Эдуард Асадов - Избранное

ЧАСТЬ 4

Глава 8.

СЫН

И вот он — сын! Ножонками суча,Глядит на мир спокойно и открытоИ клюв у целлулоидного грачаБеззубым ртом сжимает деловито.

Ему всего три месяца, и онЕщё ни дум не знает, ни забот.Без туч над ним синеет небосвод,А мир его — еда да крепкий сон…

Но мать уже до острой боли любитИ то, как сын смешные бровки супит,И золотой пушистый хохолок,И жилку, что бежит через висок.

Ей иногда не верится, что он,Вот этот свёрток чуть побольше книжки,Не выдумка, не сказка и не сон,А настоящий маленький сынишка!

И смех и грех смотреть, как он порой,Барахтаясь в короткой рубашонке,Через себя фонтанчик пустит тонкий,Подушку всю облив за головой.

Подобных «дел», нескромных и сумбурных,Немало доведётся наблюдать.В три месяца всех «навыков культурных»Не в силах человек ещё понять.

Да не беда! Вот станет повзрослееИ все постигнет. А пока что сынГлядит на мать… И нет его роднее!Ведь он такой для матери один!

— Можно к вам, Галина Николавна? —В дверь пролез заснеженный букет.За букетом девочка вослед.— Вы, ребята? Вот как это славно!

Как я рада! Ну, прошу, входите.Да смелее. Сколько же там вас?Нина, Лена, два Алёши, Митя…О, да тут почти что целый класс!

В платьях, отутюженных заране,В галстуках, что зорь любых алей,Вот они уселись на диванеСтайкой красногрудых снегирей.

Староста Петров, как самый главный,Произнёс с торжественным лицом:— Мы пришли, Галина Николавна,Рассказать, что мы вас очень ждём.

Двойки есть… Ослабла дисциплина… —И, смутившись, отошёл к окошку.— Брось! — вскочила черненькая Нина. —Можно, мы посмотрим на Серёжку?

— Он не спит, Галина Николавна?— Нет, не спит, поближе подойдите.Только чур: спокойно, не галдите!— Нет, мы тихо… Ой, какой забавный!

— А глаза большущие какие!— Карие, совсем не как у вас… —Ким утешил: — Это так сейчас.Подрастёт — и станут голубые.

— Вот как все предугадали славно!До чего же, право, мы мудры! —И, смеясь, Галина НиколавнаПотрепала детские вихры.

Нина, розовея смуглой кожей,Подошла к ней: — Я хочу спросить:Можно иногда нам приходитьПосидеть и поиграть с Серёжей?

Через час — в квартире тишина…Щебеча, умчались снегирята…А она стояла у окна,Вслед им улыбаясь виновато.

Любят, ждут… Нет, эти но солгут!Взгляд ребячий не привык лукавить.А она? Давно ль хотела тутВсе забыть, все бросить и оставить…

Думалось: районный городок…Школа, дом, за окнами картошка,Из трубы клубящийся дымок,Книги, труд и маленький Серёжка…

Школа, труд… А разве здесь не труд?Разве нет и тут друзей горячих?А ребята? Разве же бегутОт таких вот чистых глаз ребячьих?

Струсила? Обида сердце гложет?Пусть! Тут важно только не сломаться.Трус не тот, кто может испугаться.Трус — кто страха одолеть не сможет!

Сын промолвил с важностью: — Агу!— Да, малыш, уйдёт, затихнет гром.Никуда-то я не побегу,Мы и здесь с тобою заживём.

— Галина, можно? — Распахнулась дверь,И появилась Эльза Вячеславна.— Не спит малыш?— Не спит.— Ну вот и славно!

На, детка, зебру — презанятный зверь.Одета гостья ярко и нарядно:Шелка, серёжки, кольца, кринолин…Все бьёт в глаза, все пёстро, все нескладно.

