Александр Этерман - Реквием по Н В
ИЕРУСАЛИМ
IС завидной грустью — бегали, потели,А стоило? И вообще-то какПроверить, был ли он на самом деле?
IIПроходит время. Усыхают нотки,Пытаются с разжиженных основИ, капая, торчат как кость из глотки,И, наполняя чашечки весов,
Стекают вниз, к заржавленной машине.Чего там городили огородПро двадцать шесть расстрелянных в пустыне?С отравленных геотермальных вод
Отлично зреют овощи. ПомимоЕды тут экономия воды:Из тридцати веков ИерусалимаКаких-то полстолетья за труды,
Поскольку до почтения к сединамЯ столько накоплю и издержу,Что горе востроглазым мандаринам,Поспевшим к возрастному рубежу!
IIIУже сомкнулись? Браво. Волны хоромДожевывали мертвых египтян,Священных крыс, домашних обезьян,Не брезгуя и головным убором.
IVЕдва сомкнул — и сей же час светает,И вздрагиваю. Ты спокойно спишь,Как у Мольера. Утро наступает,Чуть только за женой недоглядишь.
И думаешь — на то и разномастныГлаза у незнакомого лица,Что видеть сны при свете дня опасноИ тягостно, когда не до конца.
Чем тронешь спящих? Я ее не трогал.Боялся, и амбиции не те,И если уж бодаться с носорогом,То в новолунье, в полной темноте,
Где кошки серы, а собаки люты.Проснуться вместе — и со страхом ждать,Что поцелуешь, ибо с той минутыИ правда будет нечего желать,
А мы продолжим прямо к катастрофе.Твой хрупкий сон под синий небосвод,Под птичий гвалт — за третьей чашкой кофеМы дружно согласимся на развод,
Войдя во вкус супружеской измены.Не от избытка спермы и соплейПродлил Юпитер ночь любви с Алкменой,А только бы не расставаться с ней!
Нам все-таки неизмеримо проще!Ты сохранилась в опции со мнойКак в паспорте — невинной и непрочной,Двадцатилетней и кристально злой,
Хотя и спящей, и хрустально сонной,Когда дотронусь — ибо я привыкПренебрегать гражданской оборонойОпасность блекнет, а соблазн велик!
Так на закате собирают гравийИз под волны. Хватаю и верчуНи писем, ни вещей, ни фотографийИ полагаю все, что захочу.
Но долго ли поймать тебя на слове!Молчанье и отсутствие уликОпасней и верней, чем пятна крови,Как следует из криминальных книг.
Еще разок? Да нет. Здесь нужен кто-тоНахальнее и девственней, чем я,И вообще — из этого компотаЛи сей изюм? Почтенная семья
Сама не шутит и не любит шуток.Вернул добычу — значит, трижды вор…Я засыпал в любое время суток,Чтобы услышать этот приговор.
Но чисто францисканское преданьеО Мартине, делившем с кем-то плащ,Вправляло, как своей железной дланьюОтветствует отступнику палач:
"Оно конечно, я ужасно рада.Но нас учили опередь всегоНе напирать на срок полураспада,А если что — домысливать его.
Когда в струю такое благородство,Ты рассуждала, — надо раскопатьКурган постарше. Но родство и сходствоМы ищем в тех, с кем начинаем спать,
Хотя конечно, дорого и горько,И если в суд, то сразу негде жить…Я неправа, но все же не настолько,Чтобы не рваться переубедить.
А вообще-то, бездна аргументов, Хоть сей же час. Как молвил Дон-Жуан,Я изложу их письменно к моменту,Когда приспичит сочинить роман.
Но разве то, что лепится воочью,При свете дня — мерило темных дел?Мой серый друг, неужто этой ночьюТы недополучил, чего хотел?
