь — у всех «указ»…Взгляни, взгляни в глаза мои суровые,Взгляни, быть может, в последний раз.[82]
С одесского кичмана
С одесского кичманаБежали два уркана,Бежали два уркана да с конвоя.На Сонькиной малине они остановились,Они остановились отдохнуть.
Один — герой гражданский,Махновец партизанский,Добраться невредимым не успел.Он весь в бинтах одетый и водкой подогретый.И песенку такую он запел:
«Товарищ, товарищ, болят-таки мои раны,Болят-таки мои раны в глубине.Одна вот заживает,Вторая нарывает,А третья — засела в глубине.
Товарищ, товарищ, зарой ты мое тело,Зарой ты мое тело в земле.Покрой ты мне могилу,Улыбку на уста мне,Улыбку на уста мне сволоки.
Товарищ малохольный, скажи моей ты маме,Что сын ее погиб на войне —С винтовкою в рукеИ с шашкою — в другой,И с песней на веселой на губе».
С одесского кичманаБежали два уркана,Бежали два уркана да с конвоя.На Сонькиной малине они остановились,Они остановились отдохнуть.
Помню, помню, помню я…
Помню, помню, помню я,Как меня мать любила.И не раз, и не дваОна мне так говорила:
«Не ходи на тот конец,Не водись с ворами!Рыжих не воруй колец —Скуют кандалами!
Сбреют длинный волос твой,Аж до самой шеи!Поведет тебя конвойПо матушке Рассее!
Будут все тогда смеяться,Над тобою хохотать,Сердце — кровью обливаться,И на нарах будешь спать!
Выдадут тебе халат,Сумку с сухарями,И зальешься ты тогдаГорючими слезами».
Я не крал, не воровал,Я любил свободу!Слишком много правды знал —И сказал народу:
«Не забуду мать роднуюИ отца-духарика.Целый день по нем тоскую,Не дождусь сухарика».
А дождешься передачки —За три дня ее сжуешь,Слюну проглотив, заплачешьИ по новой запоешь:
«Помню, помню, помню я,Как меня мать любила.И не раз, и не дваОна мне так говорила:
„Не ходи на тот конец,Не водись с ворами!Рыжих не воруй колец —Скуют кандалами!“»
Не забуду мать роднуюИ Серегу-пахана!Целый день по нем тоскую —Предо мной стоит стена!
Эту стенку мне не скушать,Сквозь нее не убежать.Надо было мать мне слушатьИ с ворами не гулять!
Помню, помню, помню я,Как меня мать любила.И не раз, и не дваОна мне так говорила…[83]
Поворую…
