Зарево - Илья Бровтман
Скажешь ты мне, будто Сталин был силой
Скажешь ты мне, будто Сталин был силой,
Правил страною железной рукой.
Имя стальное не даром носил он.
Но не позволь, согласится с тобой.
Много ли доблести нужно матросу,
Что б беззащитного в грязь затоптать.
Храбрость, наверно, нужна, что б без спросу,
У малыша погремушку отнять.
Вовсе не надо царю быть злодеем.
Сделает все за него бузотёр.
Просто не стань на пути у халдея,
Сразу захватит страну мародёр.
Кто-то приметил соседскую дачу,
Кто-то чужую жену приглядел.
Не помешай джентльмену удачи,
Ждёт обладателей страшный удел.
В чем он одет — в галифе ли с погоном,
Или в клифте, или галстук надел.
Разве так важно, ведь вместо закона,
Правит страною тогда беспредел.
Слушай внимательно голос молитвы,
И свой народ не давай бросить в грязь.
Если ты в силах спасать беззащитных,
Значит ты истинный царь, или князь
Как правильно и умно мир устроен
Как правильно и умно мир устроен.
Как хорошо, что наш немецкий брат,
Безмерно опечален и расстроен
Судьбой тяжёлой жителей Карпат.
Течёт слеза по пятам в Вашингтоне.
Печально, что «хохол» попал в грозу.
И статуя свободы на Гудзоне,
Пустила крокодилову слезу.
И как же им не плакать демократам.
Опять на доллары пролилась кровь.
Обидно, что боснийцы и хорваты,
Отвергли европейскую любовь.
Но, слава богу, жители Ирака,
Свободу и порядок обрели.
И Ливия отвергла бездну мрака,
Да и другие жители земли.
Бразильцы, греки, сербы, сомалийцы,
Освободились от своих оков.
Не страшно то, что многие сирийцы,
Погибли, или потеряли кров.
Зато идет свобода по планете,
И ей не надо горьки слёзы, лить.
Все правильно устроено на свете.
Чтоб быть свободным, нужно мир спалить.
Слава Богу, батя не дожил
Я вижу часто своего отца,
В дыму пороховом среди тумана.
Он прятался от глупого свинца,
В одном окопе с Глебом и Богданом.
Я вижу, как «наркомовских» сто грамм
Солдаты пьют из фляги перед боем.
Убит был Глеб, и пал в бою Богдан.
Отец частенько вспоминал обоих.
Но, слава богу, батя не дожил,
До наглого, циничного обмана.
И не видал, как Глебов внук убил,
Внучатого племянника Богдана.
Я — воин, я — десантник, я элита
Я — воин, я — десантник, я — элита,
Но я попал на странную войну.
Моё подразделение разбито,
И сам я под замком сижу — в плену.
Украинцы, обычные ребята,
Мне задают один простой вопрос:
— Какая сила занесла солдата
В их край? И это даже не допрос.
По сигарете с ними закурили.
— И, правда, как попал я в эту глушь?
Что мне ответить этому верзиле?
Молчать, или в ответ проблеять чушь.
Так только честь гвардейскую уронишь,
Сказав, что карту я понять не смог,
Что Мариуполь принял за Воронеж.
Не мог найти по компасу восток.
Вопрос задать бы главному герою:
— Зачем течёт у матери слеза?
Но он ведь за высокою стеною,
И вряд ли сможет мне взглянуть в глаза.
Сумеет ли сказать мне, глядя в очи:
— Зачем послал парней он на позор?
Он мой берет с тельняшкой, опорочил,
Двуглавого орла и триколор.
Ведь предо мной не Ганс, не Фриц, не Джонни,
Не Мухамед и не Абдурахман.
Не Карлос, не Хуано и не Тонни.
Такой же, как и я, простой Степан.
Зачем своею самоходной пушкой,
Пшеницу мну и рыщу по лесам.
Был русским мой отец, а мать — хохлушка,
И мне понять не просто — кто я сам.
Я смерти украинцам не желаю,
И думаю о них всегда любя.
Наверное, снаряды, выпуская,
Я убиваю самого себя.
Политика и смерть родные братья
Политика — созвездье Эгоизма.
История планеты — в рваных ранах.
Потоки лжи и наглого цинизма
Ползут нам в души с голубых экранов.
Политики двуличьем не страдают,
Считать их лица просто нет резона.
А истинных их лиц никто не знает,
Они надёжно спрятаны в кальсонах.
Землёю правят чёрные злодеи.
Что им людские слёзы и проклятья?
Амбиции и деньги им важнее.
Политика и ложь — родные братья.
Был раньше светлый образ коммуниста.
А, в сущности — исчадие разврата.
И прячутся они, да и фашисты,
Под модной нынче маской демократа.
Смотрю я с отвращеньем в эти лица,
И из клоаки должен избирать я.
Через болото чистым не пробиться.
Политика и грязь — родные братья.
Подумать, что они во власти беса,
Наверно могут только лицемеры.
На фоне их он озорной повеса,
И сам им служит правдою и верой.
Дай волю им, и всех сживут со света.
Огонь заключит мир в свои объятья.
В крови готовы утопить планету.
Политика и смерть — родные братья.
Хотят ли русские войны?
Хотят ли русские войны?
Спросите вы у тишины.
Евгений Евтушенко.
Хотят ли русские войны?
Спросите вы у тишины.
И вам ответит тишина:
— Война народу не нужна.
Ответит то же вам солдат,
Берущий в руки автомат.
И те же самые слова,
Вам скажет юная вдова.
Вам скажут сироты и мать,
Боясь, конверты открывать.
А что вам скажет танков гул?
Что скажут Прага и Кабул?
Что скажет вам снарядов шквал?
Луганск, Сухуми и Цхинвал.
Хотят ли немцы воевать?
Опять заплачет чья-то мать.
Заплачут Вена и Париж,
Варшавские дома без крыш.
Заплачет горько Сталинград,
И чудом, выживший солдат.
Хотят ли янки воевать?
Я задаю вопрос опять.
И сразу самолетов вой,
Белград услышит и Ханой.
Дамаск услышит и Багдад,
И цинковых гробов парад.
А кто же хочет воевать?
И почему течет опять,
Река из крови и из слез?
Кто мне ответит на вопрос?
Я пацифист
Я пацифист, ведь