Или обиды, как дефекты речи,Растут с годами? Столько лет подряд?Подставь-ка лоб. Мои дневные встречиНисколечки тебя не ущемят,
Поскольку утром, будь их даже рота,Все смотрят вглубь, хоть на воду не дуй.А если мы и правда сводим счеты,То засчитай мне этот поцелуй."
VКрыть было нечем. Бледный от азарта,Я повторял, что зелен виноград,И тот, кто от тоски играет в карты,Не очень-то прельстится на заклад,
Столь бесполезный две недели крядуИ ухмыльнулся. Вероятно, так,Уродуя чугунную ограду,На ней с досады вешают собак,
А сонный лев наверняка философ.Я полагал, что тихо додремлюНеобычайный каменный набросок,Безвинно тяготеющий к Кремлю,
Как Шарль де Голль без одобренья МИДаК мадам Тюссо под юбкой Жанны д'Арк.В конце концов для сохраненья видаМы все переберемся в зоопарк
И голуби, и остроумцы в тоге.Ночь сорвалась, и нам не по пути.Я выскочил за дверь и вытер ноги,Чтоб лишнего с собой не унести.
Я мертвый пес, а потому бессмертен.Востока нет, и Запад мне не брат.Мой зонтик цел, и отпуск обеспечен,И, может быть, я буду город брать.
VIНе занавески — занавес КовчегаС тяжелыми кистями по краям,И не сосульки с кисточками снегаМечи и копья ветер изваял
Из в одночасье гибнущей породы.Преодолев короткий зимний час,Он примирился с тем, что время годаДлиннее и гораздо старше нас,
И разразился непритворным гневом.Куда бежать из северных широт,Когда от ласк весеннего сугреваСреди сугробов магия цветет?
В магическом кругу, в ужасно узкомКольце сомнений, на живом снегуЯ целый день, как девушка на блузке,Нес профиля опасную дугу,
А если к маломощной батарее,То вдохновенно тлеющий неонКак по лекалу голубой затеиНадежно скрасит рыжий медальон,
Портфель в руках и длинный хвост по ветру.Я долго выбирал из разных зол,Но как ни жал, а больше сантиметраНе дотянул до них через камзол
И возгордился, как баран в пустынеГде перепелки, свежая траваИ все права. В водительской кабинеУ всех мужчин кружится голова.
Я тоже мог прикинуться клиентом,Но, отучившись доверять жене,Прекрасно знал, что с этого моментаНас не оставят с ней наедине.
VIIНарод, едва дышавший, может статься,Уже переваривший старый вздор,Весьма упорно не хотел болтатьсяВ пустыне посреди синайских гор.
Случайно уцелев на переправе,Не свой от несварения и тьмы,Он полагал, что совершенно вправеГлотнуть свободы у ворот тюрьмы.
VIIIЛюбовь моя! Неверие в спасенье?Последний шанс у нимфы городской,И вряд ли ты дойдешь без сожаленьяДо жизни и до ярости такой
И повторишься даже и отчасти."Жизнь после смерти? Нет, не может быть!Какой ты веры, высоты и мастиЯ ухитрилась вовремя забыть,
И мне уже нисколечки не жутко".Я сделал фигу: сбрендила, и зря,Грассируя двусмысленную шутку,Шныряешь по страницам словаря
И выдаешь их вместе с головою.Я твердо знал, вручив тебе его,Что разойдемся. Разрушая Трою,Ты без труда добьешься своего,
Как водится, не вспомнив о Гомере.И ой как зря. Как правда пишет Маркс,Напетое в лирической манереЧерез сезон прославится как фарс,
И старый тенор, вероятно, в доле.Знать где копать — не то, что ямы рыть.Ты лучше бы всерьез училась в школе,Чем водку пить и мальчиков водить.