Сама точь-в-точь как зебра иль павлин!— Мы, Галочка, квартиру получаем.Хлопот по горло: с мебелью беда!То купим шкаф, то кресло прозеваем…

Вот все обставлю, приходи тогда.— Что ж, как-нибудь визит такой устроим.Сейчас же попрошу я вот о чем:С полчасика побудь с моим героем,Пока я отлучусь за молоком.

— Ах, я не прочь! Но тут меня тревожитБоязнь: а вдруг чего недогляжу?К тому же платье… Подызмяться может…А впрочем, ладно, мчись, я посижу.

Она с надрывом что-то стала петь,Потом младенцу показала рожки.Но край пелёнки, там, где были ножки,Вдруг начал подозрительно влажнеть.

Авария! Что делать новой «маме»?Она к кровати робко подошлаИ пальцами с блестящими перстнямиПелёнки край брезгливо подняла.

Увидев незнакомое лицо,А может статься, ощутив на телеЧужой руки холодное кольцо,Малыш заплакал горько в колыбели.

Он так сучил озябшими ногами,Так громко плакал, стиснув кулачки,Что временной и неумелой «маме»Осталось лишь схватиться за виски.

Нет, где уж этой барыньке столичной,Чья лишь в нарядах и живёт душа,Управиться с хозяйством непривычным —Одеть и успокоить малыша?!

Но что это: мираж? Метаморфоза?Сняв быстро брошь и положив в карман,Она накидку цвета чайной розыШвырнула вдруг, как тряпку, на диван.

Откуда эта быстрая сноровка?Галина поразилась бы донельзя,Увидев, как уверенно и ловкоЕё Серёжку пеленает Эльза.

Но Эльзы нет здесь. Нету, право слово!Нет дамы в ярких кольцах и наколках.Есть просто Лиза — дочка горнового,Девчонка из рабочего посёлка.

Отец — в цеху, мать целый день стирала,А старшая, вскочив ещё спросонок,Уже кормила, мыла, пеленалаСвоих чумазых братьев и сестрёнок.

Но годы шли, и прошлое забылось.Богатый муж… Безделье и шелка…Когда она душою опустилась,Теперь нельзя сказать наверняка.

Не в тот ли день и час, когда решила,Что труд придуман только для мужей,И весь свой пыл душевный посвятилаКокетствам да наружности своей?

Ответить трудно. Только мир стал тесен.Вся жизнь: прилавки, моды и кино.Мурлыканье пустых, пошлейших песен…И грустно, и противно, и смешно…

Но нынче звонкий, горький плач ребячийНа миг какой-то всю её встряхнул,Как будто в омут плесени стоячейС размаху кто-то камень зашвырнул.

И разом точно встала тень былого:Нет Эльзы в брошах, кольцах и наколках.Есть просто Лиза — дочка горнового,Девчонка из рабочего посёлка.

Надолго ль это сердце встрепенётся?Ворвётся ль в омут свежая струя?Иль плесень снова медленно сомкнётся?..О том пока и сам не знаю я.

Глава 9.

НОЧЬ

Вешняя безоблачная ночь,Ветер клейко пахнет тополями…Сколько губ в такой вот час не прочьГоворить сердечными стихами?

Хмелем бьёт зеленое виноОт корней травы до небосвода.Все сегодня лирики полно:И дома, и люди, и природа…

Любит ветер вот такую ночь:Зашумел вдруг, точно стая галок,И, сорвав, умчал со смехом прочьБелый тополиный полушалок.

Вон, покинув пёстрый хоровод,На трубе сидит звезда-красавица,А гуляка-месяц, будто кот,К ней по гребню крыши пробирается.

Мерно плещет спящая река…А над нею песнь и звон гитары.Песнь любви… В ней радость, и тоска,И покой, и вьюги, и пожары…

Петь её с подругою вдвоёмХорошо! И всё же, скажем честно,Не под каждой дверью и окномПесне этой прозвучать уместно.