И долго ли до засоренья мифа… —Но что копать, и кто тому виной,Когда, преодолев застежку лифа,Ты начинал ухаживать за мной,
По сути дела, лишь из угожденья,И целый месяц, мокрая, как мышь,Я пела по ночам от предвкушенья,Что ты меня невинности лишишь,
Пока не получилось по-другому.Засовывая голову в диванИ то и дело уходя из дома,Ты хитростью упрочил наш роман,
Наверное, уже проверив в деле,Что все мы серы, дайте только срок!Пропрыгав вместе целую неделю,Я вырывала белый волосок,
А ты смеялся. — Выбираешь Заму?В неполных двадцать? Что же будет в сто?Мне оставалось только выйти замужЛибо удрать — или и то и то…
IXИ, восхитившись трогательной ложью,Я в сотый раз умильно повторю,Что за свое падение к подножьюБольших удач тебя благодарю.
В конце концов, я был моложе на год.Вильнуло десять — и не без смешкаЯ пробую редиски здешних пагодИ гребень золотого петушка.
Как это было? В точности ли верно,Что в пух и прах? И от каких дверейСей устроитель марша на ПалермоУвел вакханить жен и дочерей?
Как можно жить с плешивым акробатом?Отставленный мгновенно и в сердцах,Я, как Сизиф, уписываю платуЗа скучную дорогу в два конца
И плачу от земного тяготеньяИ обладанья. С городских высотПрестижное свободное паденьеВлипает в глубину пчелиных сот,
А Айзек Ньютон, говоря серьезно,Искал в саду не яблоко, а гриб,И оступился. Вытирая слезы,Он от досады потирал ушиб,
Уже схватив, что из объятий МузыНе вынырнешь — и, как карась об лед,Катился вниз с согласья профсоюза,Кусая рот и утирая пот,
Пленившись сразу содержимым ульяИ ролью трутня. Соревнуясь с ним,Я от волненья расставляю стульяИ чувствую себя еще одним,
И пробую от ревности и злостиХозяйского котенка причесать,Пока ты выпроваживаешь гостя,Задерживаясь с ним на полчаса.
Тут нет любви и быть ее не может.Смертельный грех — крутить в такую ночь.Я понимаю, что тебя тревожит,Но вовсе не хочу тебе помочь.
XТак начиналось. Заживо свежее,Но вот, нельзя. Пока что это флирт.Кусаем локти, и под стать затееГорит, почти не грея, чистый спирт
И лезет голубыми языками.Мигаем вслед — хоть сам на стенку лезь!Как это славно — отгореть в стаканеНо что нас ждет, когда он выйдет весь?
Врать нелегко, а притворяться долго.Небесный лоб давно не чистый лист,А пухлый том. Не может жертва долгаВести себя как физиономист.
Так невпопад, так глупо выбрать маску!"Соскучилась, и, право, как дела?"Все дело в том, что по ревизской сказкеТы вечно в этой комнате жила,
А я привык судить официально.И что с того, что, справившись с замком,Ты без труда найдешь дорогу в спальню?Мне все равно мириться с двойником,
Да так, что правый суд придет в смятенье!"Все слава Б-гу". Услыхав ответ,Ты обернулась неприступной тенью,Закрыла дверь и погасила свет,
Так что любовь уперлась в опознаньеЧто станется с нее за десять лет,Когда в углу, как будто в наказанье,Безрадостно качался твой портрет?
По будним дням он до сих пор в работе.Какой печальной яростью полноДрожанье век на содроганье плотиИ занавеси белой полотно!
XIХромой судья едва ли будет тронут.Мы запросто скользим поверх строки,А из холодных неуютных комнатЕсть два пути. Есть образец руки
Вдоль всей стены, нисколечки не греяТы так скучала, чистя карандаш,Что напетляла. Было бы умнееНамалевать лирический пейзаж,
Опять же, от окна до туалета,Или закрасить. В високосный год,Наверное, до наступленья летаВсе высохнет и запах пропадет,
А мы уже привыкли к светлым пятнам,Следам клопов и проданных картин.Наш Диоген, сумевший стать приятнымОбыкновенный светский господин.
Я отпускаю маленького зверя.Он торопливо прыгает с коленИ медленно бежит к открытой двериОт голода и внутренних проблем.
XIIВ дырявой бочке на краю Вселенной,На топком дне желудочной кисты,В косых глазах упившейся сиреныЯ угадал любимые черты
И долго бил копытом от обиды.Такое счастье — но не может быть!Где и когда — и под каким же видомЯ, наконец, сумел ее забыть?
Ты расточила золото и царство,Остался пшик — наш первый общий блин.В такой закваске пенное лекарствоНичуть не хуже, чем пенициллин
И "клей универсальный" в царстве куколВсе, чтобы жить и радоваться. ПустьТак и случится. Я себе баюкалВполне биологическую грусть
И находил следы кровосмешеньяВ благополучной до сих пор семьеСоседей сверху. В ихнем помещеньиНисколько не готовились к зиме.
XIIIТак судьбы гнутся, так они мельчатся,Летит резьба и сводятся на нет.Наверно, нам не стоило встречатьсяПосле семи плюс три голодных лет,
Чихая на неясность отношенийЧто там притворство — радость или гнев?Мы сумрачно держались прежних мнений,Остепенившись и понаторев
В столь милом большинству рабовладеньи:Все в свой черед — не каменный же век,Не коммунизм — все к лунному затменью,Как полагал пещерный человек,
С которым ты охотно согласиласьИ два неполных месяца пробывВ замужнем состоянии, решиласьНа социальный, в сущности, разрыв,
Чтобы реальность в утреннем прочтеньиНе помирила нас за пять минут.Так молят Б-га о землетрясеньи,Чтобы назавтра не являться в суд.
XIVЗа столько лет в сословной мешанине,Где лучше бы иметь отца и мать,А под конец укрыться в мещанинеНаследственную нить не потерять?
А ни черта не сделалось. ОхотноДелюсь советом. Дамский эготизмИзжил безбедно и бесповоротноНижегородский аристократизм.
Царь или раб — а то мудрец? — едва лиЯ все-таки счастливее, чем те,Кто хитроумно заключил ИзраильВ неистребимой книжной тесноте
И заострил не зренье, а сознанье,И неучтивым уголком лицаДовел Восток до самовозгоранья,А Запад до победного конца.
Я в детстве так мечтал его потрогать!Как там, в газете — щупать матерьял,Не отходя. И заплатив, не охать.Я правда ничего не потерял,
Кроме того, что и на зуб культура.Отдав детей кропать конец войны,Охотно взялся рисовать фигурыСнаружи и с противной стороны
И научился весело лукавить,Как ты хотела. Право, не в укор,А в правый глаз — мне нечего добавитьТы страшно подурнела с этих пор.
Мое плененье суть головотяпствоШести колен, свихнувшихся в плену.Лишь сыновья отцов, рожденных в рабстве,Вошли в обетованную страну,
Похоронив родителей в НепалеИ, проявив невиданную прыть,Немедленно по замиреньи сталиПо их бумагам взятое делить,
Войну не кончив и покой утратив,И землю тоже — ни черта не жаль!Мы до сих пор, как идиоты, платимЗа благостную эту пастораль,
Поскольку доля каждого балбесаОпределялась через столько летТем, кто конкретно вышел из Рамсеса,И совершеннолетним или нет.
XVШутить с любовью? Вдруг ее не стало.Пойдешь искать? Проклятые часы!Ты только что клялась и засыпала,А я не дергал тигра за усы.
И назови вчерашнее хоть встречей,Хоть столкновеньем. — Тридцать коробовЗа полчаса. Простимся с даром речи,Досадуя на крепость наших лбов.
XVIВодичка колыхнулась, поглотилаЕще кого-то. Прямо от сохи,А все туда же. Расставанье — сила.Ни римских бань, ни венской чепухи.
МОСКВА