Не всегда. Да вот хотя б сейчасВ комнате, за этой вот гардиной,Мать сидит и не смыкает глазУ кровати маленького сына.

На диване в пёстром беспорядкеКубики, жирафы и слоны,Зайцы, носороги и лошадкиДремлют в блеске матовой луны.

Спит «зверьё» беспечно, тихо, мирно…Лишь солдатик — честная душа,Сжав приклад и став по стойке «смирно»,Верно охраняет малыша.

Что мальчишке этой ночью снится?Впрочем, может быть, и ничего.Он уснул. А матери не спится.Мать сидит и смотрит на него.

Вот он спит, не знающий тревоги,Тот, кому в большую жизнь идти.Перед ним открытые дороги,Но уже с ухабами в пути.

Он шагнёт, он солнцу улыбнётся,Но, хоть трижды будь он молодец,Сколько раз он больно ушибётся,Встретясь со словами: «Твой отец».

Да, отец… Он не войдёт открыто,Не посадит сына на плечо,Не подбросит к синему зениту,Не сожмёт в объятьях горячо;

Не притащит ёжика в газете,Не набьёт за пазуху конфет.«Твой отец…» Он хоть и есть на свете,Но считай, что все равно, что нет!

Он придёт, но не путём победным.Нет, не старшим другом, не отцом,А всего лишь сереньким, судебным,Жалким «исполнительным листом».

За окошком дальний звон гитары…Сыплет с неба звёздный листопад…Под луною всюду нынче пары,И везде о чувствах говорят.

«Я люблю!» — взволнованная фраза.Сколько тут заманчивых огней!Все ж прошу, товарищи, не сразу,Повстречавшись, обращайтесь к ней.

Не ханжа я. И нравоученьяМне смешны. А тут вот не смешно.Слишком уж огромное значеньеВ этих двух словах заключено.

Мы ль суровы, или жизнь сурова,Я не знаю. Только ты пропал,Если вдруг, сказав большое слово,Чувств больших при том не испытал.

И когда придёт к тебе иноеИ объявит радостно: «Ты мой!»,Как ломать все то, что ты построил,Как с другою поступить судьбой?

Все долой? Ведь тут пришло большое!Но постой! Проверим, поглядим.Может быть, и это все пустое?Может быть, и это только дым?!

Кто б ты ни был: женщина ль, мужчина,Все продумай, прежде чем решать,Чтоб кому-то у кровати сынаГорьких слез потом не проливать.

Сон смежил мальчишечьи ресницы.Тихо ночь над крышами плывёт…Спит малыш, а матери не спится,Мать ему вполголоса поёт.

Бьётся в стекла звёздная метельВместе с тополиною порошею.Пусть, малыш, летят к тебе в постельБабочками сны твои хорошие.

Нам пока тревоги не видны,Что ж, на то и сетовать не станем.Спи, мальчишка, — голубые сныСнятся людям только в детстве раннем.

Хорошо о подвигах мечтать,Мчаться к звёздам, плыть по бурным рекам,Только, прежде чем героем стать,Стань сначала честным человеком.

Будь таким во всем и до конца,А преграды — пусть они встречаются!Знай, что горы, звезды и сердцаТолько честным в жизни открываются.

Млечный Путь, мерцая, смотрит вниз,Дремлет ива с вербою-подружкой…А вверху торжественно повисМесяц золочёной погремушкой.

Речка чуть дрожит под ветерком…Полночь уж сменилась с караула…Где-то нынче, чмокая рожком,Гордая любовь твоя уснула…

Встреча ваша, милый, впереди.С крепкой дружбой, с песней, с соловьями…Только не обидь её, гляди,Злыми и ненужными словами.

Скоро день, фанфарами трубя,Брызнет светом ярко-золотистым.Пусть же будет счастье у тебяВот таким же солнечным и чистым!

Бьётся в стекла звёздная метельВместе с тополиною порошею.И летят, летят в твою постельБабочками сны твои хорошие.

Глава 10.